Страница 7 из 20
– Чего хулиганишь? – вопреки моим ожиданиям родственница подала голос.
– Ты что с отцом делаешь, что он сбежать хочет? Думаешь, в доме престарелых курорт?
– Ничего я не делаю! Щас полицию вызову!
– Давай, жги! Наверняка в подъезде найдётся куча свидетелей, а на дедушке подробная карта синяков!
– Поехали! – Дедушка осилил лестничный пролёт, пересел в своё кресло и требовал кучера. Не успела я повернуть голову, как щёлкнул замок, распахнулась дверь, оттуда выпорхнуло весёлое синенькое ведро и окатило меня водой. Дверь захлопнулась.
– Дура, это для засолки ведро! – прокомментировал дедушка.
– Ляля Евгеньевна, вы чего? – Голос был знакомый. Я протёрла глаза, с ужасом думая, как сейчас выглядят мои размазанные брови, проморгалась. Вниз через перила резво стекали струйки воды. На площадке рядом с коляской стояла Сашка.
Глава II
– Та-ак! – Обычно это срабатывает, если произносить с нужной интонацией. Моя собака, например, не знала команд, но знала моё «Та-ак!». Это может значить что угодно – «не лезь в мусор», «брысь с дивана», «не уходи со двора» – вместо тысячи слов. Короткого «та-ак» достаточно, чтобы она поджала хвост и вспомнила о приличиях. С детьми, честно говоря, тоже срабатывает, если применять редко и по делу. Даже с Лёликом сработало однажды, когда он хотел взорвать петарду на парковке. Я как раз возвращалась с очередной вылазки в Дом, где успела поцапаться с охранником, и видок у меня был решительный. Лёлик погасил спичку и даже положил в карман – вот как это сработало! Но произносить такое заклинание стоя в луже с мокрой башкой и потёкшими размазанными бровями, наверное, не очень эффективно.
Дедушка одобрительно смотрел на Сашку, Сашка – ошалело на меня.
– Я ждала-ждала, вы не идёте, я подумала, может, помощь нужна… – затараторила она.
Старик одобрительно закивал: молодец, мол, девочка, уважает старших.
– Саша, а где конкретно ты меня ждала? И как вообще сюда попала?!
– А чего вы мокрая?! – огрызнулась Сашка.
Надеюсь, когда-нибудь я буду рассказывать это своим внукам и смеяться. Но тогда я некрасиво сплюнула под ноги (всё равно мокро), спустилась, взялась за ручку коляски:
– Бери за другую. Да не так…
Со второго раза Сашка взяла как надо, и мы понесли дедушку к машине, то и дело поскальзываясь на мокрых ступеньках. С меня капало.
Он был лёгкий, если нести вдвоём и вниз по лестнице, немного мешали ноги и очень – колёса. Я держалась за перила, Сашка за стенку, и я даже с радостью подумала, что вот, не вечно же мне таскать пустые коляски. Хоть кто-то из моих благотворителей ещё жив, здорово же, чего киснуть. Сейчас погрузимся, накрасимся и будем думать, как дальше жить. К тихому часу мы ещё не опоздали, так что всё не так плохо.
На последнем пролёте я всё-таки поскользнулась, съехала на спине по ступенькам. Сашка со своей стороны отпустила коляску, та накренилась, я удержала её локтем, чтобы не получить по голове.
– Валерий Иванович, – отрекомендовался дед, выбираясь из куча-мала. – Интересная у вас работа, девочки.
Когда мы всё-таки выкатились из подъезда, с меня уже сошло семь потов. Я помогла Сашке подкатить коляску к машине и велела грузить дедушку на заднее сиденье. Закинула в багажник коляску и сумку и опять достала телефон. Из всех подходящих телефонов у меня нашёлся только номер кураторши, которая присылала мне адреса. В Вотсапе. Над аватаркой с задницей хомяка (представляю, как она в жизни выглядит) стояло вычурное имя «Елизавета». Позвонила. Сперва она долго не отвечала на мой звонок, потом долго не могла понять, о чём я толкую… В конце концов она обещала помочь, но голос при этом был такой, что сразу стало ясно: пристраивать старика в Дом мне придётся самой.
