Страница 10 из 44
Во Франции, где Энтони занимался главным образом шпионажем, ему так понравилось, что вернуть его на родину стоило больших трудов и времени: он вновь ступил на английскую землю только в феврале 1592 года.
Пока Энтони охотился на континенте за чужими секретами, его брат Фрэнсис стал в 1581 году членом палаты общин[91], а в июне 1582 года – utter barrister, т. е. младшим барристером, не имеющим звания королевского адвоката и выступающим в суде «за барьером». Однако его юридические способности были замечены. К примеру, в сентябре 1587 года члены Тайного совета пожелали получить юридическое заключение по интересовавшему их вопросу от генерального атторнея (прокурора), генерального королевского солиситора (адвоката) и… «Mr. Francis Bacon, Esq». В феврале 1587 года Бэкон получает «dining privileges» ридера (старшего барристера) и вскоре становится бенчером в Грейс-Инн. Следует отметить, что очень немногим барристерам удавалось стать бенчерами в их судебный иннах, да еще в 26 лет. В ноябре 1587 года его снова избирают ридером в Грейс-Инн[92]. В декабре 1588 года двадцатисемилетний Бэкон был введен в состав правительственной комиссии по реформированию английского законодательства[93].
С самого начала своей публичной жизни и Энтони, и Фрэнсис, который по удачному выражению А. И. Герцена, «изощрил свой ум общественными делами» и «на людях выучился мыслить»[94], ловко играли со своими потенциальными патронами, настраивая их друг против друга – Бёрли против Лестера, Лестера против Уолсингема, – но ни от одного из них братья так и не получили долгосрочного патроната, которого ожидали и в котором нуждались. Однако ситуация при дворе со временем менялась и вскоре появилась кандидатура, на которую Бэконы могли сделать и сделали ставку. Речь идет о Роберте Деверё, 2-м графе Эссексе (Robert Devereux, 2nd Earl of Essex; 1565–1601).
Р. Деверё был воспитанником лорда Бёрли, пока его мать, Летиция Ноллис (Lettice Knollys; 1543–1634), овдовевшая в 1576 году, не вышла спустя два года замуж за Роберта Дадли, 1-го графа Лестера (Robert Dudley, 1st Earl of Leicester; 1532–1588), что шокировало Елизавету[95]. В 1585 году Эссекс отправился вместе с отчимом в Нидерланды завоевывать славу. Там он подружился с сэром Филипом Сидни (Philip Sidney; 1554–1586), известным поэтом, а также дипломатом и общественным деятелем[96]. Во время этой кампании Лестер произвел юного графа в рыцари. Кроме того, отчим доверил Роберту командование своей кавалерией. Позднее Эссекс писал другу: «Если Вам случится воевать, помните, что лучше сделать больше, чем недостаточно, ведь за первыми шагами молодого человека наблюдают особенно пристально. Хорошую репутацию, завоеванную однажды, легко удержать, а исправить первое неблагоприятное впечатление непросто»[97].
По мере возвышения нового фаворита стареющий Лестер отходил на второй план и, вернувшись в 1587 году из Нидерландов, убедился, что его влияние при дворе заметно ослабло. В июне этого года Елизавета назначила на должность королевского шталмейстера (конюшего; The Master of the Horse), которую ранее занимал Лестер, графа Эссекса. Это была третья по своему значению должность королевского двора, которая давала своему обладателю право личного доступа к королеве. Вскоре, в сентябре 1588 года, граф Лестер умирает от лихорадки. В 1590 году Елизавета сделала Эссексу поистине королевский подарок – она передала ему монополию на торговлю в Англии заморскими сладкими винами, которой раньше владел Лестер[98]. Кроме того, она произвела нового фаворита в кавалеры ордена Подвязки. После смерти Лестера многие убеждали Эссекса взять все полномочия его отчима[99].
Эссекс был, действительно, натурой харизматической. Современник описывал молодого графа как высокого, привлекательного молодого человека, с чистой кожей, черноглазого, с характерной прической – черные волосы, «тонкие и короткие, за исключением локона под левым ухом, который он лелеял и заплетал, пряча его под гофрированный воротник на шее. Он единственный, кто пользовался услугами брадобрея; волосы на подбородке, шее и щеках, которые росли очень медленно, он обычно подрезал ножницами каждый день». Граф был элегантен, носил при дворе и у себя дома «белую или черную тафту или сатин; две, а иногда и три, пары шелковых чулок с черным шелковым плащом… черную шляпу с простой черной каймой; стеганый камзол из тафты летом; алый камзол и иногда оба, зимой»[100]. Его характер как нельзя лучше определяют слова шекспировского героя: «Ревнивый к чести, забияка в ссоре, готовый славу бренную искать хоть в пушечном жерле»[101].
