Страница 6 из 20
Тропа хорошо натоптана. Мы легко спускаемся по ней на днище котловины. Теперь нам нужно пройти по колеям зарастающей дороги с километр влево, в дальний угол кальдеры…
Пришли! Мы стоим среди молодого березняка и озираемся по сторонам. Здесь – обширная, ровная площадка, рядом с истоком речки Озёрная. Промыв, в древности, огромный распадок в глинистом склоне кальдеры, эта речка вытекает из озера Горячее на запад, в сторону Кунаширского пролива.
Первым делом – снять рюкзаки…
– Фууу!
– Пришли.
Я озираюсь по сторонам. Среди молодого березняка, рядом со мной стоит деревце. Метров пять высотой. Оно уже вовсю цветёт! Розовыми, яблоневыми цветками.
– Ух, ты! – восторгаюсь я, – Как цветёт!
И я, первый шаг от своего рюкзака, естественно, делаю к нему…
– Вишня сахалинская! – через минуту поясняю я живо интересующемуся ботаникой, Александру, подняв лицо от своего определителя, – Во время цветения, листочки лишь наполовину выглядывают из почек – это характерный признак вишни сахалинской! Из трёх вишен, что растут у нас, только эта начинает цвести до распускания листьев!
Я разговариваю с друзьями, уже вынимая из своего ботанического рюкзачка гербарную папку…
Шаг в сторону – и вот! Низкие, в пояс высотой, кусты бересклета.
– Смотри! – удивляюсь я, – Здесь, бересклет – уже с полностью раскрытыми листьями! Ха! Он, уже цветёт!
Кустики бересклета обильно цветут! Мелкими, зелёными цветочками…
А уже, под моими ногами – вся земля устлана ковром тёмно-зелёных, кожистых, округлых листочков!
– Ах! Грушанка! – восхищаюсь я, – Сколько её, здесь! Она бутонизирует!
– Да-аа! – соглашается со мной Воробьёв, от своего рюкзака, – Здесь, в кальдере – значительно теплее.
Мы устраиваемся на ночлег: заготавливаем побольше дров, для долгого, ночного костра, с подветренной стороны натягиваем полог. Но, весна есть весна – с последними лучами заходящего солнца стремительно улетучивается тепло дня! Я натягиваю на себя всю одежду, какая только у меня есть. Но всё-равно, вскоре становится откровенно холодно. Да, ещё потягивает промозглый ветерок…
Пришла ночь. Спальных мешков, у нас, нет. А, без спальников, спать без костра – просто, невозможно! Я попробовал – зубы начинают лязгать громко и неудержимо… Периодически просыпаясь от огнём обжигающего холода, мы всю ночь поддерживаем наш костёр. Кажется, эта ночь не кончится никогда…
Наконец, первые лучи, перевалившего через восточный гребень кальдеры, солнца золотят верхушки окружающих нас берёзок! Появившиеся невесть откуда, лесоустроители приступают к обустройству лагеря. Как трудолюбивые муравьи, они тащат по березняку оставшиеся от старых построек полугнилые брусья и сооружают из них основания для больших брезентовых палаток…
А я? Я – охотник за растениями.
– Так! – я окидываю заинтересованным взглядом закрытые лиственным лесом склоны кальдеры, – Я использую сегодняшний день для обследования окрестностей!
Сегодня, я попробую выглянуть из кальдеры на охотское побережье острова. Александр говорит, что туда ведёт хорошая тропа, проложенная по противоположной стороне распадка Озёрной.
Сбор гербария заповедника – всего лишь одна из моих обязанностей. Ещё, я должен выявлять и картировать места произрастания редких видов растений. А, ещё – я фиксирую даты фенологического развития всяких трав, кустарников и деревьев. А, самое главное – я должен пополнять и пополнять списки растений, растущих на территории заповедника. А, это значит, что мне нужно ходить, ходить и ходить. «Волка ноги кормят» – эта поговорка обо мне.
Речка Озёрная, вытекающая из озера Горячее в сторону Охотского моря, своим распадком прорезает западный борт кальдеры. Заброшенная и заросшая бамбуком, по средней части северного склона распадка, вьётся старая тропа. Склоны распадка, на всём своём протяжении, покрыты смешанным, пихтово-берёзовым лесом. Высоченный, плотный подлесок из курильского бамбука, здесь – практически, повсеместен! Очень часто встречаются деревья широколиственных пород. Особенно част дуб монгольский. Мне, часто, не очень понятно, какой лес стоит вокруг меня – то ли бамбуковый березняк, то ли бамбуковый дубняк. То здесь, то там, видны чёрные, ребристые стволы калопанаксов! Это дерево с листьями клёна – из легендарного семейства аралиевых, родной брат элеутерококка, аралий, женьшеня…
Насыщенность кальдеры ботанической экзотикой поражает всякое воображение!
