Страница 16 из 24
«Как ты там, интересно?» – подумала про себя Катя. За прошедшую неделю все напоминало о нем. Она размышляла и предположила, что, возможно, этому посодействовал ее визит к психологу, который оживил, как ей казалось, не так давно уснувшие воспоминания. Катя глубоко вздохнула и также, как пару минут назад, уставилась в грязное, вымаранное окно. Голос в маленьком репродукторе объявил следующую остановку и дребезжащие створки дверей закрылись, наконец-то ограничив проникновение холодного воздуха в помещение.
«Есть три вида людей, Катюш, – он встал с подоконника, застегнул ремень своих джинсов и на его упругом торсе проступил рельеф, – первые – это те, кому многого в этой жизни не нужно. Они это осознают и делают свою небольшую, но зачастую очень важную работу, которую мы обычно не замечаем. У них нет амбиций и они составляют большую часть нашего общества. Вторые знают, чего хотят и добиваются этого. Не ноют и часто вдохновляют других на подвиги. А есть третьи: с претензией на жизнь, с хорошими умственными способностями, но так и не решившиеся что-то сделать, прыгнуть выше себя. И эти последние, – сказал он, внимательно глядя ей в глаза, – самые несчастные». Он надел рубашку и двинулся на кухню.
– Остановка метро Петроградская, – механически проговорил репродуктор где-то в уголках троллейбусного потолка. Створки, раскрывавшиеся уже миллионы раз, чуть скрипнули и салона внутрь снова проник свежий февральский воздух. Катя, через долю секунду осознавшая произнесенные мертвым голосом слова, резко повернулась, а потом вскочила со своего пригретого места и вылетела наружу – на улицу. Троллейбус закрыл свои двери и последовал дальше по маршруту. Субботний проспект был практически пуст и редкие машины, как могли, заполняли проезжую часть.
Неподалеку от метро, в кафе на углу старинного дома с длинной бетонной лестницей, заканчивающейся небольшим пятачком перед входной дверью, было тепло. Даже жарко. Работавшая там же, в одном пространстве с кассой пекарня издавала крайне много жара, с которыми специальные вытяжки, увы, не справлялись. Практически каждую минуту открывающаяся то и дело дверь, впускавшая посетителей, исправно дарила помещению пусть и небольшую, но остужающую порцию свежего воздуха. В зале, состоящем из нескольких столиков, несмотря на середину дня, было немноголюдно: подальше от входа, в углу сидел высокий парень в огромных наушниках, спущенных на плечи, а недалеко от него, через столик – грустная старушка, взявшая чашку чая и маленький рогалик и если бы не бодро-торжественная музыка, лившаяся из круглых серебристых колонок, вмонтированных в потолок, то в те редкие моменты между посетителями, делавшими заказы, и хлопавшими дверьми, в помещении стояла бы тишина.
Вся выпечка за стеклянной витриной, отполированной до блеска и отсутствия разводов, выглядела аппетитно. Свежие румяные розаны, круассаны, конвертики, миниатюрные грузинские хачапури стояли ровными рядами друг от друга, не соприкасаясь. На деревянных паллетах они громоздились позади чёрных квадратиков – крошечных меловых дощечек, на которых аккуратным почерком были выведены цифры, обозначавшими цену. Катя считала, прикидывала, складывала в уме эти цифры, невольно вспомнив, что на карте осталось всего лишь семьсот с небольшим лишком рублей, а до зарплаты – еще пять дней. Целых пять дней, которые нужно было просуществовать. Питаться и ездить на метро. Она, как могла отгоняла от себя неприятную мысль, осознавая, что придётся брать в долг.
– Сахар, корица? – спросила моложавая девушка за кассой, облачённая в чёрный фартук, туго обернувший ее пышную грудь, а поясом – тонкую подростковую талию.
– Нет, не нужно, – ответив томным басом, какие случаются обычно у актеров или дикторов, мужчина средних лет в чёрном кашемировом пальто блудливо и медленно, словно облизывая таявшее мороженое, скользил глазами по фигуре девушки по ту сторону деревянной стойки. Вся погружённая взглядом в горящий экран, по которому она быстро ударяла пластиком, девушка этого не замечала.
