Страница 45 из 88
Кураноскэ заперся в молельне и оставался там так долго, что Тикара уже начал беспокоиться. Трудно было предположить, что задумал грозный командор…
Тем временем в прихожей послышались голоса.
Вошел порученец и доложил Тикаре, что самурайский старшина Куробэй Оно желает поговорить с комендантом. Юноша, решив, что представился хороший предлог нарушить молчание, позвал из-за бумажной перегородки:
— Отец!
— Что еще? — сразу же отозвался Кураноскэ, но немедленно добавил: — Не открывай. Сюда сейчас никому заходить нельзя. Я скоро выйду.
Голос его звучал необычайно сурово.
Тикара вынужден был подчиниться и плотно задвинул щель, но все не мог решиться отойти от фусума, охваченный тревогой и чувствуя себя потерянным. Потихоньку он приложил ухо к бумажной перегородке и прислушался, но в комнате царило гробовое безмолвие, как будто там и вовсе никого не было.
Кураноскэ, зайдя в молельню, первым делом зажег огонек в лампаде и замер, склонив голову, перед ликом Будды. Все те чувства, что он до сих пор старался подавить и не выказать на людях, разом вскипели у него в груди, словно бурный поток, прорвавший запруду. Слез не было, да они были и неуместны. Каменной глыбой невыносимая тяжесть легла на сердце. «Ах, если бы только я мог быть тогда рядом!» — в бессильном отчаянии повторял он про себя. Боль и горечь переполняли душу. Казалось, легче рассечь грудь мечом, чем терпеть эти муки.
«— Кураноскэ, не ты ли накликал на господина
беду? — упрекал он себя. — Бешенство охватило его. Хотелось вскочить, топать ногами, рвануть воротник кимоно и закричать, призывая в свидетели небо и землю: «— Месть! Убить негодяя!»
Как и все его люди, Кураноскэ был ошеломлен и подавлен. Сердце разрывалось от тоски. Прижав руку к груди, он, как подкошенный, рухнул на татами и некоторое время лежал без движения.
Господин сделал сэппуку, дому Асано конец… А его противнику Кире оказана высочайшая милость! Как, должно быть, страдал господин в свой последний час от этого бесчестья!
— Все пропало! — скрежетал он зубами. Ему казалось, что он распадается на части. Он старался не двигаться. Если бы он сейчас пошевелился, выдержка, наверное, покинула бы его.
Тяжкий жребий выпал князю. Должно быть, господин в свой последний час болел душой за судьбу своих подданных — нескольких сотен самураев дома Асано. Ведь душа его была полна добра и милосердия…
И тут Кураноскэ вдруг явственно увидел — он увидел господина, который обращался к нему так, как всегда обращался прежде:
— Кураноскэ, полагаюсь на тебя!
Слова доверия словно подстегнули Кураноскэ невидимым кнутом, призывая его к действию. Да, Кураноскэ! Так, должно быть, его светлость просит своего вассала сослужить последнюю службу, — сказал ему внутренний голос.
— Ваша светлость, — промолвил в ответ Кураноскэ, исполнившись уверенности в своих силах, — все будет сделано! Покойтесь с миром!
Глава 15. «Паук-дзёро»
Хаято Хотта никогда и вообразить не мог, что ему придется отправиться в Ако в качестве лазутчика дома Уэсуги. Однако, выслушав предложение Хёбу Тисаки, он сразу же решил его принять. Незадолго перед тем они с Пауком Дзиндзюро как раз беседовали о вассалах дома Асано, и Хаято настаивал на том, что, вопреки молве, планы мести никогда не осуществятся. Ему представлялось неким чудесным стечением обстоятельств то, что сам он оказался вовлечен в этот водоворот и мог теперь лично участвовать в событиях. Ему самому было любопытно, что будет дальше, и потому он без колебаний решил согласиться пойти на задание.
Ему выдали кое-какие деньги на расходы. Он также знал, что кроме него в Ако посланы и другие лазутчики. Ему объяснили, что все они должны были нарисовать на мизинце тушью родинку — это служило опознавательным знаком. Слушая инструкции, он пришел к выводу, что предводитель самураев дома Уэсуги, командор Хёбу Тисака, обладает поистине незаурядным умом и дьявольской изобретательностью. Придуманный им план был достоин восхищения. В быту Хёбу казался человеком неразговорчивым и незамысловатым: в свободное от служебных обязанностей время сажал и окучивал деревья в саду или возился с кошками, которых в усадьбе было не меньше полудюжины, если считать также и котят. Эти животные, пользуясь благосклонностью хозяина, делали в доме что хотели: без зазрения совести спали в парадной нише-токонома и драли когтями бумажные перегородки между комнатами. С людьми Хёбу тоже обращался неплохо, но чувствовалось, что в нем таится какая-то неведомая грозная сила.
