Страница 6 из 19
– Мне кажется, – сказал Эрик, – я не чувствую сердцебиения.
Ви кивнула и осторожно прижала руки к груди животного.
– Он умер?
– Возможно, не навсегда. – Кролик был еще теплым. Она чувствовала, как он дышит, как подрагивает под ее пальцами, но ей нужно было, чтобы Эрик тоже поверил – поверил в то, что она сумеет реанимировать зверька.
– Думаю, мы сможем его оживить.
– Ты точно знаешь? Ну, что он умер?.. – Эрик принялся раскачиваться на стуле назад и вперед. Сейчас он выглядел совсем маленьким и жалким.
– Разумеется, точно, – отрезала Ви. – А теперь отойди в сторонку.
Эрик прикусил губу. По его лицу снова потекли слезы, и Ви почувствовала себя виноватой. Как она могла быть так жестока к нему, к своему брату? Что же она за сестра?!
И все же Ви постаралась ничем себя не выдать. Повернувшись к крольчонку, она прижала подсоединенные к аккумулятору провода к мягкому меху.
– Проснись! – велела она. – Оживи!
Словно услышав ее, кролик открыл глаза и слабо трепыхнулся, пытаясь прыгнуть вперед.
– Вот видишь? Он живой! – сказала Ви.
Эрик издал восторженный вопль и крепко обнял Ви.
– Я знал! Знал, что у тебя получится! – воскликнул он.
И тут в коридоре раздались шаги. Они приближались.
– Старина Мак! – Эрик в испуге округлил глаза.
Благодеющая Рука Господня…
Подлинная история Приюта на Холме
Автор: Джулия Тетро́. Изд. «Темные миры», 1980
В 1970-х гг. Приют на Холме считался одной из лучших частных психиатрических клиник Вермонта и всей Новой Англии.
Расположенный на вершине лесистого холма в окрестностях небольшого городка Фейевилл на участке площадью около пятидесяти акров, он вмещал не более двадцати пациентов и напоминал скорее загородное поместье, нежели психиатрическую лечебницу.
Больничный комплекс состоял из пяти зданий. Дом, где жил главный врач Приюта, представлял собой белое деревянное здание в стиле греческого возрождения с широкой передней верандой, которую поддерживали резные деревянные колонны. Конюшни, в которых уже полвека не держали никаких лошадей, были переоборудованы в просторные ремесленные мастерские и художественные студии, предназначенные для реабилитации пациентов. Помимо всего прочего, в мастерских имелись гончарная мастерская и специальная печь для обжига керамики.
Рядом с конюшнями стоял сарай, где хранились инструменты и садовый инвентарь, и стоял микроавтобус, на котором пациентов – опять-таки в терапевтических целях – возили на экскурсии на природу.
Каретный сарай был превращен в небольшую уютную квартиру главного администратора.
И наконец, сам Приют представлял собой массивное двухэтажное здание из желтого кирпича с большими, закрывающимися ставнями, окнами и шиферной крышей. В саду у южной стены Приюта пациенты могли работать в хорошую погоду, ухаживая за огородом и помогая выращивать значительную часть овощей и фруктов, которые затем попадали в столовую заведения. Персонал Приюта был твердо убежден в целительной силе свежего воздуха, солнечного света и здорового труда.
Здание Приюта было построено в далеком 1863 году в качестве госпиталя для солдат, сражавшихся на полях Гражданской войны. Большинство пациентов попадали сюда непосредственно из полевых медицинских пунктов: у многих отсутствовали конечности, многие болели тифом или дизентерией. В начале 1900 гг. Приют превратился в туберкулезный санаторий, где больных лечили отдыхом и целебным вермонтским воздухом. Именно в этот период принадлежащая Приюту территория была заново распланирована и облагорожена, а само здание попало в Национальный реестр исторических памятников.
