Кузня Крови

Деревней это было сложно назвать. Чуть больше привычных мне выселок и дома стоят кучей, а не разбросаны друг от друга. Я даже сомневаюсь, что здесь найдётся десять лошадей.

Дома окружал хлипкий частокол, наполовину занесённый снегом. Мой десяток, шумно дыша, остановился только у самого высокого дома, покрытого яркой, не успевшей потемнеть соломой этого года.

— Хённам, старшего мне.

Он кивнул, грохнул кулаком в дверь, едва не сорвав её с кожаных петель, и рявкнул:

— Старшой, живо на улицу.

Но он совсем не спешил. Я, прищурившись, глядел, как здоровый мужик, круглолицый, с курчавой бородой, спустился с крыльца и поклонился мне:

— Ваша милость, — да и вопрос его был наглым. — Чего звали?

Я напомнил себе, что это не мой человек. И что он даже польстил мне, назвав милостью, а не достопочтенным. Хотя так заискивают едва ли не все простолюдины. Спокойно сказал:

— Лошадей нам. Одиннадцать штук.

Мужик пожал плечами:

— Так где их взять, ваша милость? У нас домов меньше.

Я на миг сжал губы, смиряя рвущиеся слова и думая. Спросил:

— Так лошадей у вас вообще нет?

Мужик снова пожал плечами:

— Как нет, есть ваша милость, — понизив голос, он чуть наклонился ко мне. — Только это, заплатить бы, ваша милость. Пять щитов, ваша милость и найдём лошадок-то.

Я замер. Что за бред? Зачем крестьянину, ну пусть и не крестьянину, а их старшому, монеты Кузни? Где он их тратить будет? Придёт к казармам наших десятков и выменяет их? На что?

Нет сомнений, что это не более чем очередная сложность в задании. Интересно, что было бы, швырни я ему пять щитов, но у меня нет лишних монет. Всё, что я получаю в конце дня, всё трачу без остатка. И при этом мои люди голодают. Не было ещё ни одного дня, чтобы я сумел выполнить все задания.

Нужно это менять. Мне нужны эти лошади и нужно успеть прибыть к Кузне до конца отмеренного срока.

Я отступил на шаг от внимательно глядящего на меня мужика, негромко спросил:

— Хённам, а кто у нас деревенский?

Он тут же ответил:

— Дохляк, Старик и Здоровяк, мой господин.

Я довольно кивнул:

— Отправь их искать, где они держат этих лошадей. Если что, пусть надают по шее местным.

Кодик рявкнул у меня за спиной:

— Чего замерли? Не слышали господина? Живо двинули. Дохляк вон туда, Старик, ты туда, а ты Здоровяк, вернись и начни с хлевов, мимо которых мы пробежали.

Всё это время я не спускал глаз с мужика-старшего. Он лишь чуть пожал плечами и так и замер, не опуская глаз и смотря на меня сверху вниз. И вот этого я уже не стерпел:

— Перед тобой идар, умерь свою наглость или мне придётся сделать это самому.

Мужик опустил взгляд в снег под нашими ногами, забормотал:

— Эх, простите, ваша милость, клянусь Хранителями — задумался.

Позади, в едва слышном смехе зашёлся Наглый. Но я не успел даже повернуться, чтобы ожечь его взглядом, как из-за домов послышался вскрик.

Всё, что я успел — это схватиться за меч, а затем в нас полетели стрелы. В моих людей. Три удара сердца и на ногах остался я лишь один.

Несколько мгновений глядел на ещё горящее голубым оперение стрелы в груди Кодика, а затем поднял взгляд. Из дома старшего деревни вышел наставник Визир, хмыкнул:

— В письме было указано, что границу перешли. Уже перешли. На вашу беду, в эту деревню они пришли раньше, чем вы. И ты, так называемый владетель, погубил своих людей в ловушке. Думать нужно, а не нестись сломя голову.

Я возразил:

— Здесь не было следов крови или разора. Старшой смотрел прямо и без страха, не пытался косить за спину или…

Я замолчал, недоговорив, потому что наставник Визир взялся за горящую синим рукоять короткого меча. Мне только и оставалось выдохнуть:

— Но какая разница, да?

Мой меч не был зачарован, но я здраво оценивал свои силы. Может быть, Адалио или Трейдо и могли бы стать опасными для Визира, но точно не я. Он, самое меньшее, Возвышенный мечник или и вовсе Паладин. Мне может не хватить сил даже пробить его кожу.

