Страница 22 из 25
Он устроил девочку в школу, но ей там совсем не нравилось. Во время урока она могла выйти из класса, встать на полуденном солнцепеке, задрав голову, и долго наблюдать как зачарованная за птичьим гнездом. Однажды она решила залезть на дерево. И у нее это прекрасно получилось. Она ловко цеплялась тонкими ручками и ножками, как бельчонок. Залезла она лишь для того, чтобы вытащить из гнезда яйца. Какое-то время внимательно рассматривала их, потом подбросила в воздух, и от заключенных в скорлупе маленьких жизней, которые надеялись появиться на свет, остались маленькие лужицы. А она расплылась в довольной улыбке.
Пришлось вернуть ее домой. Даже не представляя, как с ней быть дальше, он не переставал бесконечно любить ее. Как-то они гуляли, и мимо прошла почтенная дама с маленькой собачкой на поводке. Девочка не отрывала от собачки глаз, и он решил, что собачка ей очень понравилась. Если завести такую, возможно, она научится ухаживать за братьями нашими меньшими, заботиться о них и любить. И он купил чистопородную таксу – крохотную, с маленькими, как косточки абрикоса, словно влажными глазками, и очень милую. И вместе с маленькой бамбуковой конурой, цепочкой и набором для мытья вручил девочке:
– Теперь собачка твоя, нужно хорошенько за ней ухаживать.
Поначалу девочка жила с собакой в мире и согласии, любила водить ее гулять. Но потом стала воевать с ней, будто с врагом. Однажды он увидел, что у нее расцарапаны уголки рта, а у собаки ухо в крови.
– Ты бы с ней по-хорошему, – сказал он. – Она все понимает и может стать тебе другом.
Девочка из-за царапин не расстроилась и не рассердилась. Ей нравился новый враг, нравилось воевать с ним, и она дралась с собачкой так яростно, что та аж подвывала, обороняясь.
Через какое-то время он нашел собачку в ее маленькой конуре мертвой. Застывшее тело, коготки вверх. Он присел и обнаружил глубоко вогнанный в лоб гвоздь. Кровь текла из раны распускающимся пионом. Похолодев, он вдруг осознал, что правитель небесный послал ему девочку в наказание, чтобы он ощутил страх в душе – ведь, убивая столько лет, он считал, что страх ему уже неведом. С телом собачки на руках он подошел к ней. Девочка спокойно смотрела на него и никакого чувства вины не выказывала. Наверное, испытывала лишь легкую досаду, что заклятого врага уже не будет рядом.
Сына соседки он считал туповатым, но славным малым, да и девочка ему очень нравилась. Он даже доверил этому мальчику провожать ее в школу и обратно. Девочка разрешала ему нести свой рюкзак, а сама шагала впереди, покачивая бедрами. Глядя на нее с веранды, он чувствовал, что, повзрослев, она наверняка станет такой же, как мать, обольстительницей, из-за которой мужчины сходят с ума. Но при мысли об этом душа начинала ныть. Печалился он не о том, что кто-то уведет ее. Он переживал, что рука этого ничего не подозревающего мужчины, лаская ее тело, скользнет вниз и наткнется на шрам. Для него этот шрам особенный, казалось, в нем сосредоточены все характерные черты и странности ее натуры. А шрам нанес ей он, словно даровав новую жизнь. Хотелось держать ее при себе, как сокровище, как произведение искусства, чтобы никто не смел дотронуться до нее.
Учась в школе первой ступени[23], девочка пристрастилась к фильмам ужасов. Он нередко покупал компакт-диски, и они смотрели их вместе, сидя рядом на диване. Девочка уходила в них с головой, но в отличие от обычных девиц страха не испытывала и не взвизгивала, а просто сидела и смотрела. И только самый кровавый или жуткий эпизод мог вызвать у нее на лице довольное выражение. Его это удручало. Возможно, хотелось, чтобы она, как обычные девочки, от ужаса зарылась бы лицом ему в грудь. Он никогда не обнимал ее, потому что никогда не понимал тех, кто предъявляет требования к другим. Он считал, что люди обособлены друг от друга и между ними нет ничего общего. Он ни от кого не ждал даров или помощи. Но и сам не помышлял кому-то помогать. Девочка была исключением. Этого совершенно не поддающегося контролю чувства он и сам не мог объяснить. Словом, он не решался чего-то требовать от нее, не говоря уже о том, чтобы на что-то надеяться.
