Страница 7 из 21
Кирилл поступил точно так же. С той только разницей, что спустился с насыпи прямо к трамвайной остановке, отпустил подвязанные полы пальто, надел кроличью шапку-ушанку и поехал праздновать 51-ю годовщину Великой Октябрьской социалистической революции.
В тот день они нарочно вместе не сходились, даже не созванивались – конспирация. Впрочем, домашний телефон имелся только у Веника, то есть у родителей Крайновых. Ну, допустим, позвонишь, а мать в соседней комнате возьмет трубку и разговор услышит. Зачем рисковать?
На следующий день оперативное совещание на квартире Крайновых проходило в состоянии общего восторга. Наблюдатели – Илюха с Василием – рассказали, как народ охотно расхватывал листовки, полагая, что это праздничное приветствие. Даже читали вслух название про социалистическое отечество.
– Знакомый текст, это ведь с детства учат, как «Отче наш», – смеялся Кирилл.
– Ну, сейчас никто «Отче наш» не учит, – заметил Веник.
– Ну, а потом? Потом что? – торопил Михаил.
– Потом стали по-разному. Одни выбрасывали, комкали, другие комкали и за пазуху прятали, по карманам, – рассказывал Гришаня, дежуривший в колонне химзавода.
– А студенты-то непростые оказались, – сообщил Василий. – Ты прямо на юридический факультет всю пачку высыпал. Они тоже сначала думали, хохма праздничная, но как раскусили, стали сдавать вещественные доказательства преподавателям. А те быстро сообразили, что к чему. Стали высматривать, кто лишний у колонны трется, меня чуть не замели. Обыскали даже, а ничего при мне нет, отпустили. Я фамилию назвал Кузнецов, как у деда по материнской линии, имя-отчество тоже его.
– Зря. Надо было совсем чужое, вымышленное назвать.
– Ну кто ж знал? А придумать быстро не получилось. Замялся бы, так не поверили бы.
– Значит, так: каждому придумать запасное имя, – велел Михаил.
– Псевдоним, – уточнил Вениамин. – Я буду Орлов Аристарх Никодимович.
– Всё бы тебе ха-ха, – раздосадовался брат. – Назовешься Ощепков Павел Иванович. Проще надо быть. А пока заляжем на дно ждать последствий.
Последствия, к полному разочарованию основателей РДПЛ, не наступили. О происшествии с листовками город молчал. Молчала и Клавдия Крайнова. Локтем перекрестилась, что ее дети не учились на том несчастном факультете. Не зря же прокламации рассыпали там: кто-то что-то знал. Там гнездо провокаторов, не иначе. А ведь мечтала она Веника туда устроить, если в военное в Москве не получится.
Оперативники отрабатывали связи вуза с предприятием. Безрезультатно. Сошлись на одной версии: антисоветчики провели атаку не адресно, а исходя из удобства вброса, то есть под мостами могли проходить в тот момент любые колонны. Хороших зацепок по делу эта версия не давала. Следов «партии Ленина» обнаружить не удалось. В городе не нашлось ни одной сколько-нибудь устойчивой молодежной компании, которая подходила на роль этой самозваной политической организации.
Глава седьмая. Нулевые последствия
Отгуляв Ноябрьские, город, давно не знавший солнца, стал готовиться к Новому году. В промтоварных магазинах открылись новогодние базары. Темчане выбирали из коробок, выставленных на прилавки, стеклянные шишки, мелко нарезанный из фольги «дождик», картонных белочек и зайцев. Новинкой сезона стали шары-прожекторы, Михаил купил два. В аптеках спрашивали дефицитную вату – делать из катышков и белых ниток гирлянды, изображающие снег. Белые нитки и вату в Темь давно не завозили, в аптеках объявления висели «Ваты нет», а настоящий снег валил без остановки. Хозяйки принялись копить продукты к празднику. Кое-где на прилавки выбрасывали венгерский зеленый горошек и персики в сиропе. На улице выстраивались хвосты за яйцами, уложенными в тонкую стружку в ящики из легких реек.
