Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 7 из 8

Как вдруг, сразу после звонка, в 13.40 на большой перемене в столовой Сан Саныч увидел, как без пяти минут выпускники собирали по двадцать рублей за вход в столовую со всех младших курсов.

По дороге домой, в рейсовом автобусе номер восемь, вдруг закончился бензин, и Сан Саныч, в ужасе, но абсолютно как наяву, увидел, как вот этот усатый водитель за углом у техникума на конечной остановке каждый день сливает бензин в свою личную канистру. «Может, я всё это уже видел, но не обращал внимания? – растерянно думал физрук. – «Может, это просто день такой?». И уже в следующий момент почти наверняка знал, что вот эта юная девица, сидящая у окна в автобусе, свой крутой телефон забрала у матери после трехдневной истерики о том, что она, последняя «лохушка» в классе, осталась без нормального смартфона и 4G.

– Девушка, извините! У вас теперь, как у всего класса, нормальный смартфон, да? Мамин, да? А ей папа подарил на юбилей, да? – вежливо спросил Сан Саныч, наклоняясь к юной особе, уставившейся в экран телефона. Девочка отпрянула от странного мужика в спортивном костюме, испуганно распахнув синие глаза, в которых Сан Саныч сразу прочитал, что он прав на сто процентов. Он развернулся и быстро вышел на первой же остановке.

В 18.00, весь в раздумьях, забыв о вечерней тренировке и оставленных в спортзале классных журналах, Сан Саныч зашёл в магазин, чтобы купить еды любимому коту, о чём жена весь день напоминала ему эсэмэсками. Вдруг он догадался ни с того ни с сего, почему его кот орёт по утрам раньше обычного и будит всё семейство. Он быстро подошёл к стеллажу с пакетиками кошачьего корма. На ценнике висела свежая бирка, извещающая о скидке, но цена была точно такой же, как две недели назад, когда он сам последний раз покупал эту продукцию. Сан Саныч вчитался в мелкий шрифт и… нашел! Вес нетто – на двадцать грамм меньше, а цена та же! Бросив пакеты на витрину, Сан Саныч угрюмо пошёл к полкам с пивом…

Утром физрук был весел и бодр. «Милая! Я все придумал! – говорил он уверенно любимой жене за завтраком:

– Всем студентам, кто ни туда ни сюда в нашем физкультурном деле, я теперь буду без жалости занижать оценки до неуда! А что? Стандарты, нормативы ГТО, понимаешь, возрождение физических кондиций молодежи! Конечно, я готов найти время дополнительно позаниматься, но только через дополнительные платные услуги. Или напрямую с них брать? Всяко-разно около сотни таких разгильдяев со всех курсов легко наберётся! Пусть время дополнительное, зато выгодно. И я тоже теперь буду, как все нормальные люди!

Общее имущество

Жил-был третий подъезд многоэтажного дома с лифтом и всеми жильцами мирно, спокойно и вполне, по современным меркам, дружелюбно. Лет шесть прошло, как новостройку заселили жильцы. Дом был вполне себе чистым, с регулярно приходившей уборщицей, хотя и без консьержки. Соседи чинно здоровались, встречаясь на лестничных клетках и в лифте, а по праздникам даже поздравляли друг друга, опять-таки, если сталкивались в своем чудном, выкрашенном в мягкий жёлтый цвет подъезде. Дети жильцов подрастали с каждым годом, но никакого особого вреда от них не наблюдалось, поскольку дети давно уже не собираются шумными компаниями на лестничных площадках, а торчат все вместе исключительно в Интернете. Сидеть в Интернете удобнее, конечно же, на диване, чем на твёрдых ступенях подъезда, а значит, наш подъезд, наверное, впервые с самого изобретения многоквартирных домов, использовался исключительно по своему прямому назначению.

И вот однажды, обычной, ничем не примечательной осенью, жильцы увидели на стене своего общего имущества, а именно лифта, крупно и глубоко процарапанную гвоздем надпись: «Козёл, пешком ходи!». Для третьего подъезда это было невиданное свинство, или козлинство, которое сразу же вызвало пересуды жильцов. Пересуды, как правило, происходили на детской площадке, где мамочки и бабушки из числа соседей гуляли с детьми и внуками. Затем пересуды перетекали на кухни квартир, и даже в супружеские спальни. Вопросов было два: кто написал и про кого написал?