В тот день они смотрели фильм о женщине, которая жила в огромном особняке одна с большой собакой. Женщина очень любила собаку, но вот зубы собаки ее не устраивали. Она напихала ей полный рот льда, так что у той даже глотка не чувствовала боли. А потом клещами повыдергала зубы один за другим. Собака сидела, разинув окровавленную пасть, а женщина в восторге покрывала ее поцелуями. В пасти остались лишь мягкие, как мясное пюре, десны – вот красота.
Этот эпизод девочка смотрела крайне серьезно, даже глаза округлились, словно она попала в волшебную страну, где никто не бывал. Так погрузилась в это, что казалось, перенимает опыт.
Не прошло и нескольких дней, как она применила этот опыт на практике. Вернулась позже обычного, но ничего странного в ее поведении не было. Она поела, как обычно, посмотрела телевизор, послушала ни на что не похожую музыку. Вдруг раздался стук в дверь и послышался громкий женский плач. Открыв дверь, он увидел соседку всю в слезах.
– Разве твоя дочь человек? – воскликнула она. – Человек она, я спрашиваю, или исчадие ада?
За ней стоял ее дурачок сын. Весь рот в крови и слюне, густо смешанных, как пробивающиеся через закрытую трубу сточные воды. Мальчик раскрыл рот пошире, и стало видно, что там нет ни единого зуба, пустая полость, точь-в-точь как у собаки, которую они видели в фильме несколько дней назад.
Вручив соседке изрядную сумму, он забрал девочку и съехал. В городке они прожили три года, а теперь снова садились на поезд. Большую часть вещей из комнаты он отдал этой матери, тяжело переживавшей за сына, но красные туфли девочка взяла с собой.
В поезде они сидели друг против друга. Она чуть покачивалась, как маленькое озорное облачко, спокойно плывущее перед глазами. Он смотрел на нее, как не смотрел уже давно. Ей уже тринадцать, в изголовье кровати он видел пакет с прокладками и понял, что у нее начались месячные, уже взрослая. Все больше походит на покойницу мать. Высокий лоб, округлые щеки, аккуратный подбородок ― красавица да и только. Большие удлиненные глаза, яркая радужка. Губы, особенно верхняя, довольно пухлые, похожи на два лепестка, соблазнительные и волнующие. Она любила разделять волосы на пробор, заплетать и укладывать на затылке, как французская принцесса из восемнадцатого века. Это она по телевизору насмотрелась, уже разбирается, как волновать сердца. Но когда укладывает волосы на голове, видны ключицы. Они у нее сильно выпирают, а когда она подпрыгивает, на их месте образуются две овальные впадинки в форме чашечек, белоснежные как лепестки лотоса. Все такая же худенькая, ноги и руки – тонкие и длинные, особенно пальцы. Наверное, унаследовала от матери такие, которыми только и держать кисть. Взгляд переместился на ноги, от природы необычайно стройные. Уже угадывается порода, такие люди всю жизнь не толстеют. Красные туфли матери она больше не надевала, но обувь красного цвета по-прежнему любила, и он, увидев красные туфли, тут же их покупал. Так что красных туфелек у нее скопилось много – с квадратными носами, с узкими красными шелковыми ленточками, выкрашенные кореопсисом, с ажурной вышивкой цветов сливы, со сверкающими, как звездочки, стразами. Ей очень нравилось лето: можно надевать красные туфли на босу ногу, скидывать их в любой момент и выставлять ноги на солнце, чтобы загорали.
Он разглядывал ее молча и невозмутимо. Несмотря на все старания не выдать своей тайной любви к ней, скрывать это становилось все тяжелее.
– Зачем ты вырвала ему все зубы? – наконец заговорил он.
– Он хотел поцеловать меня, вот я и сказала: дашь вырвать все зубы, тогда позволю. Сам захотел. – Договорив, она весело хихикнула, не чувствуя никакой вины.
– А ты знаешь, чем я занимаюсь? – спросил он. – Я киллер.
23
Ступень средней школы, в которой обучаются дети с 12 до 14 лет.