Страница 6 из 20
– Почему?
– Сама как думаешь?
– Страшно, да? А при чём здесь вы?
– Я еду, чтобы забрать его барахлишко в дом престарелых – живым пригодится.
– Кресло, памперсы…
– Ну да!
– А что за приблуды?
– Глюкометр, тонометр, ещё какой-нибудь – ометр… Ты не представляешь, сколько прибамбасов надо старику, пока он жив. Я слышала, одному волонтёру однажды отдали штуковину для кровопускания, представляешь?
– Это какой же век?
– Конец девятнадцатого – начало двадцатого… Всё, бегу!
– А с вами можно?
– Нет. Во-первых, тебе нельзя за территорию. Во-вторых, мне тем более нельзя увозить тебя за территорию в своей машине по нерабочим делам.
Может, она и хотела возразить, но я быстро убежала. До нужной улицы тут ехать полчаса, но ещё полчаса я потрачу на болтовню с безутешными родственниками (они любят поговорить и очень обижаются, когда приезжает чужая тётка, молча забирает барахлишко и молча вывозит)…Да, надо ещё забежать в корпус переодеться: видок у меня после заброшки не подходящий для визитов.
Нужная квартира оказалась, как всегда, на пятом этаже пятиэтажки (ну да, без лифта), и я запыхалась, пока шла по лестнице. Даже задержалась у двери продышаться, прежде чем позвонить. Дверь ещё деревянная, не железная, как у всех, сто лет таких не видела. Открыли сразу. Женщина, лет на десять старше меня и раза в два тоньше. Нездоровое тощее лицо, под глазами отёки. Три немытые волосины под ободком, спортивный костюм, запах кислятины – то ли от неё, то ли из глубины квартиры.
– Здравствуйте, я из фонда…
– За коляской, что ли? Заходи.
Сразу на «ты», бесит. Я шагнула в коридор, задела чью-то видавшую виды кроссовку, получила по ноге трёхногой табуреткой, отступила, открыв плечом туалет… Чёрт! Запах ударил по ноздрям и пробил до желудка. Улыбаюсь, сдерживая рвотный спазм. Они вообще воду в туалете сливают?
– Стой там, я тебе вынесу. – Тощая ушла, шумно шлёпая тапочками. Я шагнула из туалета, прикрыла за собой дверь. В зеркале коридора отражалась неубранная тёмная комната: огромные ржавые шторы закрывали окна так, что разглядеть было невозможно, что там ещё в комнате есть, кроме этих штор. Да не очень-то и хотелось, если честно. Взять барахлишко – и бежать, пока не стошнило. Эта вроде неразговорчивая, надеюсь не задержит. Квартиры, где недавно умер старик, редко пахнут розами, но это было чересчур. Я отошла от стены, чтобы не касаться засаленных обоев, и конечно опять споткнулась о табуретку.
– Не буянь там, иду.
Сперва в зеркале показалась жёлтая икеевская сумка, и она полетела в меня. Поймала. Даже не заглядывая внутрь легко определить, что там памперсы, одноразовые пелёнки и какая-то приблуда в маленьком мягком чехольчике.
– Спасибо. – Открыла входную дверь, выставила на лестницу. Боливар не вынесет двоих.
– Погоди, кресло!
Кресло она добывала долго. Громыхала, кряхтела, ругалась, кажется даже роняла посуду. Наконец в зеркале показались блестящие колёса.
– Вот. Три тыщи, недорого прошу.
Так и знала! Нет, большинство родственников отдают вещи в Дом с радостью и за так – лишь бы забрали, лишь бы не видеть, не натыкаться и наконец-то сделать ремонт, чего уж там. Они долго говорят или, наоборот, молча плачут, но есть и исключения. У этой Тощей явно нет в доме лишних вещей. Зачем отдавать за так то, что можно продать? Вот и сейчас просто так ненужное ей кресло не отдаст.
– Я из фонда, – глупо повторила я, хотя до таких не доходит: надо сразу разворачиваться и уходить.
– Ладно, две. Ты учти, что у меня желающих…
В комнате что-то звякнуло, разбилось, послышалось ворчание.
– Заткнись там! – рявкнула Тощая мне в ухо, пульнула на звук ближайшим ботинком, замахала на меня рукой и попятилась в комнату, утаскивая за собой кресло.
Я вышла из подъезда, щёлкнула брелоком. Нет, наверное, всё-таки надо вернуться…
– Эй, Земля! – голос раздавался сверху. – Меня забыли! Забыли меня!
