Страница 78 из 88
— Поди-ка узнай, готова ли ванна.
Когда тот вернулся, то застал непривычную картину: отец оживленно болтал о чем-то с ребятишками и смеялся вместе с ними. Самую младшую дочку трех лет от роду Кураноскэ, бережно обняв, держал у себя на коленях.
— Ванна готова, отец, — сказал Тикара.
— Хорошо, — кивнул Кураноскэ, но торопиться в баню не стал.
— Китио, тебе уже скоро одиннадцать будет — пора избавить мать от лишних хлопот. Надо быть самостоятельнее, самому себя обслуживать. Ты книги-то сейчас читаешь? Все запоминаешь, что там написано?
Младшая сестренка, выскользнув из отцовских объятий, потопала было к бумажной перегородке между комнатами, но вдруг оглянулась и остановилась. Потом опять потопала вперед, но при этом чуть не упала. Отец не спускал с нее глаз, беседуя при этом со средним сыном.
В доме Кураноскэ, где все было подчинено суровым правилам этикета, отец редко заглядывал в комнату к детям. Тикара, молча сидевший в углу, чувствовал, как гнетущая тревога подкатывает к сердцу: уж не потому ли отец сегодня так ласков, что ему уже видится неизбежная скорая разлука?
Приняв ванну и перекусив, Кураноскэ сказал:
— Наведаюсь, пожалуй, в Кагаку-дзи к настоятелю.
Храм Кагаку-дзи всегда справлял для рода Асано заупокойные службы. Четырнадцатого числа там проходили моленья за упокой души покойного князя, и все самураи клана тоже пришли помолиться. На сей раз, сказал Кураноскэ, он собирался без особого повода сходить в храм побеседовать после долгого перерыва со своим другом настоятелем. Такие визиты прежде, до печальных событий, он наносил нередко. Жена тотчас же принесла шаровары-хакама.
— С собой никого не возьму, — заметил Кураноскэ.
— Может быть, лучше бы все-таки кого-нибудь взять в сопровождение?
Когда Кураноскэ вышел в прихожую, его уже ждал старик Хатискэ с зажженным фонарем, на котором был изображен родовой герб. Однако на улице было светло, как днем — вечер выдался лунный.
— Фонарь не понадобится, — сказал Кураноскэ со смехом и спустился во двор.
Хлопнула калитка, и Тикара, провожавший отца вместе с матерью и детьми, вернулся в дом.
— Придет нынче вечером, — негромко сказал мужчина, стоявший скрестив руки на груди в тени глинобитной ограды дома. Трое самураев, к которым он обращался, были как на подбор крепкого сложения и высокого роста. Обуты они были в туго подвязанные соломенные сандалии.
— Эх, вот досада! Нам, значит, и вмешиваться нельзя… — с усмешкой буркнул еще один.
В это время вдали показался путник. Вся компания тотчас же шмыгнула с обочины дороги в кусты и там затаилась. Вскоре выяснилось, что к ним идет Осэн, и самураи, успокоившись, снова вышли на обочину.
— Явился! — сказала Осэн. — Я видела, как он зашел в храм, и тем молодцам тотчас сообщила. Вот-вот примутся за дело.
— Ну, что ж, отлично! Все ведь идет по вашему плану? Да, работка была нелегкая — все подстроить…
— Так-то оно так, да вы тоже здесь не спите. Уж коли мы его подстерегли, теперь главное, чтобы не ушел, а то еще выкинет какой-нибудь фортель…
— Да уж мы не подкачаем — ждем! Только вот я говорю, едва ли от нас тут большая польза будет. Ему и так несладко придется.
— Уж наверное, все пройдет гладко, но что, если он вдруг окажется на что-то способен?
— В смысле того, чтобы мечом помахать? Я слышал, что обучался он по школе Тогун-рю, да только в нынешние мирные времена на должности предводителя самурайской дружины особо не разгуляешься. Он наверняка и в поединке-то ни разу не участвовал. Примерно, как наш начальничек…
— Это вы про Хёбу Тисаку?
— Ну да.
— Значит, если они всемером навалятся…
— Если ничего неожиданного не произойдет, то
все будет в порядке.
— Если что, я на вас рассчитываю. Только после этого сразу уходите, а то…
— Все понятно, сударыня, сразу же уходим — и ищи-свищи!
