Страница 6 из 21
1 НЕ ДОВЕРЯЙТЕ блоку коммунистов и беспартийных.
1 ДА ЗДРАВСТВУЕТ демократия и политическая конкуренция!
2 ДОЛОЙ блат в торговле и кумовство на производстве! Установим контроль за распределением продуктов питания и промтоваров!
3 ДАЕШЬ всенародные выборы правительства и директоров заводов!
4 КОМСОМОЛ является орудием нажима и подушного сбора!
5 ПРОФСОЮЗЫ нас предали!
6 СОВЕТСКИЙ ПРОЛЕТАРИАТ – авангард международного пролетариата.
Да здравствует рабочий демократический ИНТЕРНАЦИОНАЛ!
МЕЧ ТЯЖЕЛ, НЕОБХОДИМО ЕДИНСТВО СИЛ!»
В первоисточнике у Веника финал выглядел так: «Лучше умирать в борьбе с угнетателями, чем умирать без борьбы голодною смертью. В. И. Ленин ʺСоветы постороннегоʺ».
Старшие товарищи исключили из текста эту цитату. Никто не собирался умирать в борьбе и, тем более, умирать от голода. Уж хлеба-то купить всегда пятнадцать копеек найдется, а к хлебу кильки в томате или плавленый сырок. Никто еще от голода не умирал. Нечего нагнетать, тем более по совету «постороннего». Посторонних тут нет.
Глава пятая. Пропаганда против агитации
По стечению не связанных между собой обстоятельств как раз в эти дни, 9–12 октября, в Москве шел судебный процесс. В репортажах под рубрикой «Из зала суда» газеты писали о нарушении общественного порядка группой, состоявшей из отбросов советского общества, из тунеядцев, из ранее судимых за хулиганство и спекуляцию, наконец просто психопатов. «Эти лица, заранее сговорившись…», – писали про них в московских газетах. В Темь одну такую газетку занесло случайно: Филипп Георгиевич Крайнов привез из командировки. Не нарочно, а завернул в нее копченую горбушу поверх магазинной упаковки. Рыбину Филипп Георгиевич принес на работу в госпиталь угостить коллег столичными гостинцами. Газетку подобрал санитар, прочитав, оставил в приемном покое, там ее нашел скучающий пациент. Привлек запах, да и вообще интересно провинциалу посмотреть, что в столицах пишут. Пошла газета гулять по рукам.
В палате язвенников, с тоской улавливая дух рыбной копчености, заметку читали вслух.
– Вот ведь нашли как-то друг друга, мрази! – бурчал гражданин с обострением язвы двенадцатиперстной кишки, перегибая пополам газетный лист. – Пришли в святое место, на Красную площадь, и там стали нарушать! Пьяные, конечно… – Далее читал: «…Развернули у Лобного места заранее изготовленные плакаты с оскорбительными для советского народа клеветническими надписями, стали выкрикивать грязные лозунги…».
Палата возмущенно вздыхала, чтец цокал языком, ёрзал на табуретке, желая узнать «грязные» подробности, но содержание лозунгов тонуло где-то между строк. Следующим абзацем газета его успокаивала: «Находившиеся на Красной площади рабочие и служащие, возмущенные действиями этих лиц, окружили крикунов, вырвали у них плакаты и разорвали их. Хулиганы были доставлены в отделение милиции».
– Да я бы их самих разорвал, не только плакатики ихние, – заявил чтец, аккуратно разглаживая затертый газетный лист.
– Надо же! – загомонили язвенники. – Кого только не встретишь на Красной площади!
– В отпуск поедем на будущий год через Москву, пойдем посмотрим на Лобное место. На Кремль, на храм Василия Блаженного посмотрим, в Мавзолей, если повезет, попадем, – мечтал вслух капитан лет тридцати пяти. – А если встретим хулиганов, я им такой отлуп дам – забудут, как тунеядничать и спекулировать.
– И лозунги писать забудут, – погрозил кулаком ветеран с самой дальней койки.
