Страница 16 из 19
– Не заставляй меня.
– Да, сложно нести службу вам, жандармам. Каждый день обыск, лапание в закоулках… просто сущий кошмар, что вам приходится делать.
– Я никогда этого не делал, у меня на это целый штаб дознания. – он упёрся руками по обе стороны от Эльзы и затравленно, но отважно взглянул в её глаза, —Считаю до трёх и продолжаю. И поверь, я это сделаю. Раз…
– Не сделаешь. – уже не так уверенно улыбнулась она, – Ты обещал меня не обижать.
– Я буду нежен. – он тяжело сглотнул, гоняя кадык по шее, и Эльза оценила степень угрозы, по которой можно топтаться, – Два… пеняй на себя! Три! – и он устремился рукой в её декольте:
– Всё, ладно-ладно, забери свой бриллиант, только выпусти! – зарычала она, обрывая его попытки дальнейшего обыска.
Рука так и не коснулась девичьей груди, принялась искать в кармане ключ от наручников, но тщетно:
– Конфуз… ключ где-то… выпал? – и он нашёл хитрые глаза побеждающей сталь Эль. Она продемонстрировала расстёгнутые браслеты и фыркнула:
– Если б считал до десяти, мне бы хватило времени.
– Ты ключ украла, проныра? Но когда…?
– Был момент и я его ждала. – она сделала шаг и приблизилась к его уху, – Вот этот. Это называется слабость. – её дыхание прошлось по его щетине, а пальцы по лацканам, – Типичная, мужская слабость. У тебя в карманах часы, какая-то коробчонка, пара листков бумаги и портсигар. Под одеждой кобура на смешной револьвер – он вообще стреляет?
– Ммм… – зарычал он сдавленно, нюхая её волосы, запустил в них пятерню и стянул до боли так, чтобы Эль беспомощно запрокинула голову, – Значит, правильно, что я начал с волос. Вот и камушек, – он выучил пальцами закреплённый в шиньоне камень, – Сразу должен был догадаться: ну к чему тебе шиньон, у тебя волос на дюжину женщин. Эль, у тебя клептомания или что? Ты обвешана брильянтами от макушки до пяток, но ещё и этот к рукам прибрала! Неймётся?
Но она непримиримо мотнула головой, вызывая ещё большее раздражение:
– Хочу и ворую!
– Дело ведь в глушителях? – выдохнул он.
– Возможно! Бесит меня эта ослепляющая машина!
– Но своровав один кристалл, ты ничего не решишь. Накажут охрану, поставят новый камень. Для колеса системы твоя кража, как назойливая муха, не больше. – он подцепил пальцем её подбородок, – Для всех магов нахождение в Энгхерлемме сейчас – испытание на терпение. Но Эльза Эйс – это не только дар Зоркости, ведь правда? – спустя секунду он отпрянул, поправил фрак и спрятал находку в белый платок из петлицы, – Инцидент с кражей исчерпан, извини за обыск, На выход.
– Вот так?
– Нет, не так. – он указал на причёску, – Надо привести это в порядок. Получится?
– Разберусь, – огрызнулась она, – Выйди.
Он кивнул и покинул коморку, почувствовав острую потребность охладиться. И скрыть то, что так натягивало штаны в весьма примечательной области:
– Уму непостижимо! На глазах у всей империи! – он растёр лицо руками и сделал дыхательную зарядку. Пальцы помнили бархат кожи, жар тела, дрожь в ногах Эль и эхо её сбитого трепещущего дыхания, – Актриса, сущая актриса.
И руки пахли ею. Не духами – ею! В ушах стоял её хрип – ну зачем?! Досчитал до десяти – не помогло, хлопнул пять раз в ладоши – вот он эффект: мысли начали концентрироваться на деле.
И картина ему не нравилась.
Минутами позже рядом появилась не Эльза Эйс, а Луиза ди Плюси – идеальная светская дурочка.
– А знаешь, – попытался вернуть ей улыбку, – Сегодня я видел самое гармоничное зрелище в своей жизни – танцующая Эльза. – проурчал, не скрывая удовольствие, – Это твоя стихия.
Она и вправду улыбнулась, но совсем иначе. Подняла глаза и будто ей снова стало шестнадцать, будто всего, что случилось после, не существовало. Тефлисс завис в этом моменте, выпал из реальности, хотя понимал, что это скоро закончится.
