Философия саудаде

Хотя в философии саудаде Леонарду Куимбры и в его понятии изобретательной памяти ясно, хотя и имплицитно проявляется различие между тремя уровнями – человеческим, космическим и божественным – чувства и феномена саудаде, примечательные различия разделяют, однако, мышление двух самых великих деятелей Португальского Возрождения, мимо чего, кстати, не прошел автор Радости, Боли и Благодати в объяснительном предисловии, написанном для второго издания Возвращения в Рай (1923).

Философ-креационист сформулировал в нем важные критические возражения, направленные против поэтико-философского мышления своего друга и товарища, особенно относительно понятий бесконечного, эволюционизма и реторнизма, которые, в его понимании, лежали в основе этой превосходной нарративной и метафизической поэмы.

Исходя из этой метафизической точки зрения, в которой чувствуется возрастающее влияние христианства, Леонарду, приемлющий вместе с Пашкуайшем и предшествующую философскую традицию, согласно которой саудаде состоит из воспоминания и желания, предложил, однако, различать в нем два измерения или две формы, имманентную и трансцендентную. Если первая проявляется в желании обладать мирами и существами, которые человек теряет на жизненных путях, вторая, открываемая научным знанием, философской мудростью и религией, показывает человеку, что он в этой жизни – «странник в поисках истинного Отечества», из которого был изгнан «в результате своего волеизъявления против любовного союза с Богом-творцом». Саудаде, таким образом, приобретает измерение человеческого саудаде по Богу.

В креационистском мышлении Леонарду, если саудаде и имеет антропологический корень, если оно является человеческим саудаде по Богу, Эдему или Потерянному Раю, то оно не перестает обладать космическим измерением. Кажется, что философ из Порту допускает, что в Природе есть равное или аналогичное человеческому чувству саудаде, в то время как материя представляется ему как «самая отдаленная душа Бога», испытывающая поэтому «саудаде, которое пронизывает падшую Природу», и является в существах чувством пребывания на пути все большего присутствия перманентного изобретения Любви, которую представляет собой Бог.

Что касается божественного измерения саудаде или саудаде у Бога, то на первый взгляд кажется, что его должно исключить из креационистского мышления Леонарду Куимбры по двум причинам. С одной стороны, поскольку для него саудаде – всегда признак меньшего присутствия Духа, его отсутствия, дефицита любви, оно никогда бы не могло существовать в Боге, который является Бесконечной Любовью, полным светом творящего и активного Духа, совершенным союзом, гарантирующим гармонию и множественность существ, сходящихся в этом союзе; с другой стороны, в своем тройном временном измерении саудаде никогда бы не могло быть в Боге, который является всегда присутствующим и для которого, следовательно, не может существовать ни фрагментации времени, ни памяти, порождающей желание, ибо он является тотальной памятью и полнотой существа.

В противовес этому, однако, и несмотря на энергичный отказ от противоположного мнения Бруну и Пашкуайша о том, что Вселенная – это результат божественного падения, он, наоборот, считает, что Бог – это Дух в его полноте, абсолютная реальность Любви объединяющей, а не разлучающей, и гарантирующей единство, являющееся идеальным и живым, которое не может быть без творений, ибо «нет Бога без душ и душ без Бога»[15] и «мир без Бога останавливается, а Бог без мира засыпает»[16], что позволяет нам заключить, что в его метафизическом видении саудаде Бог, если бы не был Творцом, чувствовал бы саудаде по несуществующим творениям, или что Бог творит, чтобы не испытывать саудаде или сопротивляясь саудаде, то есть и для божества саудаде имеет глубокий смысл, являясь возвышенным и полным любви двигателем для творения.

Таким образом, вроде бы соглашаясь, как автор Двойной прогулки, с тем, что есть божественное саудаде или саудаде в Боге, философ придает ему совершенно другое значение благодаря метафизическому фундаменту своего креационистского мышления, а также другом представлении о Боге, его поддерживающем, о Боге, являющемся абсолютной и превосходной объединяющей силой любви, а не дефективным, падшим или несовершенным существом, подлежащим восстановлению реинтеграционной, ибо исполненной саудаде деятельностью человека.