Дедушка пытался захлопнуть дверцу машины. Он уже сидел внутри, Сашка стояла рядом и пыталась помочь, но он ей мешал. Я шуганула обоих, хлопнула дверью. Сашка быстренько уселась впереди, пока я не успела возразить, и тут что-то тяжело ударило по капоту. Я подняла глаза.
– Едем уже! – заволновался дедушка.
– Проваливай! – донеслось откуда-то сверху, и в плечо мне метко прилетел… по ощущениям камень, но отскочила и запрыгала по асфальту гнилая картофелина. Я подняла голову. На балконе стояла Тощая и замахивалась для броска очередной картофелиной.
– Я сейчас поднимусь. – Я старалась говорить строже, но когда в тебя кидаются картошкой, получается не так убедительно.
– Вали!
Я успела уклониться от новой картофелины, она попала в окно и отскочила под ноги.
– Ляля Евгеньевна! – Сашка всё видела. Если при ней меня поколотит какая-то чокнутая, о воспитательском авторитете можно забыть.
– Как ты вообще попала в машину?!
– В багажник залезла. Машина открыта была, места много…
Ну да, тут пол моей группы поместится. Надеюсь, больше никого нет.
Прилетела новая картофелина, на этот раз в крышу, у меня там вмятины ещё с зимы, когда машина полночи орала сигнализацией, а слышал весь дом, кроме меня. Кто-то тоже чем-то кидался… Я села, захлопнула дверь и газанула вперёд…
– И в полицию не позвоните? – спросила Сашка.
– А толку? Даже если мы снимем побои картошкой, её максимум оштрафуют, и всё. Иванычу это не поможет, да и нам… Нам до Дома ещё через полгорода ехать.
До центра мы добрались быстро и встали в пробке. В спину мне гудел какой-то нервный, часы, которые и без того показывали, что мы опаздываем, неумолимо приближались к отметке «Больше тебе негде работать в отпуске».
Я любовалась на старую площадь и дощатый сортир прямо посередине. Не знаю, кому это пришло в голову, но этот сортир – наша местная достопримечательность. По слухам, какая-то общительная старушка заметила, что в городе мало общественных туалетов, и стала звонить-писать администрации. Дозвонилась, дописалась. Примерно год назад, с оркестром и ленточками, на главной площади открыли это чудо современной архитектуры. Серьёзно, даже зрители были! Дощатый сарай-сортир, покрытый блестящей олифой, аж сверкает на солнышке! На три места, только без перегородок внутри – зачем нам эти излишества! Этих синих штук с абсорбентами тоже нет. Даже дыр для этих абсорбентов нету – забыли сделать! Я когда в газете прочла – не поверила, пока сама не нашла времени сбегать на площадь и посмотреть. Всё так: сортир, которым никто не пользуется, потому что невозможно. Во сколько он обошёлся городу, я боюсь гадать: недвижимость в районе площади стоит, наверное, как в Москве, а в сортире метров, наверное, пять… Мы тогда с Ленкой смеялись, что эту недвижимость в центре можем себе позволить.
…За нелепой сверкающей сараюхой-сортиром торчал цветной шатёр, исписанный блестящими буквами: «Цирк шапито». Сводить, что ли, своих – на класс сделают скидку?
– Смотри, Саш, – я кивнула на цирк.
Сашка вздрогнула, вынырнув из своих мыслей, глянула…
– Садюги!
Я даже не поняла сразу, но Сашка развила мысль:
– Простите, Ляля Евгеньевна, но меня просто бесит, когда животных мучают!
– Господь их накажет, – подал голос Иваныч. Наверное, все старики так говорят, чтобы утешить детей.
– Точно! В другой жизни они будут черепахами!
– Почему черепахами?
– Обидно, когда позвоночник вынесен наружу, да ещё развёрнут навстречу всем палкам, камням и плевкам. И убежать толком не можешь…
Не знала про позвоночник: думала, панцирь и панцирь.
У проходной Дома нас уже ждали, я вообще такого не видела никогда. Обычно я битый час пререкаюсь с охраной, чтобы пустила машину на территорию, потом, проиграв в очередной раз, пререкаюсь, чтобы охрана меня разгрузила и отнесла барахлишко в Дом, потом, опять проиграв, – чтобы меня с барахлишком пустили на территорию и не забыли выпустить (последнее сложнее всего, они там считают себя юмористами и гогочут: «Сиди, бабуля», пока на них не наорёшь и не пригрозишь Европейским судом).