Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 1 из 3



Борис Попов

Шапито

– Томас Дэй, репортер, – Мужчина протянул свое удостоверение симпатичной молодой блондинке с длинными наманикюренными ногтями, нарощенными ресницами и слишком откровенно оголяющей грудь блузке. Девушка молча взяла его удостоверение, что-то быстро набрала на компьютере и вернула документ обратно, – Прошу Вас, мистер Дэй. Мистер Уэст готов к встрече. Идемте, я провожу Вас, – И миловидная блондинка, широко улыбнувшись, вышла из-за полукруглой мраморной стойки, расположенной в самом центре холла. Моментально пять пар женских глаз, принадлежащих остальным девушкам, красавицам как на подбор, сидящим так же вдоль длинной мраморной стойки ресепшн и исполняющих ту же самую работу – прием и обработку, перенаправление и запись на прием приходящих клиентов, поставщиков, а также решение любых проблем своего начальства, впились в спину вышедшей из-за стойки блондинки. Как мог понять Томас, здесь крайне редко провожают гостя в сторону нужного кабинета, скорее всего – лишь в исключительных случаях. Репортер внутренне поежился.

Томас Дэй, молодой репортер двадцати семи лет, не любил находиться в центре внимания – скорее наоборот, место в тени, подальше от камер, его более чем устраивало. Именно поэтому мужчина выбрал для себя не какой-нибудь модный интернет-портал и не работу на телевидение, а старую добрую газету. Работая в одной из немногих оставшихся с приходом интернета в жизнь людей газетенке, Томас обожал проводить журналистские расследования, и, хотя все еще был молод, занимал высокую должность в своей газете и вел целую колонку на третьей странице. Томас амбициозен, но немного старомоден – каждую свою догадку, каждое интервью, каждый источник информации всячески проверялся, а потому у Дэя не было статей вроде «Инопланетяне похитили Анжелину Джоли» или «Как заработать миллион, просто торгуя яблочным соком». Томас не выдавал новостей-пустышек, трудился в поте лица и ненавидел интернет. В том числе и из-за слишком большого числа непроверенной информации, ложных новостей и избытка откровенных идиотов, собранных в одном месте.

Репортер, немного сжавшись под пристальными взглядами работников корпорации, плелся за энергично бегущей впереди него девушкой вдоль роскошного холла с фонтаном, комфортабельными диванчиками для ожидания, мраморным полом и стеклянными лифтами. Он явно чувствовал себя не в своей тарелке – вся эта роскошь, шик, но, в большей степени, удивленные и иногда откровенно наглые взгляды на него, буквально выбивали из колеи, заставляли сжиматься. Томас чувствовал себя подопытной крысой в клетке, которой только что ввели экспериментальную сыворотку, и за этим наблюдает два десятка глаз ученых. Наконец, спустя целую вечность, они вошли в лифт, и девушка нажала кнопку верхнего этажа. Механизм принялся неторопливо поднимать их вверх.

Томас не знал, что сказать, как поддерживать непринужденную беседу с девушкой, а потому просто молчал, тупо пялясь на свои руки. Он не умел знакомиться, общаться и вообще сколько-нибудь адекватно вести себя с женским полом, а потому жил в полном одиночестве, снимая квартиру в недорогом районе города, съехав от родителей всего три года назад, и то в большей степени из-за того, что коллеги по работе доставали его своими шуточками. Репортер не считал себя затворником или странным, но на самом деле эта повернутость на работе служила ничем иным, как защитой от одиночества, занятием, которое придавало его жизни хоть какой-то смысл.

Наконец, лифт остановился, и девушка вновь повела его сквозь лабиринт офисов по слишком роскошному зданию самого большого небоскреба Нью-Йорка. Дэй уже давно заметил, что мультимиллионеры перестали удивлять друг друга яхтами или вертолетами и перешли на новый уровень. Теперь круче и почетнее тот, чей небоскреб возвышается над городом и находится ближе всех остальных к деловому центру города. Томас прекрасно осознавал, как сильно эти люди оторвались от реальности, от жизни, в которой большинство населения с трудом дотягивают от зарплаты до зарплаты, берут телевизоры в кредит, потому что не в силах сразу расплатиться за кусок пластмассы и набор микросхем, а о покупке дома мечтают большую часть своей жизни. Почему-то репортеру вдруг стало обидно за себя и всех подобных ему людей. Ну и почему он вынужден столько работать и с трудом выживать в своей съемной квартирке, когда кто-то строит себе небоскреб только ради того, чтобы потешить эго? Злость поднималась в душе Дэя, и он уже готов был уйти, повернуть назад и отменить встречу с очередным миллионером-затворником, слишком много мнящем о себе и не дающем никому интервью, когда вдруг девушка остановилась перед одной из сотен дверей.