Здесь требуется краткая пауза для рефлексии, чтобы прояснить главный вопрос философии саудаде и, в частности, мышления Пашкуайша, то есть определить, в какой мере саудосистскую память или воспоминание можно отождествить с платоновским воспоминанием. Действительно, если для таких мыслителей, как Леонарду Куимбра[17], Жуакин де Карвалью[18] и Антониу Диаш де Магальяйнш[19] важное различие разделяет эти две духовных реальности, для других, таких как Дон Франсишку Мануэл де Мелу[20] и Далила Перейра да Кошта[21], память о саудаде отождествляется с воспоминанием о первозданных месте и времени.

Философ-креационист, возражая против платоновской теории воспоминания, согласно которой «знать значит помнить», настаивал на том, что именно индивидуальное мышление создает категории мышления и знания, при этом знание чувственного мира заключается в том, что бессмертная душа входит в смертную материю, освещая ее мягким светом Духа, из-за чего знание – это всегда дело саудаде, ибо в нем соединяются память и творческая деятельность Духа и мышления.

В свою очередь, для мэтра из Коимбры разница между саудаде и платоновским воспоминанием состояла в том, что саудаде стоит перед миром личным и переживаемым, а не безличным миром объективных идей и форм, являющихся безразличными и универсально ценными. Поэтому предметы, на которые обращено саудаде, имеют реальную, а не чисто концептуальную или объяснительную ценность, ибо они являются чем-то существующим или существовавшим вне субъекта или независимо от него.

С другой стороны, для иезуитского философа основное различие между саудаде и платоновским воспоминанием состоит, во-первых, в том факте, что первое не подразумевает предсуществования, а во-вторых, саудаде, которое духовное существо испытывает спонтанно, является чувством неопределенным и недифференцированным, которое только очень несовершенным и неадекватным образом, путем аналогичного перенесения термина, может выражаться как универсальное воспоминание о полноте, поскольку исполненное саудаде воспоминание в большей степени, чем частный акт его, является онтологическим корнем этого акта.

Что касается противостоящей этому доктрины, то автор Любовной эпанафоры определяет саудаде как «живое желание, мучительное воспоминание о чем-то, к чему мы стремимся духовно и чего мы никогда не видели и не слышали и что для нас далеко и неопределенно». Утверждая это, великий писатель эпохи барокко, хотя и имплицитно, проводит различие между саудаде, предмет которого носит временный, мирской и случайный характер, и саудаде, предметом которого является Бог или Потерянный Рай, провозглашая или предчувствуя различие, которое Леонарду Куимбра проведет между двумя измерениями или двумя жизнями саудаде, имманентной и трансцендентной, и, как кажется, отождествит их в обоих случаях с платоновским воспоминанием.

Также вдохновенный мистический автор Встречи в ночи видит саудаде как воспоминание или память о первозданных месте и времени, дающих человеку доступ к существу или знанию, которыми он уже обладал в век Адама или рая и которые представляют собой силу, побеждающую эфемерное и далекое, соединяющую время и вечность, естественный и сверхъестественный миры.

15

Do Amor e da Morte. Porto, 1924.

16

A Alegria, a Dor e a Graca. Porto, 1916.

17

«Sobre a Saudade», em A Aguia, III serie, nos 11–12, Porto, 1923.

18

«Problematica da saudade», nas Actas do XI Congresso Luso-Espanhol para o Progresso das Ciencias. Lisboa, 1950.

19

«Da Historia a metafisica da saudade», em Cidade Nova, III Serie, no 4–5, Lisboa, 1954.

20

Epanaforas de Varia Historia Portuguesa, cit.

21

«Saudade, unidade perdida, unidade reencontrada», em Introducao a saudade. Porto, 1976.