Гипнотизёр

  ― Знаешь, Мишель, а мы с тобой ― тёзки, только друзья называют меня Мик, сам не знаю почему. Ты тоже можешь... если хочешь, конечно, а что там, в сумке? Ух ты, зачем тебе такой большой крест, тяжёлый, наверное...

  Я невольно сделал шаг назад, представив, как получаю по уху этой махиной, которую психованная малолетняя дура еле удерживала обеими руками, выставив перед собой наподобие щита. И, кажется, моё отступление было воспринято не совсем верно, о чём свидетельствовал почти змеиный шёпот, слетавший с таких симпатичных губ:

  ― Думал обмануть меня, демонское отродье... Человеком прикинулся, а от святого креста отворачиваешься?

  В ответ я деланно рассмеялся, стараясь держать дистанцию от озверевшей фанатички:

  ― Эй, мадемуазель Мишель, не дури... Не боюсь я твоего креста ― не вампир же, тоже мне, нашла чем пугать... ― и добавил уже с любопытством, не спуская глаз с надувшейся от возмущения противницы, ― или у вас тут и кровопийцы водятся? Прикольно... У тебя там в сумке осинового кола случайно нет? Или, может, чеснок завалялся?

  Она забавно фыркнула, совсем как Эллен, сдувая чёлку со лба, и внезапно стало грустно от того, что дома безответная школьная любовь, так похожая на эту замарашку, даже не смотрела в мою сторону... Но долго предаваться меланхолии не позволило весьма неожиданное предложение:

  ― Докажи, что не врёшь ― целуй...

  Я растерялся, в ответ глупо промычав:

  ― Э... что, прямо так сразу? Мы же вроде только познакомились. Ну, если ты настаиваешь...

  Мишель как-то странно на меня посмотрела, внезапно сильно покраснев, что стало заметно даже при тусклом свете факела ― пунцовые щёки горели огнём, а в глазах бушевала настоящая ярость. Я прямо замер в восхищении, так она была красива ― первый раз за столько лет заметил, что Эллен не единственная девчонка в мире...

  ― Ах ты... ― и она завернула такое, что я присвистнул, стараясь запомнить этот замечательный оборот, представляя, как вытянется лицо сражённого наповал Эдди...

   Должен признать, ругаться в Средневековье умели, и совсем неплохо ― ну, подумаешь, ошибся человек, что ж сразу орать-то? Оказывается, мне было предложено всего-то приложиться к распятию, и, прикинув, что серебро по-любому убивает микробы, я тут же исправил ситуацию ― так горячо прижался губами к потемневшему кресту, вообразив, что это нежные губы гордячки, что она поперхнулась и замолчала. А я, вытерев рот рукавом футболки, усмехнулся:

  ― Ну что, довольна, теперь веришь?

  Дочь местного кузнеца смотрела на меня, мягко выражаясь, с опаской, но кивнула, окинув взглядом, полным вполне обоснованного подозрения:

  ― А ты странный, Мик...

  Я поднял бровь:

  ― Ну, знаешь, у тебя тоже видок не для королевского приёма... ― сказал и испугался, что она обидится. Но Мишель вдруг так светло улыбнулась, что я на мгновение забыл о той абсурдной ситуации, в которой сейчас находился. И тут в голову словно что-то стукнуло, наверное, это глупый мозг наконец проснулся ― разве возможно, чтобы у нас с ней была одна душа на двоих? Нереально... Значит, или она не моё прошлое воплощение, или... я влип во что-то очень нехорошее.

  Он появился внезапно, довольно хлопая в ладоши ― противная улыбка растянула рот до ушей, глаза смеялись, нет ― они потешались надо мной. Тонкие губы не шевелились, но я отчётливо слышал ехидный голос мерзавца, заманившего доверчивого дурачка в ловушку. И не только я один ― дрожащая ладонь Мишель прильнула к моим пальцам, и в ответ они крепко её сжали, то ли пытаясь приободрить, то ли ища поддержки ― и сам не понял... Горячее дыхание спрятавшейся за моей спиной девушки обожгло затылок, странным образом придав сил устоять после услышанного:

  ― Браво, Мик! Кажется, я недооценил твои умственные способности, хотя теперь это уже не имеет никакого значения, маленький задиристый глупец...

  Его коричневая монашеская ряса не касалась пола, капюшон был откинут на спину. Я с замиранием сердца смотрел, как чёртов гипнотизёр парил над полом, и невидимый ветер развевал полы его одежды, ероша начинавшие редеть тёмные волосы. Но когда прозрачная волна пробежала по лицу ухмыляющегося месье Штерна, меня немного отпустило:

  ― Спокойно, на самом деле его здесь нет, это всего лишь изображение, просто внушённая картинка. Решил запугать, дешёвый фокусник, на самом деле он там, в комнате и никому не может причинить вреда... ― как же хотелось верить в это, но испуганный шёпот Мишель у самого уха не добавлял храбрости:

  ― Мик, это привидение, да? Я слышала, при строительстве крепости погибло несколько монахов, их тела так и не нашли... Что же с нами будет?

   Было страшно, и, не зная, что ответить, просто ещё раз пожал её ледяные пальчики. Я ненавидел себя за беспомощность, за то, что мой обычно болтливый язык сейчас не хотел ворочаться:

  ― Возьми себя в руки, идиот, ты же не трус, успокой малышку, не молчи, скажи хоть что-нибудь...

  Но пока я пытался дать себе мысленного пинка, "доктор Эмильен" решил высказаться, прояснив ситуацию. И почему злодеев всегда так тянет похвастаться своим "гениальным замыслом"? Что б он сдох...

  ― Не стоит так нервничать, Мик, ничего уже не исправишь, смирись. Если бы у меня был другой выход, я бы не стал так поступать, наверное. Мне важно сохранить жизнь этой малышке, и я не собираюсь объяснять тебе ― почему. Хотя судьбой ей предназначено погибнуть ― в этом месте сегодня, увы, обвалится свод, ты заменишь собой девочку, найдя конец под грудой очень тяжёлого камня. Уверен, история не заметит небольшой подмены...

  Он улыбнулся, а я вдруг почему-то успокоился, шепнув Мишель:

  ― Не слушай его, он просто псих, вот и несёт всякий бред.

  Эмильен погрозил мне пальцем:

  ― Не груби, Мик. Сам-то, наверное, от страха уже штаны обмочил ― все вы одинаковые... Мишель, деточка, ничего не бойся: сейчас ты быстро пойдёшь по этому тоннелю и три раза повернёшь налево. Ход выведет тебя прямо к убежищу, поспеши, не расстраивай родителей ― они уже итак потеряли двоих детей...