Страница 14 из 15
– Мне сегодня надо пораньше домой, – промямлила я, чувствуя, что я неправа со всех сторон, надо было вовсе не приезжать к ним сегодня. Но Валера сегодня дежурил, даже не позвонишь ему, а оставаться одной на вечер, когда в голове только и крутятся тревожные мысли о Марке, я была не в силах.
– Ну, конечно, там муж, а кто я…
– Ну не надо, Володь, ты это ты, – пробормотала я.
– Именно. Я это я, всего лишь я, какой-то Книжник… я понимаю, какая-то там школьная любовь, недорого стоит.
Я обняла его.
– Я приеду завтра утром.
– Не надо мне утром, – капризно отвернулся Володя.
– Ну не вредничай.
– Ты всё время так, вспорхнула и полетела, не остановишь тебя.
– Володя… ну что ты? Ну, куда полетела?..
– «Куда»… кормишь меня завтраками… Тань, ты обещала подумать, когда ты разведёшься?
Я с укором посмотрела на него.
– Воло-одя… ты… Господи, нашёл время…
– Да у тебя никогда нет времени для меня!
– Как тебе не стыдно?! – я покачала головой, правда, это было обидно.
Володя только фыркнул и отвернулся.
– Ну… ладно, Володь, давай поднимемся, поговорим, а то сидим как майские жуки в коробке, – сказала я, вынимая ключ зажигания, и открыла дверь.
Выбрался и Володя, смешно, как кузнечик, выкидывая длинные ноги вперёд себя, бормоча:
– Майские жуки, как же… зима-холодина, и ты в Снежную королеву решила поиграть, будто нарочно!
Мы поднялись к нему в квартиру, и я, чтобы у него не сложилось иллюзии, что я передумала и решила всё же остаться с ним, заговорила, едва мы переступили порог, потому что я знаю, как он любит начать целоваться прямо здесь, в передней, не успев даже включить свет.
– Володя, я хочу поговорить. В общем-то, уже давно… – сказала я, садясь на пуфик.
Он разделся и обернулся на меня.
– Вот так, даже шубу не снимешь?
– Послушай, всего несколько слов, а после я уйду, а ты подумаешь.
Он изумлённо остановился, разутый и без куртки, со смешно взъерошенными на макушке волосами, немного растерянный, будто опять школьник.
– Ты… Таня… ты хочешь меня бросить? – он смотрел на меня так, что мне стало не просто не по себе, но все мои препоны совести, что я ставила, бесконечно, рухнули
Я вздрогнула, вот если бы он взялся обниматься, или усмехаться, или сердиться или продолжать дуться, я бы продолжила говорить, я сказала бы, что мне казалось правильным теперь, что надо было сделать, но в эти мгновения я вдруг поняла, что преступно будет это сделать. Да и не могу я. И не хочу. Я его люблю, и с годами только сильнее, потому что он всегда был лёгким и весёлым, и рядом с ним всё становилось таким же, будто он солнце. И за что я могла бы сделать ему больно? В чём виноват Володя?.. Только любить его больше за то, что я от него всё дальше, что ещё я могу?..
Я просто встала и обняла его.
– Прости меня, Володька… Володечка…
– Точно бросит меня хотела, – выдохнул Володя, обнимая меня. – Ради Марка своего прекрасного… Эх ты…
Он поцеловал меня в волосы на макушке.
– Да я понимаю, Тань, он вон какой хороший муж, ради тебя полмира объехал, Боги искал, а я… меня даже рядом не бывает, я в разъездах, ты думаешь, небось, что я там весь девками обвешан…
– Чё тут думать, конечно, обвешан, – усмехнулась я. – Целый Ленин.
Володя обнял меня крепче.
– Фигня это всё, Танюшка… ты одна… – он не договорил, склоняясь к моему лицу.
Глава 6. Предложение странных людей, о любви, о детях и чуть-чуть о смыслах…
Марк вернулся домой около трёх утра, усталый, но нормальный, такой как обычно, вовсе не похожий на себя вчерашнего.
– Ты что не спишь, тоже недавно явилась? – спросил он, снимая одежду в ванной.
Я пожала плечами, а Марк засмеялся, потрепав меня по плечу.
– Что делала-то? Опять с нашими музыкантами весь день проторчала?
– Да нет, я у Боги была сначала.
– Сначала… так и не скажешь, что вы придумали там?