И закончилось. Они оба даже не заметили, как рядом нарисовался Гарсив в облаке алкогольного амбре:
– Пожарный инспектор! А у нас здесь ничего не горит! – ухмыльнулся он и рассмеялся на непривычных для мужчины высоких нотах, – Или хотите ангажировать у меня даму? А я дам вам попользоваться, чисто из благотворительных побуждений!
Виктор вмиг ощетинился и нахмурил густые брови:
– Я попрошу вас впредь в подобном тоне о мистресс ди Плюси не выражаться.
– Фред, ты пьян! – отрешённо сказала ему Эльза, щёки которой стали пунцовыми, а в глазах читался стыд, – Лучше свежим воздухом подыши.
– Брось, моя прекрасная Лу! – он похабно прижал её к себе и дыхнул прямо в лицо перегаром, – Этот жандарм с тебя глаз не сводит, думаешь, незаметно? Надо помогать полиции, внеси свой вклад в эту непосильную работу! Тебе не впервой ублажать голодных мужчин… а я сегодня сыт! Что добру пропадать!
Эльза зажмурилась и отвернулась, терпя позор, а в следующий миг её приподняли как куклу и просто переставили на другое место, освобождая из сальных лап любовника. Виктор дёрнул Гарсива на себя и поволок на улицу, по пути раздавая слугам распоряжения по реанимации слишком пьяного гостя. Что произошло дальше, Эльза не знала, но пришла в себя уже в парковом лабиринте на лавочке. Чуть позже её нашёл старый друг:
– Держи. – он подал пунш и поднос с пирожными.
– Инспектор, жандарм, ещё и еду разносишь.
– Чёрной работы не бывает. Бывают чёрные мысли и поступки. – он спокойно сел на другой конец лавки и медленно закурил сигару, – Эль. Почему ты это терпишь?
Почему-то ей не хотелось ходить вокруг да около, прикидываться дурой и ускользать от ответа. Дым от сигары щекотал ноздри пряным вишнёвым табаком, Эльза вдруг осмелилась рассмотреть как мерно и завораживающе курит Виктор:
– Потому что я зависима, Вик. Разве это секрет? Я содержанка. Любовница. Без вот такого баловня судьбы с толстым кошельком – я в этом городе никто.
– Может, тогда и даром не нужен такой город? – он сощурился и выпустил дым изо рта, – Город, где талантливой девушке приходится унижаться.
– В этой чёртовой империи мне везде придётся унижаться, мой наивный Вик. Я всю жизнь в бегах, разного повидала.
– И что, нет нигде места, где бы тебе спокойно жилось? – он не обвинял. Ни в чём. Просто поднимал темы, от которых больно, – Мир клином не сошёлся на нашей империи. В Иертонии нет гонений цыган, там, конечно, другая культура, другие законы, но они понятны и почти справедливы. Меньше социального расслоения, меньше свободы выбора, но там не садят в каталажку за цвет глаз.
– Ты, что ли, признаёшь несправедливость нашего законодательства? Знаменательный день.
– Не ёрничай.
– Да ты преданный пёс самодержавия!
–…Преданный гражданин своей империи.
– Императора или империи?
– Империи. Государства. Народа, который здесь живёт. – он повернулся к ней и снова нахмурился, – Да, это борьба с ветряными мельницами, но если я отступлюсь, то на моё место может прийти кто-то менее замороченный по части равноправия для всех граждан. Но всё это не так важно, Эль. Скажи лучше: зачем тебе эта игра? Игра, где тебя унижают.
– А у Фредо нет оснований меня унижать?
– Ты мне скажи. Есть ли у кого-либо право принижать достоинство другого человека? В нашей империи не всё гладко, но есть ведь достойные люди. У тебя же как на подбор все избранники – подлецы и мерзавцы. Не говори мне, что дело в деньгах, я не поверю. В той пятнадцатилетней девчонке с ветхим чемоданчиком достоинства и гордости было больше, чем в этой дорого одетой молодой женщине.
– А, может, ты обманываешься? Та девочка играла нечисто.
– Может. – отозвался он тихо. Эль коротко взглянула на него: плечи Виктора чуть поникли, задумчивый взгляд разглядывал едва освещаемую тусклым фонарём брусчатку под ногами, – Но я видел эту девочку другой. Есть надежда, что это веснушчатое чудо выжило за тонной бриллиантов и косметики.
На зелёных глазах проступили слёзы:
– Ты всё не отпускаешь…
Он просто кивнул и снова сделал затяжку, не собираясь открещиваться от очевидного.