В палате никто не узнал о содержании «клеветнических надписей», о том, что «хулиганы» под лозунгом «За вашу и нашу свободу» выступили против ввода войск в Чехословакию, да если б и узнали…
Год выдался неспокойный. Во всем мире бурлило и клокотало, противилось и требовало, восставало и освобождалось от пут. В городе Темь жили вовсе не дураки, а люди, тщательно просвещенные политинформаторами. На заводах, в научно-исследовательских и проектных институтах, в вузах и школах, в красных уголках ЖЭКов неустанно работали энтузиасты и профессиональные лекторы, разъясняющие международную обстановку и причины ее постоянно нарастающей напряженности. Главной причиной, как и следовало ожидать, служило революционное рабочее движение в странах Запада с одной стороны и противодействие реакционных сил – с другой. Каждая категория советских людей получила свою порцию сведений, приготовленных по особому рецепту и приправленных пропагандистским соусом. Клавдия Федоровна Крайнова знала больше других. Обсуждать оперативную информацию в кругу семьи не считала возможным. За своих не волновалась. Была уверена в чистоте помыслов сыновей. Яшу-музыканта считала уязвимым, так за ним и следила тщательнее, корректировала, предупреждала. Ох, если бы она узнала тогда, что Мишка и Вениамин уже вступили на путь политической борьбы с советским режимом!
Темские подпольщики не задумывались о существовании других ячеек стихийного сопротивления и толком не представляли, какой хотят получить результат. Допустим, прокламация достигла бы цели, и рабочие валом повалили вступать в РДПЛ. Куда им обращаться? На каких выборах голосовать за «партию Ленина»? Процедурные мелочи темских подпольщиков не интересовали. Говорил же Михаил: побузим год-полтора – не схватят, а там на дно заляжем. Всесилие монстра, которого они взялись дразнить, не подвигало на выстраивание долгосрочных планов, стратегий, хватало и тактики. Ребята ровно шли под статью с отягчающими – «группа лиц по предварительному сговору».
Глава шестая. Вброс
Седьмого ноября, как и предсказывал Кирилл, снег в Теми лежал по щиколотку. На вброс пошли парами: Мишка – с Гришаней, Кирилл – с Василием. Один кидает – другой смотрит, как народ реагирует, и если что, уходит, не вмешиваясь.
– А что это – «если что»? – уточнил Вениамин.
– Если схватят кого-то.
Договорились в случае задержания не признаваться, что знакомы. Будто каждый действовал самостоятельно. На машинке подпилили литеру, напечатали два «разных тиража». А то, что текст одинаковый, так пусть опера поищут источник. С ног собьются, землю носом рыть будут – не найдут. Машинку спрятали у Веника под кушеткой в родительской квартире. Самого Веника отправили на демонстрацию с колонной его школы. Он как будто бы ни при чем.
Разбрасывать решили сверху, но не с крыши, потому что на крыше сразу блокируют – и никуда не денешься. Идеальный способ – кидать с железнодорожного моста над улицей. Мостов два. Под одним проходит на праздничную демонстрацию колонна химзавода, под другим – университет. Михаил взял себе заводских, «Студента» отрядили на ученую интеллигенцию и будущих командиров производства.
Диктор говорил при виде студенческой колонны:
– На празднично украшенную площадь Революции вступают будущие командиры производства! Да здравствует советское студенчество! Ура!..
– Видали на заводе этих командиров – горе горькое, – ворчал Кирилл. – Старательные, конечно, а бестолковые. Не о том речь. Ладно, замнем.
– Ты в голову колонны не кидай, там ректорат с деканатом идут, знамена несут, портреты членов в руках, им и поднять-то листовку нечем будет. Разве что зубами поймают. Пропусти, кидай в хвост, – рассудительно наставлял товарища Михаил.
Кирилл кивал, поеживаясь. «Все же холодно ему в этом пальто. Хоть и шарф, а холодно, – подумал Михаил. – Побежит – в полах запутается».
– Ты вот что, полы подвяжи ремнем. Силуэт не такой запоминающийся, если полы подвязать. Потом развяжешь, хрен кто тебя опознает.
Кирилл и с этим наставлением согласился. Разошлись.
Михаила от волнения колотило. Пока ждал колонну, дважды сбегал с насыпи отлить. «С перепугу, видать. Кому расскажешь – засмеют», – думал он вслух, пережидая очередной товарняк. Его обдало воздушной волной от состава – страшно, как бы не затянуло под колеса. Физический страх заглушил на время тот, основной, от которого ныло под ложечкой. Дальше все получилось просто. Когда колонна вошла под мост, Михаил вынул двумя руками заранее разделенные пачки листовок. Швырнул. Перебежал на другую сторону, прыгая через рельсы, и швырнул еще раз с обеих рук. Не глядя вниз, кинулся бежать по рельсам прочь, скатился с насыпи и, петляя между огородами частного сектора, стараясь не срываться на бег, чтобы не привлекать внимания, вышел на центральную улицу. Чисто сработал. На него, кажется, даже собаки не лаяли.