На балконе пятого этажа стоял вполне живой дедушка в футболке «Металлика» (у меня была такая в школе и махал ботинком, свободной рукой держась за перила.
К такому волонтёрская работа меня не готовила!
Я стояла разинув рот, а дедушка на балконе, кажется, решил, что я не очень умная, поэтому, сбавив тон, терпеливо и негромко повторял, не забывая жестикулировать:
– Я поеду с вами! Как понял, приём?!
– Мне подняться?
Он кивнул, и я побежала назад. Опоздаю на тихий час! До обеда моего отсутствия в лагере никто не заметит, во время – тем более: у меня уже достаточно большие детки, чтобы поесть без нянечки, – а вот когда начнётся тихий час… Мои устроят революцию, и все мы дружно вылетим из лагеря, не знаю, кто первый.
Запыхавшись, я взлетела на пятый этаж и толкнула дверь. Дедушка уже стоял в коридоре, опираясь на разложенное кресло. Взгляд у него был, будто он сейчас загребёт меня этим креслом как ковшом экскаватора да и прокатит по лестнице вниз. Или дело не во взгляде? Да нет, в нём. Я такие глаза видела только в кино про войну. Он не просто смотрел, а словно прицеливался не щурясь.
– Здравствуйте, – глупо сказала я.
– Пассажира забыли, – глупо ответил дед.
За спиной его показалась Тощая, он обернулся и переключился на неё:
– Вещи продаёшь?! А ничего, что я ещё жив?!
– Вот и я хочу пожить спокойно. Не трястись от каждого шороха. А ты хочешь всех пережить, один остаться!
Они пререкались, а я соображала, что делать. Звонить в фонд, звонить в Дом, звонить в опеку, ещё куда… На что рассчитывала Тощая, эта добренькая родственница, когда хотела избавиться от дедушкиного барахла при нём живом, я после подумаю. Сейчас надо…
– Я должна позвонить! – Я достала трубку, и, пока листала телефонную книгу, что-то ударило меня под коленки. Я свалилась на мягкое и поехала по ступенькам вниз.
Копчик больно врезался в перила, отделяющие лестничную площадку от окна. Хорошо, что врезался, а то вылетела бы сейчас штанами вперёд с пятого этажа. Я торчала на лестничном пролёте, стоя коленями на коляске. Это он меня, значит, под коленки этой коляской вниз и прокатил… Сильный дедулька!
Сильный дедулька спускался по лестнице бочком, держась двумя руками за перила, и напевал под нос «С горочки на саночках ку-выр-ком». Я всё ещё сжимала в руке телефон:
– Подождите, я должна сперва позвонить!
– Чего звонить – сматываться надо!
– Куда? Вас с улицы никто не примет, нужна путёвка, медкомиссия… А я вообще в детском лагере работаю!
Дед смачно выругался, но спускаться продолжил, напевая свою песенку.
Съездила за колясочкой! Что ж тут творится-то, что крепкий дедок хочет сбежать из собственного дома? Я много слышала о жестоком обращении со стариками, но столкнулась, честно говоря, впервые. Если Тощая коляску его продать хотела, подозреваю, что это не единственный её подвиг. Так, и что делать? Думай, Ляля, думай! Больше всего хотелось подняться и без затей навешать пинков этой Тощей, но старику это точно не поможет, да и её вряд ли вразумит…
Я выскочила из коляски (копчик ещё болел), промчалась мимо дедушки в квартиру (он хотел перехватить, но слишком долго думал, какую из двух рук можно безопасно отнять от перил). Толкнула дверь – заперто. Быстро она сориентировалась! Я принялась трезвонить, колотить в дверь ногами и высказывать вслух всё, что о ней думаю, чтобы соседи слышали. Вряд ли это была настоящая волонтёрская работа, но мне надо было выпустить пар. Такие слишком трусливы, чтобы открыть дверь и встретиться с тёткой тяжелее и крепче себя, так что никто не пострадает.
Дедушка между тем преодолел пять ступенек. Ещё парочку, да ещё четыре с половиной лестничных пролёта – и мы будем в машине. За это время можно до чёрта с рогами дозвониться, поэтому я не спешила. Методично колотила ногой в дверь и орала Тощей, какая она гадина. Ничего странного, что на шум не выходят соседи. Те, кто может с ней справиться, в это время обычно на работе, а остальные боятся.