Страница 61 из 88
— Ах! — и сверкающий клинок, словно водяной каскад, обрушился на то место, откуда донесся испуганный возглас, но… поразил пустоту. Только ночное кимоно прошуршало во мраке, подняв волну теплого воздуха, а с галереи уже доносился топот ног убегающей женщины. Она что-то кричала на бегу, но слов было не разобрать. Убегая, женщина обернулась и метнула кинжал или что-то в этом роде. Просвистев у Хаято над ухом, кинжал звякнул об пол.
Хаято уже собрался одним бешеным рывком преодолеть расстояние, отделявшее его от беглянки, но тут между ними оказался какой-то мужчина, который, видимо, услышав шум, поспешно выбрался из своего номера на галерею.
Хаято угрожающе замахнулся мечом, но незнакомец не оробел и парировал удар.
«— Эх, помеха! — с досадой подумал Хаято, нанося молниеносный удар. Однако клинок задел за балюстраду, и меч, выскользнув из руки, упал на землю. Тем временем женщина уже добежала до лестницы — и теперь все обитатели постоялого двора, проснувшись, с шумом и гамом выбирались из своих комнатушек».
Хаято подбежал к лестнице и посмотрел вниз, но смог там увидеть только мечущихся в смятении постояльцев и прислугу, которые пытались зажечь фонари. Куда подевалась беглянка, было непонятно.
Он непроизвольно крепче прикусил ветку литокарпуса, зажатую в зубах. Времени терять было нельзя.
Со двора доносился топот и истошные крики:
«— Где он?! Где?!»
Спрыгнув с галереи, Хаято во весь дух помчался прочь. Отбежав подальше, он оглянулся: погони не было. Выплюнув ветку, Хаято зачем-то безотчетно придавил ее ногой. Ночной сумрак уже начинал рассеиваться, небосклон на востоке заметно посветлел. Паук Дзиндзюро еще не вернулся с разведки, а Кинсукэ, оставшийся в их деревенском пристанище, соскользнул с жесткого, неудобного футона на пол и теперь спал крепчайшим сном, так что ни руками, ни ногами его было нипочем не растолкать.
Хаято же было не до сна. Его беспокоило то, что Дзиндзюро еще не вернулся. Пауку не только нынешней ночью, но и вообще в последнее время так не везло, что оснований тревожиться за него сейчас, предполагая очередной провал, было более чем достаточно. Попивая холодное сакэ, Хаято решил ждать.
Вскоре совсем рассвело. Со своего ложа у очага Хаято смотрел, как утреннее солнце зажгло сияньем молодую листву на склонах гор. Шумно и назойливо зачирикали воробьи. Дзиндзюро не возвращался, и на душе у юного ронина становилось все тревожней.
Он растолкал Кинсукэ:
— Ну, хватит дрыхнуть! Видишь, солнце уже светит вовсю! Что же могло случиться с нашим Пауком? Ведь со вчерашнего вечера где-то пропадает! Давай-ка, поешь и ступай в город. Погляди, что там происходит.
— Слушаюсь! — отвечал Кинсукэ.
Он поспешно отправился к колодцу умываться. Но прежде, чем Кинсукэ успел вернуться в дом, Хаято заметил какого-то грязного, оборванного нищего, ковыляющего прямо к их убежищу.
— Здесь ли обитает господин Кинсукэ? — спросил пришелец.
— Ну, есть такой, а тебе что надо? — настороженно ответил Хаято.
— Да намедни один господин просил ему передать кое-что. Вот я и принес, — пояснил нищий, протягивая письмо. — Обещал, что тут меня и за труды отблагодарят…
— Ладно, ладно!
Набрав горстку риса, Хаято вручил ее обрадованному нищему, а сам развернул письмо и погрузился в чтение.
«Ох, и оплошали же мы нынче ночью! Я уж наслушался об этом пересудов в городе. Тут уж ничего не поделаешь, но только, думается, теперь выполнить наше задание будет куда труднее. Посему я решил пока что поселиться в этом доме в подполе. Еду вы мне доставляйте по вечерам, после девяти. Место для передачи пусть будет третий проулок в квартале Восточная Масугата, что напротив главных ворот замка. И еще есть идея. Что, если вам, сударь, попытаться проникнуть в замок, прикинувшись наемным рабочим? Подробности обсудим завтра вечером в проулке при встрече. Если я по какой-либо причине выйти не смогу, можно еду просто подбросить в мое логово. Беспокоиться за меня нечего».
