Страница 5 из 19
– Щеголевата для меня, но тебе к лицу. – улыбнулся Виктор, заключив, что бездомный не претворяется безумцем. Уж всяких актёров он повидал, всяких попрошаек, инвалидов, обездоленных. В девяти случаев из десяти все они просто шарлатаны, – Как зовут?
– Кого? Меня?
– Собаку.
– Кренки.
– А тебя?
– Меня Хилл. – хихикнул дед.
– А меня Виктор. – он протянул руку крепко пожал, отмечая, что старика хоть и пробивает мелкая дрожь, но тело жилистое, сильное, – Хорошо тебя в ресторане кормят?
– Превосходно! У меня дочка так готовит, так готовит! Пальчики оближешь. Совсем выросла, крошка. Выросла и ресторан себе открыла, я так за неё счастлив!
Виктор напрягся.
Здесь же словил на себе разъярённый взгляд Эльзы, которая летела на него фурией, утирая помытые руки полотенцем:
– Как же это низко, ваше высокоблагородие! – шипела она.
– Высокородие. – поправил он, немного смущённо.
– Да начхать! – она хлестнула его полотенцем, – Докопались до бездомного! Он же шизик, неужели не видно? – зло покрутила пальцами у виска. И тем не менее выудила из передника бережно обёрнутые салфеткой кушанья.
Виктор отвечать не стал, наблюдая за происходящим с напускным безразличием.
– Дочка такая добрая девочка.
– Это видно. Сколько ей лет? – улыбнулся Виктор.
Но фурией налетела хозяйка – изящной, но смертоносной:
– Проваливайте, ваше высокородие. Цирк тут устроили!
– Цирк. Какой каламбур!
Виктор поднял изучающий взгляд на Эльзу, кивнул и последовал её совету. Только оглянувшись чуть позже увидел, как она, присев на корточки рядом с бездомным, вытирала полотенцем его пыльное лицо, и в этом не было и капли брезгливости. Потом и вовсе нечто неожиданное – Эль поцеловала бродягу в лоб, что-то шепча. Хилл на глазах преобразился, заулыбался, его тёплый взгляд уже не походил на сумасшедший.
Однако обдумывать увиденное пришлось по пути домой, всегда вымеренный шаг сбивался благодаря сюрпризу от Эль, который и вправду был на вкус точь-в-точь как топпинг.
Глава 3. Особые поручения
Hans Zimmer – My mind Rebels At Stagnation
Нечасто приходилось бывать во дворце императора Бернгарда, и всякий раз это вызывало тягостное ожидание.
Нет, Виктор не трепетал от страха и не терял холодного рассудка. По пути проверял свой идеальный парадный камзол, поправлял филигранно выровненные пуговицы и награды, начищенные до зеркального блеска ботинки. Педантичность и пунктуальность славили его всё время службы, и оттого ему было спокойно.
У зала аудиенций он встретился глазами со старым знакомым псиоником Николасом, с которым дружбу лучше не водить – потому что псионик, конечно же! Виктор сухо кивнул, знакомый в ответ – вот и всё общение за последние годы, хотя по юности дружили. Долг и статусы развели.
Виктор знал много тайн Николаса, например, о его родстве с императором – Бернгард приходился ему родным дядей. Но об этом никто не говорил, будто всё выдумки.
Огромные двери открылись, и караульный подал знак, что можно пройти на аудиенцию. По гигантской зале шло эхо от стремительных чеканных шагов Виктора, а офицерский шаг – это ведь нечто особенное. Пустота оглушала, полированный паркет слепил даже больше, чем ботинки начальника второго отделения канцелярии, да и весь этот лоск и масштаб нарочно производил подавляющее впечатление на гостей императора.
Помпезный трон устланный красным бархатом пустовал, но Виктора это не смутило. Смутили же бесшумно работающие слуги, собирающие под высокими сводами целую гирлянду из огромных клеток и цепей – витых, изящных, но размеры впечатляли.
Император сидел не по-царски на ступенях пьедестала у своего трона. Полысевший, с виду простой и не скрывающий потерю волос, гладко выбритый, он подпирал подбородок ладонью и с унынием смотрел на сборку клеток. Венец на его челе бросался в глаза совсем по причине своего происхождения из костей, но тем не менее в глаза бросался.
– Тефлисс. – перевёл он скучающий взгляд.
– Ваше Величество, прибыл.
– Вижу. – тонкие губы исказились в насмешке, – Сияете, как начищенное серебро. – смерил он оценивающим взглядом, – Как всегда, однако. Вы давайте присаживайтесь, разговор к вам. – он постучал по ступеням и Виктор, не совсем готовый к такому панибратству, подтянул брюки и присел… На ступень ниже, что тут же оценил хитрый венценосец, – Умник, чёрт тебя дери!
