Чужие сны

На второй этаж вела довольно крутая лестница.

- Какая-то... гнусная обстановочка, - неуверенно прокомментировала я. Моя неуверенность относилась к прилагательному. Обстановочка не была "гнусной" в исконном смысле этого слова. Но какая-то неправильность в ней была.

- Ты тоже чувствуешь, - кивнул Олег, - теперь понятно, почему завод обанкротился. И рабочие тут, наверное, все время болели.

- И директор пил. А главный бухгалтер воровал... - Алик Маргелов стоял на верхней ступеньке и, надо думать, с интересом наблюдал за штурмом своей тюрьмы.

Я не сдержалась и с визгом повисла у него на шее. Одной рукой он обнял меня, другую протянул шефу и я не увидела, даже не ощутила... просто поняла, наверное, как животные понимают, что смерть близка: Алик был нечеловечески вымотан и опустошен. Той силы, которая играла в нем, выплескиваясь в совершенно дурацком ребячестве, драках, вояжах по ночным клубам со стриптизом, фронде против президента, влюбленности в меня - ее больше не было. Алик был выпит этим не гнусным, а до предела странным местом, выпит почти до самого донышка, и держался лишь на закушенной губе.

- Что с тобой? - испуганно спросила я.

Ответил мне Олег: усмехнулся, клянусь, впервые я видела такую его усмешку, и процитировал:

- "Атланты держат небо на каменных руках".

- Если б на каменных, - Алик поежился, - теперь ты понимаешь, что настоящий гений в нашей компании - князь.

- А я в этом никогда и не сомневался, - сказал Олег, осматриваясь и "принюхиваясь", как охотничья собака, попавшая в незнакомое, но богатое дичью место, - иначе я бы за ним просто не пошел. А Эдгар не доверился бы ему так слепо.

- Ну, не совсем слепо, - возразил Алик, - пригляд был.

- Это не пригляд. Это страховочный леер.

- Значит, ты уже все понял...

- Послушайте, - встряла я, - может быть, мы свалим отсюда и где-нибудь по дороге доспорим?

- Маргелов, - Олег легонько сжал мое плечо и шагнул назад, - у тебя пять минут. Потом она должна уйти.

- Уйдет, - заверил Алик и улыбнулся мне.

- Что происходит? - мне казалось, что я кричу. На самом деле это был шепот, голос сел мгновенно.

- Я должен остаться здесь. Это не обсуждается. И спорить мы не будем, у нас очень мало времени, - Алик подошел ко мне почти вплотную, но так и не прикоснулся, только смотрел прямо в глаза, так, словно пил воду после недели в пустыне, - Про любовь мы говорить тоже не будем. На это времени совсем нет.

- А на что есть? - тихо, почти одними губами спросила я.

- Только на это, - он взял в ладони мое лицо, погладил с такой невыносимой нежностью, что мне вдруг захотелось плакать, и тихо дунул.

Перед моими глазами завертелась карусель из имен, цифр, образов... И я почувствовала, что стала проводом, по которому вот-вот должны пустить ток высокого напряжения. А еще я почувствовала, что Алик понятия не имеет, выдержит провод или расплавится. Лишь надеется, что запас прочности достаточно высок. А потом на мои плечи легли руки князя Влада, и невыносимая ноша сразу стала легче перышка.

Я потеряла сознание.

- Как почетный святой, почетный великомученик и почетный папа Римский нашего королевства объявляю, - Антон выдержал театральную паузу, чтобы подогреть интерес зрителей. Особой нужды в этом не было. Публика в лице Максима и Мары и так ела его глазами, - поле боя осталось за нами, значит, по неписанным законам войны, мы можем с чистой совестью праздновать победу.

- Ибрагимова продала свою долю земли Платону? - удивился Чернов, - она же была против.

- Была "против", стала "за". Ей доходчиво объяснили, что быть "против" для нее невыгодно. Сын ее находится в реанимации, между жизнью и смертью. Он бы давно загнулся, если б не мои ежедневные визиты. Пока Учитель Мукту является и читает мантру, парень живет. Все просто, как ручка от лопаты. Мне даже уговаривать ее не пришлось, она готова была подписать что угодно, хоть отказ от всего имущества в пользу Школы Самопознания. И была приятно поражена, когда узнала, что нам этого не требуется.