Осэн злорадно улыбнулась и снова отправилась в путь под луной. Впереди лесная дорога обрывалась, и двойной ряд могучих строевых сосен тянулся на фоне лунного неба, казалось, прямо по рисовым чекам. Вдали проступала сквозь сумрак крыша храма Кагаку-дзи. По этой дороге через поля только что проследовал Кураноскэ в сопровождении старого Хатискэ. На обратном пути он должен был пройти там же.
Осэн, пребывая в отличном настроении, любовалась луной. Вскоре она услышала шаги и двинулась навстречу.
— Вы, господин Мацубара?
— Да.
Все семеро ронинов были как на подбор дюжими молодцами.
— Вот тут подходящее местечко, — сказала Осэн, увлекая всех за собой с насыпи вниз — в ту сторону, куда не попадали лунные лучи и где царила тьма.
Все семеро заговорщиков помалкивали. Выглядели они при этом странновато: лица напряженные, движения скованные — ни дать ни взять марионетки, как их назвал Дзиндзюро.
— Что-то луна слишком яркая нынче, — сказала Осэн.
— Зато уж точно не промахнешься, — с удовлетворением отметил Хараки.
— Значит, вы трое держитесь пока позади, а вперед пустим Ёсиду, как договаривались.
— Ладно, — кивнул Ёсида.
И он сам, Дзюбэй Ёсида, и Кобия, и Цунэкава были из княжеской дружины, так что Кураноскэ знал их в лицо. В тот день, когда было принято решение о сдаче замка, они демонстративно покинули зал, пнув ногой напоследок свои подушки для сиденья. Все трое были отчаянные сорви-головы. Задумано было так, что Ёсида, самый лихой рубака из этой троицы, как ни в чем не бывало пойдет навстречу Кураноскэ, будто бы они встретились случайно, и подойдя поближе, первым выхватит меч, нанесет удар, а тут уж остальные шестеро выскочат из засады и набросятся на жертву со всех сторон.
— Идет! — сказала Осэн.
Действительно, в воротах Кагаку-дзи показался огонек дорожного фонаря и стал приближаться к месту засады. В световом пятне маячили два силуэта.
— Он! — выдохнул кто-то.
Заговорщики немедля разделились на две группы: трое спрятались в высоком мисканте, трое залегли у дороги на землю. Между тем Ёсида, сбросив закрывавший лицо клобук, вышел на дорогу. Сама Осэн, подобрав полы кимоно, бросилась в заросли ситника и там затаилась в тени.
Едва выйдя за ворота храма, Кураноскэ тотчас же заметил впереди силуэт мужчины, полускрытый развесистыми ветвями сосны. Кто бы это мог быть? Нищий, накрывшийся соломенной рогожкой? Неожиданно нищий окликнул его:
— Ваша милость!
Нет, едва ли какой-то бродяга-нищий стал бы так к нему обращаться… Кураноскэ остановился, но отвечать не стал.
— Там какие-то подозрительные молодчики вас поджидают в засаде. Поостерегитесь, сударь!
Кураноскэ, напрягая зрение, пытался рассмотреть во мгле неизвестного доброжелателя. Это был молодой человек крепкого телосложения с толстым бамбуковым посохом в руках. Одежда на нем была заляпана грязью.
— И где же они?
— Да вон там, впереди.
Кураноскэ, держа одну руку за отворотом кимоно, мрачно посмотрел в указанном направлении — туда, где тянулась залитая лунным сияньем дорога меж двумя рядами деревьев.
Когда он вытащил руку из-за пазухи, на землю со звоном упали несколько монет.
— Ну, что ж… Не знаю уж, кто может меня так возненавидеть… Должно быть, это просто разбойники с большой дороги.
Похоже было, что Кураноскэ нисколько не встревожен известием.
— Ого! — воскликнул нищий, опустившись на одно колено и подобрав монеты. — Да мало ли кто за вами охотится! Человек-то вы непростой, можно сказать, ценный…
— Я-то? — сухо переспросил Кураноскэ, вглядываясь в лицо попрошайки.
— Чепуха! — промолвил он наконец с улыбкой и, расправив плечи, с какой-то хмельной беспечностью молча зашагал дальше. Нищий безмолвно скрылся в темноте.
— Ваша милость, как же мы… — начал было Хатискэ.
— Да, наверное, сейчас выскочат откуда-нибудь. Как появятся, ты сразу убегай.
— Да как же…
— За меня не бойся. Там один какой-нибудь дурак… Ну, может, двое…