– Не посмел бы, Ваше Величество, – позволил себе лёгкую вежливую улыбку гость, – У вас здесь ремонт полным ходом. Интересное решение.
– Пусто здесь… – задумчиво заметил император, – Тихо, как в гробу. Одиноко.
– Что за птицы такого размера, смею поинтересоваться?
– Дикие, назойливые и на редкость затейливые. – вскользь прозвучал ответ, и уж совсем панибратски император положил ладонь на плечо Виктора и заглянул будто в душу, – А дело к тебе такое, Тефлисс. В свете годовщины меня терзают тревоги за порядок в империи. Сегодня был у меня Олдорф и что-то там чеканно твердил о том, что всё работает, как часы, но мой генерал-то видно сдаёт.
– Прошу прощения, Ваше Величество, но генерал Олдорф в прекрасной форме в рамках времени и своего спектра обязанностей. Наши ведомства работают на годовщину практически парно, и мои люди в полном распоряжении генерала,– он выдержал паузу и прибавил, – Я тоже.
– Этого мне мало, Тефлисс. – вдруг голос императора будто охладел на десяток градусов и даже треснул от нагнетающегося мороза, – Мне нужно, чтобы вы были начеку.
– Так и есть.
– Зоркий. Вот кто мне нужен.
Деликатная тема появилась на горизонте, а Виктор был уверен, что император, если и осведомлён, то никогда её не коснётся.
По сигналу монарха слуги поднесли поднос с серебряным кубком.
– Моя Зоркость всегда в распоряжении империи. – отмалчиваться на эту тему посчитал ненужным, – Ваше Величество, как же вам поможет моя Зоркость, если вы распорядились запустить по Энгхерлемму глушитель дара? Как только он заработает, я стану бесполезен со своим зрением.
– Этот глушитель… – нахмурился Бернгард и выдал тем самым свои тревоги. Медленно взял кубок с багровым напитком и сладко потянул, – Моя головная боль. С одной стороны он необходим, в особенности в празднование годовщины, как мера пресечения беспорядков. Уж вы понимаете, Тефлисс, – кивнул он Виктору, и тот без энтузиазма качнул головой, – Но как человек, одарённый магией, я эту идею отвергаю. Опять же… мои глаза – Совет Зорких, а те будут слепы. И что мне делать? – вопрос явно не предполагал ответа, – Одно радует: ряд изобретений техномагов будут работать исправно в обычном режиме, глушители на них не действуют. А ещё… я ознакомился с вашей выпускной работой. – он стрельнул глазами, – Интересная коллаборация магии и науки в прогнозировании коридоров вероятности. Превосходный труд, мальчик мой! Вот на это я и надеюсь, и потому вы на своей должности, потому вы нужны мне особенно. Вы мои глаза. – он замолчал, изучая реакции собранного в кулак Виктора. Но тот реагировал сдержанно, выказывал почтение и скорее взвешивал возможности на молекулярных весах, – Ну вот опять этот ваш метод в действии: я ведь псионик и читаю эмоции, а у вас их нет! Вы сразу действуете на поприще расчётов, как машина, ей-богу! Хуже этих техноглушителей.
– Работа такая, Ваше Величество. И приказы начальства не обсуждаются.
– Такой послушный, просто находка для псионика. – скрипуче рассмеялся он, вытирая с губ капельку красного напитка. Что-то в этом смехе пугало, – Думаете, я терял вас из виду, Виктор?
Начальник третьего отделения неволько принюхался: нет, точно не вино и не ягодный напиток. Что тогда приносит такое успокоение императору? Лекарство? Болен?
– Разумеется, я не настолько наивен, Ваше Величество. Вы никогда не забываете людей. Просто я со своей семьёй…
– Ваш батюшка – пустозвон и бездарность, Виктор. Терплю его на последнем издыхании лишь в надежде, что его внук проявит Зоркость. И не прощу ему расторжение отношений с вами, мой мальчик, – почти по-отечески произнёс венценосец, но Виктор на это не повёлся, чувствуя в едва уловимый фон псионики, подчиняющий волю и сканирующий на предмет лжи, – Сразу видно, кто в семье недальноЗоркий. А таких талантливых молодых людей терять – грех. Вы и на службе себя показали в лучшем виде, однако… – он снова стал задумчиво рассматривать монтаж клеток, – Эта годовщина должна пройти гладко, вы понимаете? – неожиданно он снял с головы Венец, вытер лоб платком, но обратно драгоценность империи так и не надел, а протянул Виктору, – Это вам.