Но кто сказал, что я не попытаюсь?

Я поднял меч к поясу, а через мгновение рванулся вперёд в быстром выпаде, пытаясь ужалить кончиком лезвия в горло Визира.

Он ударил сбоку, сбивая удар, крутнулся, на миг оборачиваясь ко мне спиной, а затем просто и без затей впечатал мне кулак в ухо.

Падая, я успел с сожалением отметить: «Даже зачарование с меча на меня не потратил», а затем мир потемнел и мне стало всё равно.

Глава 30

Первое, что я ощутил — это то, что мне нечем было дышать. Несколько ударов сердца я боролся за глоток воздуха, пытаясь сделать хотя бы вдох, а затем и сердце пропустило удар, остановилось заледенев.

Но я наконец очнулся от сна и понял, что происходит. Проклятые тени!

Распахнув глаза, я с хрипом, с усилием, словно неподъемную тяжесть втянул в себя воздух. В дортуаре выстыло к утру, но даже его холодный воздух согрел мне грудь и сердце вновь застучало.

— Ха-а-а-с-сп…

Я с ненавистью зыркнул на тень, борясь с желанием швырнуть в неё хоть что-то. Хоть подушку, как бы по-детски это ни звучало.

Едва я привыкаю к одним выходкам своей тайны, как они идут дальше. Мало мне того, что они заговорили. Вернее, попытались. Мало того что они теперь появляются, даже если вокруг меня люди. Так теперь этот лёд в груди, что появляется после их прикосновения, выстуживает и сердце.

Уже десятицу я каждую ночь боюсь, что не проснусь. Глупо, конечно. Я не знаю, чего добиваются эти тени, но явно не того, чтобы уничтожить последнего, кто носит в себе кровь проклятого Безымянного Предка, что их создал.

Может, я, конечно, и неправ, может быть, я не единственный такой и уж точно не последний. Если у матушки родился я, то кто сказал, что мой брат и сестра не будут нести в себе такой же крови?

Теперь я, пожалуй, не так уж и хочу, чтобы у меня они появились, эти брат и сестра. Чувствовать, пусть и во сне, как у тебя останавливается сердце, обращается в кусок льда и умирать, не в силах сделать вдох… Не самое лучшее из того, что можно пожелать другому человеку, тем более близкому.

Плевать на эти леденящие прикосновения и холод в груди, когда тени высасывают огонь души, но умирать, понимая, что сердце превратилось в лёд…

С наслаждением ещё раз втянул в себя воздух полной грудью:

— А-а-ха.

На расстоянии вытянутой руки зашевелился Браур, сонно пробормотал:

— Лиал? Что случилось?

Я буркнул:

— Ничего. Отлить нужно.

Браур опустил голову на подушку и тут же засопел, провалившись в сон. Мне такое не грозило. Последние дни я много думал, что стало причиной изменений в этот раз. Я точно никого не убивал. Все эти дни это мы раз за разом «умирали». Наставники устраивали нам ловушки в лесах, на дорогах, в деревнях, в местах, куда мы должны были прибыть на помощь «королю». И даже в тех сражениях, где мы сходились «войско на войско», я каждый раз умирал, словно проклятый.

И, думается мне, что в этом и беда. Не только в том, что я проклятый носитель крови Безымянного, но и в том, как я «умер» однажды.

Заполучив-таки зачарованный клинок в сердце.

Я давно расстался с мыслью выучить хотя бы несколько внешних техник. Не попытался взломать сундук с матушкиными книгами, не заглядывал в Кузне в разделы, посвящённые адептам внешних техник, хотя книг на эту тему здесь лежало немало.

И поэтому сейчас совершенно не понимал, как зачарование ложной смерти на клинке совместилось с прикосновением моих теней. Хотя одно то, что оно словно оставляло после себя частицу стали внутри меня и боль в ране, которую смывала только молитва у алтаря, уже должно было заставить меня подозревать какую-то связь. Ведь от этих ран из всех птенцов страдал только я. Остальные забывали о них самое большее через пару часов.

Может ли быть такое, что это зачарование ложной смерти Кузни основано на каких-то знаниях уничтоженного королевства Валио? Почему нет? Кузня и возникла сразу после той войны. Это сейчас земли проклятого королевства безлюдны и даже руины, наверное, исчезли, но тогда те земли были полны трофеев, богатств и тайн уничтоженных Домов.