Страница 19 из 28
Беседа наша затянулась допоздна. Разговор шёл главным образом о поэзии и известных поэтах того времени. Деталей разговора я, конечно, не помню. Когда я собрался уходить, Сергей Александрович встал из-за стола, взял с книжной полки книжечку и, сделав на ней надпись, протянул её мне.
– Это вам в подарок.
Книжечка была “Исус-младенец”. Обложка её разрисована красками. Отвернув обложку, я увидел надпись: “Петру Авдеевичу за тёплые и приветливые слова первых моих шагов. Сергей Есенин. 1918”».
В свой следующий визит Кузько принёс номер газеты «Кубанская мысль» от 29 ноября 1915 года со своей статьёй «О поэтах из народа. Сергей Есенин». В ней он писал: «Мы имеем ещё очень мало стихов Есенина, и они разбросаны по периодическим изданиям, но то, что есть, уже даёт возможность говорить о значительности и силе поэтического таланта этого юноши, поэта-крестьянина, с золотистыми кудрями и светлой искренней улыбкой. И если в поэзии Клюева в первый период его развития горел огонь религиозного сознания, то в поэзии Есенина уже чувствуется загорающееся пламя любви к родине».
Мысль автора статьи подтверждалась стихотворением Есенина «Плясунья»: …Для этого переломного времени (рубеж 1917–1918 годов) характерно стремление Есенина сблизиться, войти в контакт с людьми, близкими к власти, узнать от них что-то о новых вершителях судеб народов. П.А. Кузько рассказывал о них Сергею Александровичу, и тот с жадностью ловил каждое его слово.
С. Есенин и З. Райх, июль 1917 г.
– По характеру своей работы в Комиссариате продовольствия, – говорил Пётр Авдеевич, – я уже побывал раза два или три в Смольном – в Совнаркоме, где мне посчастливилось вблизи видеть и слышать Ленина. Я не мог не поделиться с Сергеем Александровичем своей радостью. Он с большим интересом стал расспрашивать меня: как выглядит Ленин, как говорит, как держится с людьми? Я ему рассказал о Ленине всё, что сам мог тогда подметить во время напряжённых деловых заседаний.
Как увидит читатель дальше, эти рассказы не пропали втуне.
Своё трёхлетнее пребывание в Петрограде Есенин завершил публикацией в газете «Вечерняя звезда» стихотворения весьма близкого по стилю и содержанию его маленьким поэмам:
В возрождённой столице. 12 марта[17] 1918 года Председатель Совета народных комиссаров В.И. Ленин въехал в Кремль. Москва вновь получила статус столицы. Случилось это в первую годовщину Февральской революции, которая произошла 27 февраля (по старому стилю). Вождь большевиков любил символику.
Год демократии и свобод, захлестнувших Россию! «Русские ведомости» отмечали его «достижения»: потеряны Украина, Польша, Прибалтийский край, Финляндия и часть закавказских территорий с 50 миллионами народонаселения. В «Новом слове» П.А. Ашевский иронически отвечал на вопрос, что от чего осталось: «от царя – распутинские анекдоты», «от великой России – приятные воспоминания», «от Учредительного собрания – рожки да ножки», «от русской армии – Крыленко», «от русского флота – “нелюдимо наше море”», «от солдат – мешочники», «от офицеров – намогильные кресты и другие знаки отличий», «от гражданина – панихиды», «от семи повешенных – семь расстрелянных». Во что превратилась жизнь? «В каторгу. Каторга – в господствующее сословие. Война – в мир. Мир – в войну. Законы – в декреты. Суды – в самосуды…»
Большую часть этого года (март – октябрь) властвовало Временное правительство, которое полностью дискредитировало себя. Не внушали доверие и большевики, нахрапом перехватившие власть 7 ноября 1917 года. Максим Горький, снискавший звание буревестника революции, писал в своей газете «Новая жизнь»: «С сегодняшнего дня[18] даже для самого наивного простеца становится ясно, что не только о каком-нибудь мужестве и революционном достоинстве, но даже о самой элементарной честности применительно к политике народных комиссаров говорить не приходится. Перед нами компания авантюристов, которые ради собственных интересов, ради продления ещё на несколько недель агонии своего гибнущего самодержавия готовы на самое постыдное предательство интересов родины и революции, интересов российского пролетариата, именем которого они бесчинствуют на вакантном троне Романовых».
Трудно было сказать что-то положительное о государстве, которое погружалось в хаос распада и дикости. И.А. Бунин на третий день после переезда советского правительства в Москву писал:
«Новая литературная низость, ниже которой падать, кажется, уже некуда: открылась в гнуснейшем кабаке какая-то “Музыкальная табакерка” – сидят спекулянты, шулеры, публичные девки и лопают пирожки по сто целковых штука, пьют ханжу из чайников, а поэты и беллетристы (Алёша Тол стой, Брюсов и так далее) читают им свои и чужие произведения, выбирая наиболее похабные. Брюсов, говорят, читал “Гаврилиаду”, произнося всё, что заменено многоточиями, полностью.
Читал о стоящих на дне моря трупах, – убитые, утопленные офицеры. А тут “Музыкальная табакерка”».
Вот в этот раздрай и неразбериху в общественной жизни возвратился в Москву С.А. Есенин и без тени смущения заявил:
17
По новому стилю.
18
6 (19) февраля 1918 года – апогей переговоров с Германией, приведших к Брестскому миру.