Вот что было написано в письме. Паук остался верен себе — выбрал такой способ передать послание, чтобы все удивились.
Глава 20. «Оборона замка и «смерть вослед»
Челобитную от Кураноскэ Оиси, адресованную мэцукэ Дзюдзаэмону Араки и Унэмэ Сакакибаре, привезли в Эдо два посланца: Кусаэмон Тагава и Дзюэмон Цукиока. Обоим мэцукэ было поручено принять в управление замок Ако, и они собирались в ближайшее время отправиться в путь. Необходимо было доставить челобитную в Эдо, пока оба офицера еще были на месте. Тагава и Цукиока прибыли в Эдо четвертого апреля, но оказалось, что уже поздно: как им передали, Сакакибара и Араки два дня назад убыли в напра влении Ако. Посланцы, которым вверили свои чаяния все самураи клана, опоздали на каких-то два дня…
— Что же теперь будет? — проронил Тагава.
— Да, вот ведь какая незадача! — согласился Цукиока. — Из Ако мы выехали двадцать девятого числа третьей луны и добрались до Эдо сегодня, то есть на пятый день. Выходит, сделали все, что могли. Тем не менее… дело принимает очень скверный оборот.
Они припомнили, как командор Кураноскэ говорил, что уладить дело с передачей права наследования князю Даигаку будет очень и очень трудно. Однако утопающий хватается за соломинку. Все самураи клана с трепетом ждали результатов этой миссии, горячо надеясь в глубине души, что их просьба будет услышана, и поколебать их веру в счастливый случай было невозможно. Мысль об этом повергала злополучных посланцев в беспросветное уныние.
— Может быть, все-таки можно еще что-то исправить? — упавшим голосом промолвил Цукиока.
— Надо посоветоваться со здешними нашими старшинами и сделать как они укажут — больше ничего не придумаешь.
— Да, — заметил Цукиока, — но ведь перед отъездом командор нам сказал, что не надо встречаться со старшими самураями Ясуи и Фудзии для обсуждения всех вопросов прежде,
чем мы отдадим прошение куда следует…
Действительно, оба посланца хорошо помнили, как настойчиво внушал им это Кураноскэ. Тагава замолк, и Цукиока тоже, скрестив руки на груди, погрузился в мрачное раздумье.
Некоторое время спустя Цукиока разомкнул руки и с жаром сказал:
— Все-таки обстоятельства сложились чрезвычайные, а раз так, разве не надлежит нам следовать указаниям здешних старшин?
— Да мне тоже так кажется, — ответствовал Тагава.
Они тотчас же отправились к страшим самураям клана в эдоской усадьбе Ясуи и Фудзии, чтобы рассказать все без утайки.
Старшины были удивлены.
— У вас, наверное, есть копия челобитной? — спросил Ясуи.
Цукиока и Тагава тотчас же извлекли копию и показали ее старшинам. Ознакомившись с содержанием прошения, Ясуи и Фудзии были потрясены — прежде всего тем, что крылось в подтексте.
Основной смысл прошения заключался в следующих нескольких строках.
«…Князь Асано Такуминоками был приговорен к совершению сэппуку, как если бы по его вине Кодзукэноскэ Кира был убит. Князь ушел из жизни, блюдя все правила и уложения. Однако, согласно полученному затем извещению, выяснилось, что господин Кодзукэноскэ Кира вовсе не покинул сей мир. Самураи нашего клана все люди простые, немудрящие — знают одного лишь своего господина, а о дворцовых уложениях и церемониальном этикете ничего не ведают. Прослышав, что противник князя пребывает в добром здравии, скорбят они о том, что приходится покинуть родной замок. И умудренные годами старейшины, и молодежь — люди простые, не внемлют убеждениям и пребывают в беспокойстве. Посему успокоить их тревогу, проистекающую от подобных размышлений, чрезвычайно трудно иначе, как обратиться с нижайшей просьбой принять соответствующие меры к Кодзукэноскэ Кире. Мы были бы чрезвычайно благодарны, если бы вы, милостивые государи, соблаговолили пойти нам навстречу и предложить такое решение, которое бы прозвучало убедительно для всех самураев клана. Если бы вы соизволили по получении сего прошения доложить о нем высочайшим властям, то могли бы засим незамедлительно принять из наших рук замок.