Фамильная черта

========== Часть 1 ==========

- Си-ри-ус… - высокий голос легко долетает до него через пустой темный коридор. – Си-ри-ус…

Он силился справиться с собой первые дни, но когда дни складываются в годы, начинаешь по-настоящему ценить любую возможность поразвлечься.

Сириус не понимает, чего в нем больше: слабой покорности или тупого безразличия, когда он, грязный, обросший, исхудавший, встает со своей жесткой тюремной койки и подходит к правому углу решетки. Он смотрит вдоль камер и снова видит ее. Руку Беллы, вытянутую из соседней камеры.

Иссохшая кисть, грязные, в траурном маникюре длинные ногти, бледная кожа, рукав серой тюремной робы.

Она высовывает руку почти по плечо и изящно вращает запястьем так, словно держит в руке волшебную палочку. Резкое, хлесткое движение.

«Круцио», – догадывается Сириус, ухмыляясь зловонной улыбкой.

- Ты видишь? – она тихо, но звонко усмехается.

Сириус вытягивает руку так же по плечо и медленно показывает кузине средний палец.

Белла хохочет.

- Когда Темный лорд освободит меня, проходя мимо твоей камеры, я на прощание загляну к тебе, всего на минутку… чтобы отнять этот палец ножом! – страстно шепчет Беллатриса. Сириус, отмеченный своей великой виной за смерть Лили и Джеймса, не находит нужным корить себя за что-то еще в этой жизни. Право же, это такая мелочь, такая маленькая глупая блажь, то, что слушая жаркий шепот Беллы, он откидывает смысл слов и жарко, постыдно, извращенно возбуждается.

Он жадно смотрит на ее руку. Кисть все еще по-своему изящна, пальцы ровные и длинные. А эта изумительная легкость, с которой она изображает заклинания даже после десяти лет Азкабана. Беллатриса всегда была очень сильна в поединке, и кто, как не он, азартный не меньше нее, всегда этим восхищался. На внутренней стороне предплечья сереет Черная метка, поблекшая, но неистребимая.

- Стоит ли задерживать самого Волан-де-Морта ради моего пальца? – насмешливо хрипит Сириус, продолжая смотреть на ее грязную бледную руку. Змея на татуировке шевелится при имени хозяина, и Белла вздрагивает.

- Как ты смеешь марать имя повелителя! – шипит она, вцепившись в решетку. Сириус морщится от досады. Ему больше не видно ее руку, да и теперь Белла будет лишь шипеть, как рассерженная кошка, а если он чуть добавит, то и визжать, как сумасшедшая мегера. Тут уж прибудут дементоры и тогда точно – веселью конец.

Сириус, нарочно шаркнув ногой, отходит от решетки и валится на койку.

- Прости, милая Белла, – смеется он. – Не хотел обидеть твоего друга. Он ведь твой друг, правда?

- Он величайший из великих! – злобно рычит Беллатриса. – И ты, падаль, предатель крови, пользуешься славой его правой руки. О, Сириус, это невыносимо! Как же тяжело слушать эту наглую ложь. Мы-то с тобой знаем, кто на самом деле правая рука Лорда, но так и быть, я не стану забирать у тебя, ничтожества, твою славу, – мерзко хохочет Беллатриса. – А то ведь тебя, чего доброго, могут выгнать отсюда, с нашего славного райского островка. Я потерплю, я умею быть терпеливой. Ради моего Лорда, моего Властелина, я готова терпеть…

Сириус закрывает глаза, пережидая длинную тираду восхваления Темного Лорда.

Наконец, Беллатриса замолкает, и Сириус в мертвой тишине камер отчетливо слышит ее тяжелое яростное дыхание.

- Ба, какая страсть, Белла! – ухмыляется он. - Признайся, ты мечтала стать любовницей своего обожаемого лорда? А может, это не пустые мечты? Может, он пару раз снизошел и поимел-таки тебя? Что же твой муженек, рогоносец, выходит?

- А, Си-ри-ус… - негромко говорит Белла мягким змеиным голосом. – Тебя все так же занимает, с кем я сплю, правда, маленький племянник? Вспоминаешь свои детские фантазии обо мне? Как же долго ты мечтал о несбыточном… Помнишь тот сад и ту дуэль… О, ты был так дерзок, так юн. М-м… - Белла сладко вздыхает, словно смакует конфету на языке.