Благодаря всестороннему и гуманистическому подходу Приют на Холме на протяжении многих лет помогал пациентам «обрести себя, получить надлежащее лечение и осознать собственный человеческий потенциал». Это стало возможным благодаря тщательно составленным лечебным планам, включавшим индивидуальную и групповую терапию, медитацию, йогу, занятия искусством и ремеслами, музыку и садоводство. Больные, работавшие в гончарной мастерской, изготавливали чашки, миски, тарелки и кувшины, которые успешно продавались на местных ярмарках и фестивалях. Сделанную в Приюте посуду, которую легко узнать по «фирменной» темно-зеленой глазуровке и клейму мастерской на донышке, можно встретить во многих домах Новой Англии; кроме того, она высоко ценится коллекционерами.
Приют принимал на лечение в основном людей состоятельных, однако в него могли попасть и те, кому нечем было заплатить за уход, а также так называемые «безнадежные случаи» из других клиник. Принятый в Приюте всесторонний терапевтический подход давал превосходные результаты, хотя в те времена он и считался непривычным и новым, чуть ли не революционным. Большинство тех, кто попадал в Приют, не только выздоравливали, но и овладевали навыками и умениями, которые помогали им найти свое место в жизни.
Неудивительно, что врачи и руководители психиатрических клиник со всей страны часто посещали Приют, чтобы познакомиться с новым передовым опытом. Об успехах используемого в Приюте инновационного подхода было написано немало статей и диссертаций.
Для многих работавшие в Приюте специалисты были пионерами нового метода, а сама клиника – местом, где происходили чудеса, а больные обретали надежду.
Вдохновителем и организатором этих чудес была доктор Хелен Хилдрет. Она проработала в этой клинике больше тридцати лет, причем на протяжении последних полутора десятков лет оставалась бессменным руководителем и главным врачом Приюта. Эта невысокая хрупкая женщина, которая к концу 1970-х давно миновала возраст, в каком врачи обычно уходят на пенсию, была смелым новатором в области психиатрии.
«Необходимо всегда помнить, – писала она в статье, опубликованной в «Американском психиатрическом альманахе», – что мы лечим не болезнь, а человека. Именно поэтому наш врачебный долг заключается в том, чтобы видеть не только симптомы, а личность в целом. А чтобы лечение было успешным, нам надо почаще спрашивать себя: “В чем заключается главный потенциал того или иного человека и как я могу помочь ему раскрыть этот потенциал со всей полнотой?”»
Лиззи
– 19 августа 2019 г. —
На часах – четыре утра, но я просыпаюсь и резко сажусь на кровати. Простыни мокры от пота, подушка валяется на полу, но я не обращаю на это внимания. Напрягая слух, я прислушиваюсь к доносящимся с болот звукам. Меня что-то разбудило. Должно быть, сквозь сон я уловила не то хриплый протяжный вой, не то утробный стон, который заставил меня вскочить. В голове плавает туман, и я совершенно не способна разобраться, что было сном, а что – явью.
Мне приснился очередной кошмар. Еще один сон о ней.
Я посмотрела по сторонам, обводя взглядом знакомую обстановку и пытаясь успокоиться.
Я была в своем фургоне, в постели, в которой спала каждую ночь, когда отправлялась на охоту. Фургон стоял на краю обширного болота. Я была одна.
Моя рука сама потянулась к небольшому «Смиту» калибра.38, который, убранный в кобуру, лежал на полке над постелью. Револьвер я брала с собой «на всякий случай». Прикосновение к холодной стали меня успокоило, я расслабилась.
Вчера я весь день плавала по болоту на маленькой алюминиевой лодке в компании местного жителя по имени Кайрис, разыскивая следы Монстра Медового острова – таинственного существа, которое, согласно легендам, ходило на двух ногах, имело семь футов роста и было покрыто косматой шерстью. Цвет волосяного покрова варьировался в зависимости от фантазии свидетеля – он мог быть бурым, рыжим, серым или серебристым. Судя по следам, которые несколько местных жителей якобы видели «своими собственными глазами», пальцы на ногах существа были соединены перепонками. Некоторые утверждали, что глаза у чудовища светятся в темноте красным.