Катя наконец определилась. Нутро все ещё жгло неприятной мыслью. Сам факт одалживания денег воспринимался Катей как унижение, хотя оно, это унижение случалось часто – практически каждый месяц. И унижало Катю это потому, что данный поступок каждый раз констатировал ее собственную ничтожность и неумение зарабатывать в эпоху рыночных отношений, когда способов получить деньги было предостаточно. Тем более, когда тебе тридцать. От этих размышлений на душе Кати становилось грустно. Неприятно и стыдно. Стыдно за саму себя и за то, что на оставшиеся рублевые крохи она не дотянет до зарплаты.
Рыжий парень в сером капюшоне толстовки, находящийся в двух шагах от нее, поглядывал на Катю искоса, иногда отрываясь от своего смартфона. Возле его ног вилась маленькая собачонка с короткими ногами и большими ушами. Ее длинной чёрная шерсть была особенно примечательна белым пушистым воротником и рыжеватыми вкраплениями-клоками по бокам, а также на коротких её, но упругих ногах. Собака ходила вокруг хозяина кругами, обходя его то с одной, потом с другой стороны, останавливаясь только на пару секунд – посмотреть вверх, на него. Мужчина в кашемировом пальто, бросив «Спасибо» девушке, посмотрел ей пристально в глаза и неторопливо взял в руки сначала белую картонную коробочку, потом бумажный стаканчик с кофе, а затем степенно дошёл до двери и вышел.
– Два розана, пожалуйста, – сказала Катя куда-то в сторону, не глядя на сотрудницу пекарни.
– Напитки? Чай? Кофе? – мило отозвалась вопросом девушка. Катя помотала головой.
– Вам здесь или с собой? – атаковала вопросами сотрудница кофейни.
Катя вдруг подумала, что этот вопрос один из самых популярных в современном мире, популярнее которого может быть только «Карта или наличные?». С этой мыслью она достала смартфон из кармана зеленого пухового пальто. Второго вопроса отчего-то не последовало и на маленьком пластмассовом аппарате высветилось число. Числа, по природе своей абстрактные, думала Катя, стали ещё более абстрактными за последние несколько лет, и все более переходили в утрированную виртуальную реальность. Впрочем, виртуальными стали не только деньги, но и люди. И если с деньгами ещё можно было разобраться, размышляла она, то с людьми всё в разы сложнее. «Хотя, – промелькнула в ее голове мысль, – деньги всегда связаны с людьми и приходят через них».
Выйдя из тёплой пекарни, Катя почувствовала, как ее привычно обдало свежим, густым, пронизанным крохотными частицами воды, северным ветром. Тяжелый как свинец, воздух ловко нырял под полы пальто и заставлял съеживаться, выколачивая из тела последнее тепло. Катя пошла по поблескивающему застывшими лужами тротуару вдоль магазинов и офисных помещений, расположившихся на первых этажах зданий. Пройдя метров пятьсот, она заметила отделение банка и быстро в него зашла. В зале, наполненным огромными машинами-аппаратами, был один человек – девушка, которая стояла возле окна во всю стену и смотрела на падающий большими бесформенными хлопьями снег. Она говорила по телефону.
«Введите сумму», – говорил с Катей банкомат – бездушное железное существо, знавшее только стандартные шаблонные фразы. Она взяла две купюры из небольшого углубления в аппарате и спрятала их в глубине сумки. Катя снова попрощалась с теплотой помещения и вышла на улицу. Здесь, недалеко от метро, где обычно скапливается большинство магазинчиков и кафе, торговых точек и различных заведений, холод ощущался не так сильно – будто бы эпицентр капитализма пригревал своих адептов иллюзорным чеканенным теплом. Словно, чем ближе к костру подходил человек, тем теплее ему становилось, а само тепло между очагами торговли просто не успевало улетучиваться и перетекало из одной двери в другую.
Катя увидела на противоположной стороне улицы большие желтые буквы на красном фоне. Возле входа в здание стояло несколько человек – все были мужчинами, и все были в полугрязных, неопрятных одеждах. Они громко разговаривали и их голоса были слышны даже Кате – оттуда, с той стороны улицы. Она взглянула на серое, с маленькими вкраплениями блестящих стеклышек кольцо на среднем пальце своей левой руки. Фианиты образовывали небольшую вытянутую восьмерку, являвшую собой знак бесконечности. Катя посмотрела на мужчин с опаской, чувствуя небольшую тревогу, но все же решила идти.