На форточках висели в авоськах мертвые длиннолапые куры, их до поры хранили на холоде, упаковав в оберточную бумагу от посягательства живых голодных птиц. Крайновы имели холодильник «Мир», но рядовую птицу мать вывешивала за окно, оставляя место в «Мире» под дефицитные продукты. Михаил нарочно ходил по очередям, слушал. Нарочно ездил в автобусе, прислушивался. Нет! Никто ни слова не говорил о прокламациях. Не сплетничали, не осуждали, не ужасались. Крайнов ощущал себя мороженой курицей, выпотрошенной и вывешенной на холод. С досады его мутило и даже рвало несколько раз. Света говорила, давление надо бы померить, но идти в поликлинику муж отказывался, огрызался и заедал депрессию карамельками.
Зима шла на Темь с гриппом и долгими, без просвета метелями. Первые этажи домов завалило снегом по подоконники. Улицы и дворы огородились высокими сугробами. Дворники окапывали остановки общественного транспорта, нагребая рядом кучи грязного снега. Болел Кирилл. Гришаня с Василием слились куда-то, утратив интерес к подпольной работе. Вениамин готовился к выпускным экзаменам, собирался поступать, может, и в Москву. Мать ему все же намечтала военно-политическую карьеру и рекомендацию обещала с работы взять. Веник соглашался, немного стесняясь брата.
– Тебе в военно-политическое теперь как раз будет. Я еще рекомендацию дам, если потребуется, – мрачно шутил Михаил, качая на ноге хохочущего сына.
Игрушек у наследника хватало, а любил на папкиной ноге покачаться, нахохочется – и спать, никаких сказок не надо. Михаил в эту зиму начал полнеть, сутулиться и брюзжать. Света тоже «поплыла»: лицом, талией, бедрами стала шире. Говорила, мол, от недостатка солнца и витаминов Д и С. Намекала, надо на море поехать летом. Он не замечал в ней изменений. Женщина как женщина, можно и на море.
В начале февраля над городом повисло холодное белое солнце, и задули студеные ветры. Но все же солнце – значит, зиме конец будет. Михаил стал оживать, в обед выходил во двор фабрики на небо посмотреть. Просто так. В марте небо начало иногда синеть. На эту синь тенькала в душе маленькая, как цыпленок, радость. Чему бы радоваться? А в Теми цирк построили. Открыли еще к Новому году. Хороший цирк, билетов не достать. Распределяли по школам, по предприятиям. Кириллу дали два билета от профкома. Что-то он этакое выточил хитрое у себя на часовом. Спирт Кирилл по-прежнему не употреблял, а мотивировать на трудовой подвиг его как-то надо, вот и послали в цирк, но когда пришло время, он свалился с бронхитом – осложнение после гриппа. На представление – не пропадать же билетам – пошли Михаил со Светой.
Света надела новые сапоги и сделала большую прическу «халу». Сначала отправились в буфет, бутерброды с докторской колбасой запивали газировкой. Пузырики щекотали нёбо и стреляли в нос. Настроение приподнялось. И не только настроение, хоть бери такси и гони домой в кровать. Но представление посмотреть надо. «Потерпим», – думал Михаил, поглаживая колено жены. А когда началось представление, на него снизошло. Там, в темноте, включили прожектора, дым пустили, музыка ударила марш, и он прямо вот как воочию увидел, будто разлетаются прокламации в огромном черном небе, подсвеченные прожекторами… Понятно, в цирке разбрасывать листовки он не стал бы. Но где? Где?! Мысль не давала покоя. И решение пришло: следующую акцию устроить ночью возле церкви на Пасху.
Спросил у матери, как добыть пропуск через оцепление, если хочется пройти на крестный ход посмотреть. Она посмеялась затее. Пропусков таких не дают. Посоветовала сделать морду кирпичом, будто воцерковленный, и уверенно идти к храму через все три оцепления:
– Сначала там стоят дружинники, потом милиция, потом уж наши. Ты их и не заметишь, они в штатском.
– А если остановят?
– Остановить могут, побеседовать, на карандаш возьмут, но препятствовать не имеют права. У нас свобода вероисповедания.
– Мам, скажи, я крещеный?
– Еще чего! Кто бы тебя окрестил? – И спохватилась, нахмурилась: – Ты точно в церковь собрался? Надумаешь креститься – смотри у меня!
– Так ведь свобода же вероисповедания?
– Я те покажу свободу! Комсомолец! Светка твоя тебя подбивает? Она? Деревенщина хренова.
–