Сириус закрывает глаза и облизывает иссохшие, огрубевшие губы. Да, он помнит. Вечер, прохладный и влажный, темный тихий сад и вспышки заклятий. И ее, наглую и верткую, слишком искусную, кружащуюся в вихре магических вспышек в легкой зеленой мантии. Он проиграл тогда. Проиграл, и Беллатриса, небрежно наставив на него палочку, произнесла: «Империо». И он подполз к ней на коленях, бережно закатал рукав мантии и подобострастно прижимался к Черной Метке губами. К мерзкой, вихляющей змее и к гладкой белой коже. А потом его губы скользнули к запястью, к ладони, к тонким пальцам. Сириус не знал, когда она отпустила его волю. Он так никогда и не узнает, что он делал под действием Империо, а что, потому что сам так хотел…

- Ты молчишь? Что такое, Сириус, предаешься счастливым воспоминаниям?

- О, да-а… - Сириус не считает нужным притворяться. Он сидит в Азкабане уже десять долгих лет, и только несколько месяцев он провел рядом с Беллой. Скоро их разведут по новым камерам, подальше друг от друга, и в соседях будет бормочущий во сне и в бодрствовании очередной сумасшедший. Белла, конечно, тоже безумна. Но ее яростное гордое безумие преклонения перед Темным Лордом все же лучше, чем беспросветный мрак, что окутывает остальных. Белла страстно мечтает убить его, Сириуса, и это лучше, гораздо лучше, чем тупое безысходное желание умереть, окутывающее всех остальных. Белла верит, что ее освободит Темный Лорд, а Сириус знает, что он невиновен – у них обоих есть мысль, что поддерживает разум, и как бы он не ненавидел ее, в моменты, когда она превозносит Волан-де-Морта, здесь она почти светоч разума в темном царстве. Сириус почти любит Беллу за ее ненависть и упрямую веру. Пусть она верит в почившего Волан-де-Морта, но здесь это кажется неважным. Даже если бы она верила в пряничного человечка, ему было бы совершенно все равно.

- Сириус, - мягкий шепот доносится через решетку. – Ты ведь помнишь, правда? Ах, нужно было позволить тебе больше. Ты помнишь, Сириус? Ты был такой наглый и такой страстный. Ну скажи же, мой мальчик, чего ты хотел тогда? В ту ночь как далеко ты готов был зайти?

Сириус закрывает глаза. Как далеко? О, дальше некуда. Белла нравилась ему. Такая гордая, красивая и властная. Да, в ней было что-то, что привлекало его, то, чего Сириус не встречал в славных девочках в Хогвартсе.

А еще в ней была слепая надменная вера в свое превосходство. В ней была жестокость и беспринципность. Она была дрянью, но дрянью привлекательной. Сириус хотел бы, чтоб ему нравились простые милые девочки вроде Лили Эванс, но нет. Черта с два. Ему нравилось играть и побеждать, ему нравилось быть в гуще событий и ходить по краю. И ему нравилась старшая кузина Беллатриса, черноволосая белокожая дрянь, пропитанная идеями превосходства магической крови до кончиков ногтей. Ее тоже хотелось победить. Победить и растоптать.

Жаль, не вышло.

- Белла, Белла… все гадаешь, каким любовником я бы был? – хрипло смеется Сириус. – Думаю, не совру, если скажу, что лучшим. О да, я бы тебя не разочаровал, будь уверена.

Белла смеется за стеной соседней камеры, и Сириус улыбается. На мгновение он вспоминает душные семейные обеды, на которых единственным развлечением были перепалки с Беллатрисой, которые, к сожалению, вечно обрывала его матушка. Сириус всегда был позором семьи, и матушка старалась заткнуть его как можно раньше. А его так и подмывало поболтать с Беллой. У нее в глазах была такая же искра, как у него – азарт. Они оба были страстными и готовы были глотки рвать за свои убеждения. Было весело, о да. А потом, когда к этому примешался чувственный подтекст, стало еще веселее.

В ту ночь в доме был праздник. Туманный, смутный повод, но все знали, что празднуют на самом деле. Беллатриса получила Черную метку. Сириусу хотелось содрать черную змею с ее руки вместе с кожей, но довелось лишь пройтись по ней языком.

Чертова Беллатриса. Убить бы ее, и дело с концом. Да, пожалуй, убить кузину было бы недурно. В любом случае сражаться с ней никогда не было скучно.

Некоторое время они молчат в тишине. В бесконечной монотонности и беспросветности будней Азкабана даже такое мгновение почти покоя - настоящее счастье.