Всего лишь два дня спустя Хаято покинул облюбованную кошками усадьбу и отправился в путь, замаскированный под обыкновенного странствующего торговца. Улица была залита утренним сиянием. Радуясь тому, что погода благоприятствует его новому заданию, Хаято шагал вниз по склону холма в сторону Ёсикавы. С самого начала, как только Хёбу заговорил с ним о предстоящем задании, он подумал, что такую работку неплохо предложить Пауку. Все равно Дзиндзюро собирался отправиться куда-нибудь подальше из Эдо, а в таком деле, как разведка, помощь его была бы неоценима. Хотя прошло уже слишком много времени и шансы застать Паука на условленном месте были невелики, Хаято решил на всякий случай заглянуть в храм Кухонбуцу. Там он намеревался посмотреть, не оставил ли Паук записки или другой весточки, по которой можно будет понять, в каком направлении его искать, если отправиться следом. Скорее всего, задание, на которое был послан Хаято, должно
было заинтересовать Дзиндзюро.
На луговой траве еще лежала прохладная роса. Новые соломенные сандалии вскоре намокли и стали тяжеловаты, но Хаято не обращал внимания. Настроение у него было безоблачное, и душа полнилась каким-то новым чувством — неведомым доселе удовлетворением. С легким сердцем он шагал по дороге.
Следом за Хаято, отстав на полквартала, шел неизвестно откуда взявшийся незнакомец. Хаято не видел его, и незнакомец старался двигаться как можно осторожней, чтобы по возможности оставаться незамеченным. Без всякого сомнения, он следовал за Хаято, но с виду был не похож на переодетого сыщика. На нем были перчатки-тэкко, гетры и соломенная шляпа, что придавало незнакомцу сходство с отправившимся в путешествие купцом. Крутой подбородок отсвечивал синевой после недавнего бритья.
Хаято обратил внимание на незнакомца только в Сэтагая, в харчевне во время обеда. «Странный тип», — подумал он, не заподозрив, впрочем, что этот человек может за ним следить. Через несколько минут он и думать забыл о незнакомце, отправившись дальше по дороге, что вилась вдоль длинного пологого склона холма среди желтых цветов сурепки.
Вскоре посреди поля, поросшего молодыми колосками пшеницы, замаячила на фоне синего весеннего неба крыша храма Кухонбуцу. Однако до храма предстояло еще далеко идти по дороге под палящим солнцем. Войдя в ворота храма, Хаято оказался в прохладной тени под густыми сочными листьями дерева гинкго. Казалось, сюда уже пришло лето. Солнце заливало сияньем безлюдный двор храма, нещадно пригревая преющую от жара зеленую траву. Белая бабочка, сидя на травинке, устало помахивала сухими крылышками, похожими на клочки бумаги. Храм состоял из трех корпусов. В каждом из строений содержалось по три изваяния будды. Здания были ветхие, на покосившихся крышах сквозь черепицу пробивалась трава. Заглянув внутрь, Хаято почувствовал запах пыли и запустения. Будды в таинственном полумраке безмолвно поблескивали позолотой.
— Но где же может быть весточка от Паука? Хаято внимательно осмотрел один за другим все три корпуса храма и наконец остановился у боковой стены того придела, что был от него справа. В куче записок с загаданными пожеланиями он обнаружил одну, написанную уверенной рукой мастера и, должно быть, совсем недавно сюда положенную: «Улица Фумбу-хоммати, Дзюбэй Марутая». К бумажке старым гвоздем был приколот околевший паук-дзёро величиной с большой палец. Паук уже совсем высох — наверное, Дзиндзюро сообразил поискать где-то под стрехой в паутине и прикрепить его в качестве тайного знака. Конечно, это означало приглашение явиться к Дзюбэю Марутая. Выходит, не зря он заглянул в храм. — Вздохнув с облегчением, Хаято решил дойти до Мидзонокути и далее двинуться на запад, спустившись по склону холма к кварталу Ацуги. Найти бы Дзиндзюро! Кто еще, кроме него, мог пробраться на потолок гостиной в усадьбе всемогущего Ёсиясу Янагисавы? Если бы только Паук отправился с ним в Ако, он бы мог подслушивать любые тайные переговоры, какую бы охрану там ни выставили, безо всяких проблем. Во что бы то ни стало надо будет убедить Дзиндзюро!