– Ботанический сад! – в восторге, качаю я головой, – Это – просто, огромный ботанический сад! Коллекция всевозможных деревьев и кустарников…
Каждое утро, меня будит резкий запах сероводорода. Каждое утро! Этот запах становится особенно резким к утру, накапливаясь на днище гигантского котла кальдеры в течение безветренной ночи.
– Фу!.. Просыпаться от запаха тухлых яиц в нос! – раздражённо думаю я, вяло и сонно выбираясь из огромной брезентовой палатки лесоустроителей, – Это круто!
Вокруг – раннее утро. В бездонном, синем небе уже сверкает ослепительный шар солнца. Трава, кругом – густо серебрится белым инеем. Желая стопроцентно убедиться в этом, я приседаю и трогаю пальцами травинки, сплошь покрытые белыми кристалликами льда: «Блин, точно иней!.. Ночной заморозок! Да, ещё какой!.. Удивительно!». И поражаюсь ещё больше: «Сегодня уже двадцать восьмое мая!».
Я торопливо одеваюсь в рабочую одежду и делаю шаг от палаток, под кроны берёз окружающего леса. Шаг – и листья наполовину скрывают меня, второй шаг – и меня вообще нет…
– Сегодня отправлюсь вдоль берега Горячего! – решаю я, – Дальше – видно будет.
Смысл моего петляния по лесам один – это ботаническая разведка…
На озёрной террасе моё внимание привлекают молодые, по пояс высотой, всходы гречихи, листья которой бесформенными тряпочками висят вниз, словно обваренные.
– Не понял! – хмурюсь я, – Горец сахалинский. Что, с ним, такое?
Подойдя вплотную, я внимательно осматриваю растения…
– Да, ведь, они обморожены! – вспоминаю я утреннюю, всю белую от инея, траву.
Я оглядываюсь вокруг. Куда ни взглянуть – всюду видны обмороженные, повислые верхушки гречихи!
– Блин! И красоднев тоже!
Заморозок прихватил и большинство «кустов» красоднева! Я трогаю пальцами его, словно обваренные, узкие листья…
Через несколько минут хода, я нахожу обмороженные всходы чемерицы!
– Чемерица?! Как, такое, может быть?! – изумляюсь я, стоя по пояс в бамбуке, перед тёмно-зелёной куртиной её всходов, – Уж, чемерица – она мороза вообще не боится! Её всходы появляются из-под снега, на проталинах – первыми!
Но, стоило первым лучам солнца коснуться травы – как белый иней на листьях превратился в обильную росу. Всё стало мокро, вокруг! Я шагаю по лопухам и бамбуку и недовольно кошусь на свои мокрые руки и мокрые брюки… А завядшие верхушки гречихи мгновенно затушевались весенним буйством прочей зелени.
– Ци-ци-цу-ици! Ци-ци-цу-ици-ци-ци-цу-ици! – в небе, бесконечными трелями стрекочут, заливаются жаворонки.
– Вот, тебе и всё! – думаю я, оглядываясь вокруг, – Весна – есть весна!..
Ближе к вечеру, в самом дальнем от моря углу кальдеры, на песчаном пляже озёрного берега, я озадаченно стою перед таким стопроцентным обитателем морских берегов, как морской подорожник.
– Подорожник камчатский! – приседаю я на корточки, перед розеткой густо опушённых листьев, – Как это понимать?! Где морской берег, а где ты!
Я распрямляюсь и смотрю вокруг, на склоны гигантского котла кальдеры…
– Тебя, сюда – можно только занести! – качаю я головой.
– А, почему бы и нет?! – пожимаю я плечами, через несколько минут, – Говорят, что в довоенные времена, на берегах озера Кипящее люди собирали серу. А, сразу после войны, на месте где мы сейчас стоим лагерем, много лет стояла наша пограничная застава. Над Озёрной была дорога к морю. Значит, там было активное транспортное сообщение. Повозки, лошади, телеги… Так что, занос сюда семян морских растений под подковами лошадей, да и самих растеньиц морского подорожника, с морским песком для строительства – это самая простая версия.