Эссекс нашел в Бэконе те качества, которые отсутствовали у него самого, – холодный ум (и вообще, ум, дефицит которого у графа отчасти компенсировался избыточной эмоциональностью), осторожность политика, широкий кругозор и талант мыслителя. Что нашел Бэкон в Эссексе, думаю, после сказанного, объяснять не надо. Объединяла же их общая цель – укрепить (а для Бэкона – получить) высокое положение при дворе. Конечно, ни у кого из них не было иллюзий относительно придворных нравов. Оба прекрасно понимали, что елизаветинский двор – это не только средоточие гуманистической культуры и образованности, но и арена тайных и явных интриг, взаимного шпионажа, доносов, коррупции и сервилизма. В одном из писем Энтони Бэкона приводится весьма популярное в те дни четверостишие, характеризующее нравы двора:
Но в деревню никто не хотел.
Из книги О. В. Дмитриевой «Елизавета Тюдор»:
«Постепенно он [Эссекс] стал одним из тех немногих избранных, кто накоротке допускался в ее [Елизаветы] покои. Его друг и помощник Энтони Бэгот с нескрываемым торжеством писал отцу, что королева ни на шаг не отпускает графа от себя, „только с ним вдвоем просиживает по вечерам за картами или какой-нибудь другой игрой, так что к себе он возвращается только под утро, когда начинают петь птицы“. Что бы это ни означало на самом деле, в глазах всего двора Эссекс стал ее признанным фаворитом. Лунная богиня, повелительница вечерней зари, пятидесятичетырехлетняя Цинтия избрала себе нового, двадцатилетнего поклонника, как всегда безошибочно угадав в нем лучшего и достойнейшего…
Но если кто-нибудь, и в первую очередь сам юноша, полагал, что ему не придется делить ее расположение с другими, он горько заблуждался. Она по-прежнему играла с поклонниками в кошки-мышки, держа всех в мягких кошачьих лапах, то поощряя, то награждая неожиданными шлепками. Один из елизаветинских царедворцев, Р. Наунтон, как-то проницательно заметил: „Она управляла… при помощи группировок и партий, которые сама же и создавала, поддерживала или ослабляла в зависимости от того, что подсказывал ее рассудок… Она была абсолютной и суверенной хозяйкой своих милостей, и все те, кому она оказывала расположение, были не более чем держатели по ее воле и зависели только от ее прихоти и собственного поведения“»[103].
91
Epstein J. J. Francis Bacon: a political biography. P. 25, 32 n. 7.
92
В обязанности ридера входило чтение лекций по отдельным правовым вопросам. Бэкон выбрал тему, касавшуюся правовых вопросов распределения церковью бенефиций.
93
Marwil J. The Trials of Counsel. P. 65.
94
Герцен А. И. Письма об изучении природы. Письмо седьмое. Бэкон и его школа в Англии // Герцен А. И. Собрание сочинений. Т. 3: Дилетантизм в науке. Письма об изучении природы. 1842–1846 (1954). С. 254.
95
Граф Дадли был помещен под домашний арест, а Летиция Ноллис, названная королевой «волчицей» (Елизавета любила зоологические образы), удалена от двора.
96
Ф. Сидни некоторое время служил английским послом при дворе императора Рудольфа II Австрийского. Он был автором пасторально-рыцарского романа в прозе и стихах «Аркадия», первого английского цикла сонетов «Астрофил и Стелла», а также трактата «Защита поэзии». В 1585 году Елизавета назначила его комендантом порта Флашинг в Нидерландах.
97
Цит. по: Дмитриева О. В. Елизавета Тюдор. С. 233.
98
Несколько слов следует сказать о монополиях. Корона выдавала – чаще всего за деньги, но иногда дарила (отдельным лицам или кампаниям) так называемые letters patent (грамоты), дававшие получателю монопольное право на производство и продажу определенных товаров и оказание определенных услуг. Первый такой патент сроком на 20 лет был выдан Генрихом VI в 1449 году одному фламандцу на производство цветного стекла для Итон-колледжа. Кроме королевских монополий, связанных с горнорудным, металлургическим и иными производствами, например с изготовлением орудий, пороха и т. п., существовали десятки монополий, создание которых не имело ничего общего с «государственной пользой», но объяснялось исключительно фискальными соображениями двора и финансовыми интересами придворных. Со временем особо выгодные «монополии» стали получать лица, близкие к монарху (как, например, Бекингем и его родственники), при этом монополии охватывали наиболее важные товары (скажем, соль) и услуги (например, монополия на содержание постоялых дворов). Впервые монопольные патенты оказались в центре внимания палаты общин в последние годы правления Елизаветы. Борьба против монополий в парламентах Елизаветы достигла такого накала, что в 1601 году корона вынуждена была пойти на аннулирование многих патентов.
99
Martin J. Francis Bacon, the State and the Reform of Natural Philosophy. P. 48.
100
Lives and Letters of the Devereux, Earls of Essex. Vol. 2. P. 215–216.
101
Шекспир У. Как вам это понравится (Действие II. Сцена 7) / Перевод Т. Л. Щепкиной-Куперник, редакция 1937 // Шекспир У. Полное собрание сочинений. Т. 5 (1959). С. 47. (В оригинале: «Jealous in honour, sudden and quick in quarrel, Seeking the bubble reputation Even in the ca
102
Цит. по: Bevan B. The real Francis Bacon. P. 80. Перевод В. М. Карева (Карев В. М. Фрэнсис Бэкон: Политическая биография. С. 157).
103
Дмитриева О. В. Елизавета Тюдор. С. 233–234.