- Так что, шампанское? - Макс широко улыбнулся, - Лерки нет, жаль. Может, выдернуть ее ненадолго?

- Не стоит, - Антон мотнул коротко стриженой головой, - мы уже близки к финалу, Лерка нужнее там. Мне нужен человек, который будет постоянно держать руку на пульсе... Марочка, тебе не трудно принести вино из холодильника. И штопор захвати.

Девушка поднялась. Она была непривычно молчалива и одета совсем не празднично - в черное. Максим проводил ее глазами, Мара ступала тяжело и немного сутулилась.

- Что с ней? - спросил он.

- А что? С Марой что-то не так? По-моему она здорова, даже голова больше не болит.

- Ты заметил ее новую прическу?

- Ну да. Она экспериментирует. По-моему ей не слишком идет, но я сказал, что красиво, - Антон зевнул. Борьба за этот разнесчастный участок земли вымотала его немыслимо, за трое прошедших суток он спал, максимум, часов семь.

Вместо ответа Максим порылся в своей сумке, достал диск, загрузил его в компьютер. На экране появилось меню.

- Я отсканировал ту газету, которую принес Герман. На всякий случай. Там фотография всего высшего эшелона "Алексы".

- И что? - все еще благодушно переспросил Антон.

- Обрати внимание на прическу Аллы Лесницкой. Тебе она ничего не напоминает?

Антон с легкой гримасой поднялся из кресла и склонился над монитором.

- Ну, похоже, - после небольшой паузы сказал он, - но это ничего не значит. Во-первых, мода каждые десять лет возвращается. А во-вторых, даже если в ней и оживают какие-то участки другой личности, сама Мара нам верна.

- Ты уверен?

- Да, - спокойно ответил Антон.

- Есть основания?

- Есть.

- Я могу узнать - какие?

- Она носит моего ребенка.

- Понятно, - Максим кивнул. Помолчал, - в принципе, это аргумент. Но, если ты еще помнишь, Катя тоже носила твоего ребенка.

- Она не предавала меня, - мгновенно ощетинился Антон, казалось, даже очки его встали дыбом.

- Она просто покончила с жизнью, - согласился Максим, - это, конечно, не одно и тоже. Но в нашей ситуации... а, кстати, чего это Мара так долго делает на кухне? Штопор ищет?

Антон выругался и бросился за девушкой. Максим не двинулся с места.

Мара стояла у окна. Она была жива и здорова, держала в руках бутылку шампанского, но Антона не заметила. Похоже, она просто выпала из реальности. Или глубоко задумалась.

Антон подошел сзади и обнял ее за плечи:

- Что с тобой, душа моя?

- Это нехорошо, - глухо проговорила Мара, - это жестоко. Мальчик все равно умрет. На самом деле он уже мертв. В больнице только его тело, души там больше нет.

- По-другому было никак, - коротко ответил Антон, - нам нужна эта земля.

- Ему всего шестнадцать лет.

Антон поморщился, словно вместо чая или кофе случайно глотнул подогретого уксуса.

- Этот "мальчик", если ты не знала, год назад вместе с двумя такими же "мальчиками" затащил на стройку свою одноклассницу. И не для того, чтобы почитать ей стихи Пушкина. А когда девушка стала сопротивляться, он ногой разбил ей лицо. Ей сделали несколько пластических операций... и она до сих пор наблюдается у психиатра.

- И поэтому за убийство ей ничего не будет, - закончила Мара, - любой суд признает ее невменяемой, не отвечающей за свои действия.

- Строго говоря, она за них действительно не отвечала. За них отвечал Макс... Послушай, Мара, пацан - законченный подонок, девица - практически неизлечимая психопатка. Кого из них тебе жалко больше?

- Их матерей, - тихо ответила девушка, - они надеются.

- Тем лучше для них. Пока они надеются, им есть для чего жить, - Антон холодно пожал плечами, - как говорили наши любимые враги, лучше боль, чем пустота. С болью можно жить, с пустотой - нет. Я все сделал правильно. И ни в чем не раскаиваюсь. Пойдем. Не порти мне и Максу праздник.