– Юрка из сорок восьмой квартиры! – убедительно доказывала жиличка Антонина Петровна, цепко держа за руку скучающего от взрослых разговоров внука. – Он уже в восьмом классе, самый старший среди всех детей нашего подъезда. К тому же я лично слышала в розетку из своей спальни, как за стеной на него ругалась мать Галя по поводу ужасного почерка!

Молодая продвинутая мамочка Наташа, менеджер компьютерной фирмы из пятьдесят четвёртой квартиры, усомнилась:





– Да вы что! Он такой тихоня, да к тому же в своём телефоне в Интернете сидит, даже когда по улице ходит! Куда родители только смотрят, ведь так под машину попасть можно! Позавчера чуть ребёнка мне не сбил! Уставится вечно в свой телефон и идёт наощупь! И вообще, тихий ребенок!..

– Здравствуйте, Фёдор Николаевич! – почти хором поздоровались жилички с соседом из шестьдесят третьей квартиры, солидным мужчиной из коллегии судей, вышедшим прогулять своего французского бульдога. Полный, седой, солидный мужчина лет пятидесяти величественно кивнул головой в сторону соседок.

– Вот именно, что в Интернете! – не сдавалась Антонина Петровна и с победным выражением лица продолжила: – Именно! А в лифте, девочки, Интернет не ловит! Так-то! Потому и написал Юрка как раз в лифте, а не где-то ещё!

Общее осуждающее подростка мнение жильцов через кухни и супружеские спальни было сформировано к утру следующего дня по всем этажам. Но, поскольку народ в доме проживал городской и в основном интеллигентный, самому Юрке и его родителям ничего не сказали. Где ж найдёшь дурака, чтобы сам в таком вандализме признался! Лишь тонко посоветовали матери сводить Юрку к психологу по поводу интернет-зависимости.

Однако через два дня местный Пинкертон – Антонина Петровна была посрамлена, поскольку в лифте рядом с предыдущей надписью появилась другая: «Сам, сука, козёл! Сам пешком ходи!».

Очевидно, что почерк принадлежал другому человеку, а представить жильцов, своей рукой царапающих слово «сука», было совершенно невозможно.

«Это не наши жильцы! – доказывала Наташа. – Это какие-то форменные хулиганы, а у нас все люди интеллигентные!». Тема порчи общего имущества получила второе дыхание, версии сыпались одна за другой, но внятных ответов не было. К тому же переписка загадочных вандалов продолжилась с новой интенсивностью. Появилась надпись маркером: «Прибью собаку!», затем: «Трусливое дерьмо!». Потом: «Убери за собой!». Потом: «Скунс, заткнись!»…

Соседская община, включая жильцов первых этажей, которые сроду и лифтом-то не пользовались и на этом основании всегда требовали уменьшить плату за общедомовое имущество, спешили в лифт, как к телевизору за новой порцией сериала отечественного производства.

Наконец на исцарапанной стене с пятнами от чернил, которые тщетно пыталась отмыть уборщица, появился аккуратно приклеенный пластырем альбомный лист, исписанный мелким каллиграфическим почерком. Одинокая пенсионерка Марья Филипповна с седьмого этажа вспомнила, что она заслуженный педагог. Она написала корректное, но очень пафосное, аргументированное, взывающее к чувству прекрасного воззвание к вандалам. Чувство прекрасного, выходило по мнению ветерана учительского труда, конечно же, есть даже у хулиганов и вредителей, хотя в скрытом виде. В конце обращения была выведена аккуратная разборчивая подпись и указан номер квартиры автора, которые как бы подчёркивали, в противовес анонимности хулиганов, мужество пенсионерки. Она раз пять в этот день выходила на улицу и поднималась обратно с высоко поднятой головой и поджатыми губами, как бы демонстрируя всем свой моральный авторитет и гражданскую смелость.