Страница 21 из 28
Есенин попросил познакомить его с Цюрупой. Будучи секретарём коллегии, я легко устроил эту встречу.
Цюрупа был внимателен и приветлив с Есениным. Во время короткого разговора Цюрупа сказал, что он рад познакомиться с поэтом, что он о нём слышал и читал некоторые его стихотворения, которые ему понравились. При прощании Александр Дмитриевич просил передать привет Зинаиде Николаевне, которая в это время уже не работала в комиссариате. Сергей Александрович был очень доволен этим свиданием.
По характеру своей работы мне приходилось бывать в кабинете у Председателя ВЦИК Я.М. Свердлова, который иногда беседовал со мной о положении продовольственного дела на местах и о крестьянстве. Однажды мы заговорили и о Есенине. Я рассказал Якову Михайловичу о своём знакомстве с поэтом. Оказалось, что Свердлов знал о Есенине и ценил его талант, хотя ему не нравилось есенинское преклонение перед патриархальной Русью».
Да, в первый год существования советской власти Есенин был настроен весьма сочувственно по отношению к ней и её представителям. Поэт Пётр Орешин писал об этом периоде его жизни: «Для Есенина эта весна и этот год были исключительно счастливыми временами. О нём говорили на всех перекрёстках литературы того времени. Каждое его стихотворение находило отклик. На каждое обрушивались потоки похвал и ругательств. Есенин работал неутомимо, развивался и расцветал своим великолепным талантом и необыкновенной силой».
Сергей Александрович жил в доме № 16 – в причудливом особняке мавританского стиля, частично скопированного с португальского замка Пена в Синтра. До революции владение принадлежало А.А. Морозову. Картину строительства этого «глупого, ненужного дворца какому-то глупому и ненужному человеку» нарисовал Л.Н. Толстой в XII главе романа «Воскресение». С мая 1918 года здание занимали различные организации Пролеткульта. Осенью Есенин работал совместно с М.П. Герасимовым, заведующим литературным отделом московского Пролеткульта. Для жилья Михаилу Прокофьевичу была предоставлена в «мавританском» особняке ванная комната. Это было большое светлое помещение с декадентской росписью на стенах. Вот в нём и творил три-четыре месяца Сергей Александрович.
Первой совместной работой сожителей стала «Кантата», написанная по просьбе скульптора С.Т. Конёнкова. Это произведение создавалось к открытию мемориальной доски на Кремлёвской стене в память о героях революции.
«Кантата» состоит из трёх частей. Первая часть принадлежит М.П. Герасимову, третья – С.А. Клычкову, вторая – С.А. Есенину:
В октябре и ноябре Есенин принимал участие в работе над сценарием «Зовущие зори». Его соавторами были М.П. Герасимов, С.А. Клычков и Н.А. Павлович. Сценарий был для поэта попыткой сближения с пролетарскими литераторами. Не получилось (в творческом плане).
Когда работа над сценарием была окончена, Есенин перебрался в другое помещение «мавританского» дома. О нём мы находим упоминание в воспоминаниях журналиста Л.И. Повицкого. Как-то, бродя по широким коридорам особняка, он встретился на лестнице с поэтом С.А. Клычковым. Сергея Антоновича Повицкий знал. Тот остановился и, кивнув на рядом с ним стоявшего парня в длинной поддёвке, сказал:
– Мой друг – Сергей Есенин.
Рядом с высоким, с резко выраженными чертами лица Клычковым Есенин, худощавый и небольшого роста, казался подростком. Он улыбнулся и певуче произнёс:
– Сергей Антонович меня здесь приютил. – И указал куда-то вверх.
Особняк А. Морозова
Повицкий заглянул к поэтам: «Они ютились в получердачном помещении, под самой крышей. Большая, с низким потолком комната была вся уставлена сборной мебелью: столами, тумбами, табуретками и мелкой древесной всячиной. Комната служила складочным местом для ненужного хлама».
Через некоторое время Есенин и Клычков побывали у Л.И. Повицкого. Лев Иосифович жил на Петровских Линиях. Поговорив с гостями, он пошёл на кухню. Вскоре вернулся за сливочным маслом. В буфете его не оказалось. Обернувшись к гостям, Повицкий смущённо сказал:
– Извините, масла не найду…
Оба поэта прыснули со смеху.
– А мы не выдержали, съели всё без остатка, – признался Есенин.
– Как съели, ведь в буфете хлеба не было?
– А мы его без хлеба, ничего – вкусно! – подтвердили оба и долго хохотали, любуясь смущённым хозяином.
Москва голодала. Райх писала из Орла 22 ноября А. Белому: «Посылаю вам коврижку хлеба. Если увидите Серёжу скоро – поделитесь с ним».
После рождения дочери Зинаида Николаевна не сидела на шее родителей. Сначала устроилась инспектором Орловского наркомпроса. Затем – заведующей секцией окружного военного комиссариата. Следом – заведующей красноармейским клубом. Словом, могла иногда побаловать супруга хлебушком. Получал оный Сергей Александрович и из родного Константинова.
Мариенгоф. В начале сентября из Пензы в Москву перебрался молодой поэт Анатолий Мариенгоф. Первые недели пребывания в столице жил во «Втором Доме Советов» (гостиница «Метрополь») и был преисполнен необычайной гордости: повезло. Ещё бы, при входе в здание матрос с винтовкой, в вестибюле за столом – красноармеец с браунингом выдаёт пропуск, отбирают его уже два красноармейца. Вечером воздушное существо в белом кружевном фартучке принесло чай. И всё это благодаря двоюродному брату Борису.
Около двенадцати ночи в номер вбежал маленький быстрый человек со светлыми глазами, светлыми волосами и короткой бородкой клинышком. Глаза его весело прыгали и остановились на стопке книг, лежавших на углу стола. На обложке верхней было оттиснуто «Исход» и изображён некто звероподобный, уносящий в призрачную даль распустившуюся розу. Незнакомец раскрыл книгу и прочёл:
А. Мариенгоф
Трёхстишие принадлежало Мариенгофу и именовалось им поэмой, которая, по его мнению, превосходила своей правдивостью и художественной силой все образы любви, созданные мировой литературой. Негодованию молодого поэта не было предела, когда незваный гость разразился смехом, громким и непристойным, воскликнув к тому же:
– Это замечательно! Я ещё никогда в жизни не читал подобной ерунды.
На это признание Борис ткнул пальцем в сторону брата:
– А вот и автор.
Незнакомец дружески протянул поэту руку. Когда он ушёл, унося с собой первый альманах имажинистов, Анатолий, дрожа от гнева, спросил брата:
– Кто этот идиот?
– Бухарин! – коротко ответил Борис.
К удивлению Мариенгофа, в тот памятный вечер решилась его судьба; он стал литературным секретарём издательства Всероссийского центрального исполнительного комитета Советов.
Издательство размещалось в здании на углу Тверской и Моховой улиц. Из окна Анатолий наблюдал за первой из них: «По улице ровными каменными рядами шли латыши. Казалось, что шинели их сшиты не из серого солдатского сукна, а из стали. Впереди несли стяг, на котором было написано: “Мы требуем массового террора”».