Страница 73 из 74
— Ну вот так получилось, — добавил я. — Куда идет золото и серебро? — резкая смена тона допроса с приторной, даже, можно сказать, дружеской, на резкую и холодно-равнодушную, застала Демидова врасплох, он вздрогнул, но промолчал. Ладно, я и не думал, что будет легко. — Очень хорошо. Андрей Иванович, приготовь-ка Григория Акинфиевича к дознанию, — на секунду задумался, а затем медленно добавил, — пожалуй, с пристрастием.
— Зачем вам это? — нахмурившись тут же выдал Демидов. — Вы ведь итак все знаете.
— Мы знаем далеко не все, — я покачал головой. — В какой-то степени я вас понимаю, немного оступившись, вы боитесь усугубить положение свое и своего весьма достойного семейства. Но, Акинфий Никитич, золота в Российской империи еще никогда не находили, и законы, карающие вас, как преступника, не прописаны как следует. Если мы поймем, что вы не виновны в гибели Суворова, ранении Бутурлина, а также разберемся с чем связаны бесконечные бунты на ваших заводах, то с остальным попробуем разобраться полюбовно, к всеобщему удовольствию, разумеется с позволения ее величества и определенных уступках с вашей стороны. Но для этого я должен знать, если не все, то очень многое. И да, я уверен, что ваши сыновья прекрасно обо всем осведомлены, так что мне все равно, кто именно поведает мне о случившемся. И, я надеюсь, вы понимаете, Акинфий Никитич, что в последнем случае ни о какой сделке не может быть и речи.
— Я понимаю, — медленно проговорил Демидов и повернулся к Ушакову. — Я хочу вас поздравить, Андрей Иванович, похоже, ваш ученик превзошел своего учителя. — Ушаков скривился, как будто лимон заглотил и иронично поклонился. — Обещайте мне, государь, что вы сумеете сделать так, что ни я, ни члены моей семьи не пострадают.
— Я не государь, — устало откинувшись на спинку стула, поправил я промышленника. — И я даю слово, что сделаю все возможное, чтобы убедить государыню в выгодности нашего сотрудничества.
Из крепости я вышел уже под вечер. Меня знобило, и снова появился кашель. Боясь снова разболеться, я велел затопить баню, и, сидя в парной, обдумывал ситуацию.
Напрямую Демидовы с покупателем связаны не были, только с посредником, имевшим внешность вполне европеоидную и говорившим по-русски с едва заметным акцентом. Сам Демидов не был точно уверен, что золото попадает в Китай, вполне возможно, что и в какую-нибудь западную страну, вот только частенько посредник предлагал бартер, взамен золоту отдавая именно китайские товары: шелк, чай, тушь, тот же нефрит и разные безделушки, такие как веера и прочие дамские штучки. Серебро Демидовы не продавали. Его было немного, и по приказу Акинфия все серебро переплавлялось в слитки и складировалось в специальном складе.
Всего приисков было открыто три: два золотых и один серебряный. Откуда посредник узнал об этом, Демидов не представлял, но уже на следующий день, как они получили первую партию слитков, он пришел с чрезвычайно выгодным предложением, на которое Акинфий после недолгого раздумья согласился.
Суворов столкнулся с посредником случайно. Попытался что-то выяснить, слово за слово, и мужчины схватились за оружие… Результат этих переговоров нам был известен.
Что касается бунтов, то да, они часто вспыхивали, но Демидовым удавалось подавить их своими силами. Этот, на котором ранили Бутурлина, отличался от всех остальных. Во-первых, он начался аккурат после того, как приехали проверяющие, а, во-вторых, никому так и не удалось выявить организатора. Словно работники просто работали-работали, да и решили взбунтоваться. Сами, без подогрева со стороны. На этом месте мы с Ушаковым тревожно переглянулись. Так не бывает, просто потому, что быть не может.
Создавалось впечатление, что на этом злополучном заводе кто-то потренировался организовать нечто вроде миниатюрной революции. Этакая тренировка перед чем-то несоизмеримо большим. Я знаю такие технологии, хоть в теории, но они мне известны. Здесь же все только начинается. Очень скоро полыхнет Франция и августейшая семейка познакомится с гильотиной получше. Да и прикинувшийся, мною, кстати, Емелька вполне неплохо вписывается в эту картину. Конечно, им далеко до виртуозов, отточивших навыки за века, но переживать какую-нибудь, даже мизерную и в итоге не приведшую ни к чему, кроме неоправданных расходов революцию, которую потом пафосно назовут каким-нибудь восстанием под предводительством некоего хердрына, мне совершенно не хочется. С другой стороны, а что я могу сделать? Расстояния и невозможность быстрого получения и передачи информации, ставят меня в очень неприятную позитуру. Да еще и возраст, при котором проще найти себе какую-нибудь влиятельную говорящую голову, которая будет выполнять мои задумки, чем самому пытаться всем доказать, что ты не сдинувшийся на осознании собственной крутости малолетка, а действительно представляешь, о чем говоришь.
— Ваше высочество, позвольте старику погреть старые косточки, а то в крепости прохладно нынче, — я потянулся к холодной воде и протер потное лицо, махнув заглянувшему в приоткрытую дверь Ушакову, чтобы тот проходил и не выстужал парилку. Ушаков сел на верхнюю полку и вдохнул ароматный горячий воздух. — Эх, кваску бы еще на каменку плеснуть, чтобы хлебным духом пахло, — протянул Андрей Иванович. Двигаться не хотелось, но я выполнил его просьбу. Ушаков часто в бане сидел, грел свою больную ногу, которая после этих процедур, вроде не так сильно его доставала. — Хорошо, — он даже зажмурился, как кот перед крынкой сметаны. — Тут по случаю выяснилось, что ее высочество принцесса Гольштейн-Готторпская письмами зашифрованными с братом своим обменивается. Про настроения при дворе ему докладывает. Он же в свою очередь кое-чем с ней тоже в последнем письме поделился. Слишком расстроен король Фридрих, что с послом так получилось, да и с герцогиней Ангальт-Цербстской, вот и сгоряча добавил пару лишних строк.
— И что пишет? — я снова плеснул на лицо холодную воду. Так, Луизу надо убирать куда-нибудь, пока она братцу о чем-нибудь важном не стуканула. Да и ее присутствие всегда слишком сильно меня раздражало, чтобы это можно было списать на простую неприязнь. Мы с ней как две кобры в брачный период себя ведем, на такие вот веселые ассоциации наши стычки меня в последнее время наталкивают.
— Хочет войной пойти, только сроков не называет. И первым, кого хочет наказать — Августа Польского, за нарушение их договора.
— Пф-ф, а чего он хотел-то? Знал поди с кем связывается? — я даже удивился тому, что Фридриха так задела новость о том, что, когда появился выбор, Август рванул в сторону, сулящую большую выгоду, на всех парусах.