– Нет пока. Лучше ты расскажи, где ты был весь день.
– Да я всё по западным рубежам нашей необъятной родины… – он улыбнулся, забираясь под струи воды, и не стал закрывать дверцы душевой кабины.
Вчерашнее состояние Марка произвело на меня такое сильное впечатление, что сейчас я смотрела на него, будто это был и не он, такой контраст он составлял с самим собой вчерашним, но, к счастью, сам он не думал об этом, он был уже сегодняшний, иной, прежний: живой, ироничный, скрывающий внутри некую сумрачность, которую я ощущала в нём.
– В Калининграде, как я и думал, хитрецы… Вот не было бы у меня инсайдеров, не доказал бы ничего. А так всё легко оказалось. Проценты мои они снизить намерились, вообрази! Думали, ослабла моя система, если я лично к ним я не приезжал несколько месяцев. Пришлось напомнить, кто есть кто.
– Эти два, тоже с тобой ездили? – скривилась я, потому что он как-то чересчур много времени проводил с двумя парнями с такими каменными лицами и гранитными глазами, что мне казалось они оба подобными памятниками на кладбище.
– Не-ет, – усмехнулся Марк, выключая воду. – На что они мне там… Дашь полотенце?
– А дальше? – спросила я, наблюдая, как он вытирается, капельки исчезали с кожи, на плечах и груди, снова проступают веснушки, он очень белокожий, и солнце пристаёт к нему только в виде вот этих оранжевых пятнышек или красного облезлого носа, что делало его похожим на милого белого кролика, потому что при этом выгорали ресницы и брови добела.
– Ты про Киев? – Марк взглянул на меня.
– Ну да, – я подошла и вытерла капельки там, где он не достал – на лопатках.
– Там – плохо, – кивнул Марк, уже не улыбаясь. – Я не государственный человек, конечно, и не сотрудник спецслужб, но Радюгин не зря всполошился. Понимаешь, там проросло отторжение русскости, давно, конечно, пустило корни, но сейчас уже не скрывается, а значит, скоро станет лозунгом для тех, чьи предки под Бандерой ходили. Понимаешь?
– Вообще-то не очень, но это неважно, – сказала я, мне хотелось выйти их духоты ванной.
– Вот то-то и оно, что не важно, – кивнул Марк, запахиваясь в халат, он всегда боялся простудиться, потому что схватывал каждый сквозняк и после подолгу чихал и сморкался, но сейчас он думал о другом, не замечая сквозняков, гулявших по квартире, потому что я не успела закрыть форточки и принялась это делать сейчас, именно для того, чтобы он не заболел. Марк же, по дороге на кухню, продолжил говорить: – Но тебе имеет право быть не важно, а вот тем, кто с Радюгиным в одном учреждении служит – нет. Понимаешь, это всё не его дело, его не касается, только в части помощи вот этих бандеровцев нашим террористам, а точнее прямого участия во всей этой мерзости на Кавказе. Он, собственно, прямой именно целью это имел, но я чувствую, что мысли у него идут дальше. Как теперь и у меня…
– Хочешь сказать, в Киеве есть те, кто ненавидит русских? – удивилась я, мне это показалось таким странным и даже диким, что я даже стала вполне участвовать в разговоре. – Как это может быть?
– Всегда есть те, кто тебя ненавидит, дело не в этом. А в том, чтобы тебе не наносили вред, не покушались на твой дом и твою жизнь. Ты понимаешь?
– Пока не очень, – призналась я.
– Вот и я не очень понимаю, почему никто не занимается этим.
– И кто должен заниматься, по-твоему? Министерство иностранных дел? – мне было даже странно произносить это в отношении Киева и тех, кто там живёт.
– Это само собой, – кивнул Марк, садясь к столу, а я занялась чайником и вообще поздним ужином. – Активно, ясно: дружить так дружить, как мы с тобой хорошо живём с соседями по дому, верно? Здороваемся, помогаем, если надо, не мусорим на площадке и во дворе, собак их не обижаем, а хозяева им не позволяют углы обсыкать, и так далее. Но это люди в подъезде, в доме, всё на виду, и то, ты видишь и знаешь, что ждать от каждого. А страны не должны так просто глядеть только на то, что видят. На что тогда спецслужбы и разведка? Чтобы такие, как я, дилетанты, делали их работу? Довольно странно, нет?