– Мистер Дэй, проходите в комнату отдыха, она сейчас полностью свободна, а господин Уэст будет здесь с минуты на минуту. Если Вам что-нибудь понадобится – от свежевыжатого сока до утренней газеты – просто нажмите на кнопку в ручке кресла, и к Вам подойдет прислуга. Мистер Уэст просил Вам передать, чтобы Вы не стеснялись и пользовались всеми благами, которые доступны только директорам и старшим партнерам корпорации. – Девушка вновь мило улыбнулась и двинулась в обратном направлении. Почему-то фраза казалась Томасу незаконченной, словно оборванной и повисшей в воздухе. Как будто блондинку также тяготило общество репортера, как и его общество любых незнакомых людей.

В голове Томаса проносились миллионы мыслей в секунду. Попросить ее оставить номер, спросить, как зовут, узнать, почему обычному репортеру устроили такой прием… Тысячи вопросов крутились в голове, но Дэй, как всегда, предпочел молчание. Он просто повернул ручку и вошел в кабинет.

Репортер как будто попал в иной мир. Ни единого намека на излишнее богатство и ни одного шанса поработать. Его глазам предстала настоящая комната отдыха размером с пять, а то и шесть квартир, снимаемых Томасом. Несколько комфортных и невероятно мягких, манящих к себе кресел, половина из которых с функцией вибромассажа, бильярдный и теннисный столы, мини-гольф, диван, небольшой столик с закусками и сладостями, широчайшее окно во всю стену, открывающее великолепный вид на город, телевизор и даже какая-то очередная игровая приставка. В этом месте как будто собраны все виды развлечений – разве что не хватало бейсбольного поля с командой суперзвезд, начинающих играть по приказу хозяина – и Томас по какой-то причине уже не чувствовал злость и скованность. Он расслабился. Возможно, потому что остался один в комнате, наедине с самим собой, возможно – потому что все предметы в комнате не были такими уж лощеными и вычурно-богатыми, как внизу, в холле. Это место создано для отдыха, и атмосфера расслабленности буквально проникала в каждую клеточку тела репортера.

Довольно быстро Дэй сообразил, что за ним, вероятнее всего, наблюдают, а потому просто занял одно из кресел в углу, лицом к двери. Утопая в теплоте, мягкости и удобстве, Томас успел подумать, что если немного посидит, то может задремать, как вдруг дверь распахнулась и в комнату ворвался Мэтью Уэст. Один из самых богатых людей страны, шестидесятитрехлетний мужчина, вопреки всеобщим слухам не делающий пластических операций и выглядящий намного старше своего возраста, или, по крайней мере, старше своих друзей-миллионеров, проводящих треть своей жизни в косметических салонах и клиниках пластической хирургии, с юношеским лицом и дряблыми старческими руками. Нет, Уэст никого не обманывал и не молодился. Впрочем, это, кажется, было совсем не нужно мужчине.

Едва дверь открылась – а распахнулась она с невероятной силой, словно ветер ворвался в комнату, как Томас почувствовал мощную пульсирующую энергию, исходящую от вошедшего. Раньше он слышал о подобном, читал в статьях или книгах и считал чушью – но не сейчас. В эту минуту репортер впервые ощутил какую-то внутреннюю силу и власть, исходящие от другого человека. Все было именно так, как писалось в книгах, и репортер, сам того не замечая, поднялся на ноги. Миллионер буквально пронесся через всю комнату к нему, а крепкое рукопожатие давало повод усомниться в реальном возрасте Уэста. Тем не менее, его облик, лицо, цвет кожи, да и внешний вид в целом были полной противоположностью – мужчина создавал впечатление дряхлого старика.