Отголоски пошлого

Но Наташе все нипочем. Поедая конфеты – одну за другой (я бы, кстати, на ее месте этого категорически не делала, так как ее без того нехрупкую коренастую фигуру после двух родов облепило порядочное количество лишних килограмм), она заявляет мне:

– Вот правильно ты говоришь, Лерка! Себя надо любить. Вот я могла бы на эти деньги, которые на сарафан потратила, колбасы купить там, конфет… А я прям расцвела! Я себя хоть женщиной почувствовала! Не зря, все-таки, говорят, что лучшее средство от депрессии – это шопинг!

– Это точно, – я натянуто улыбаюсь.

Бог ты мой, какое убожество царит в жизни Наташи! Когда я об этом думаю, меня просто бросает в дрожь. А когда я это вижу воочию, меня прошибает холодный пот. И неспроста. Дело в том, что у нас с Наташей много общего, и это пугает меня.

Мы познакомились на вступительных экзаменах, как-то очень быстро подружились, что, в принципе, свойственно молодости, обе поступили в педагогический, договорились с комендантшей, чтобы нас заселили в одну комнату. Наташа тоже была из глубокой провинции – откуда-то из Вологодской области, и тоже грезила счастливым будущим в большом городе. В юности она была, в принципе, очень даже миленькой – мужчинам часто нравится такой типаж женщин. Чуть смазлива, чуть полновата, отнюдь неумна, зато смешлива и подвижна – прекрасный набор качеств для юной девицы. К тому же, провинциалки. Знаете, все эти качества в совокупности создавали ей такой образ, который, по большому счету мог бы здорово сыграть ей на руку: крутобедрая девчушка-хохотушка, которая непременно умеет и пирожки испечь, и щей наварить. Но нет. На последнем курсе Наташа до одури влюбилась в Дениса – парня с параллельного курса, получавшего все в том же педагогическом колледже специальность учителя адаптивной физической культуры, простыми словами, физрука. Какого черта Денис прибыл из своей Тьмутаракани в Питер учиться на физкультурника, а не получил в своем местном ПТУ специальность тракториста, одному только богу известно. Но, как бы там ни было, Наташа нашла этот объект достойным своей страсти и принялась охмурять Дениску – худого, долговязого парнишку с плохой кожей и колхозными шутками. Я, конечно, не знаю, помнит ли Наташа все свои страдания по своему уже нынешнему мужу, но я их помню прекрасно. Все эти слезливые истерики, свойственные пылким девичьим влюбленностям, демонстративные попытки суицида и навязывание себя всеми возможными способами. А, ну еще плохие нескладные стихи (конечно же) и страдальческая ревность. И неизвестно, сколько бы это все продолжалось, если бы Наташа не забеременела от Дениса, а он, как истинный джентльмен (не могу его назвать таковым без саркастического хохота) не был вынужден на ней жениться. На самом деле, конечно, дело обстояло несколько иначе. После того, как Наташа объявила Денису о своей беременности, ее страстное желание наконец-то сбылось – Денис ходил за ней по пятам. Он караулил ее у дверей аудиторий, у двери в комнате общежития, являлся во всех мыслимых и немыслимых местах и умолял об одном. Нет, он не просил ее руки и сердца, стоя на колене с заранее купленным колечком. Денис преследовал Наташу и настаивал на том, чтобы она сделала аборт. Наташа тут же бросалась слезы, закатывала истерики, уверяла, что у них будет настоящая семья и вообще все будет хорошо, как в советских фильмах. Денис же сопротивлялся и приводил аргументы, что он еще слишком молод для детей, что он не желает связывать свою жизнь узами брака и вообще он ее, Наташу, не любит. Потом опять слезы, истерики и все по новой.

Срок Наташиной беременности шел, живот увеличился в объемах, и вот настал момент, когда аборт стал невозможен. Тогда Денис опустил руки и побрел за довольной, добившейся своего, Наташей в загс. Денис устроился на работу, даже на две, они сняли квартиру на окраине Питера и жили вот такой вот «счастливой» семейной жизнью – считая копейки до зарплаты, занимая и перезанимая в долг, систематически собачась. Периодически Денис заговаривал о разводе – делал слабые рывки в сторону, пусть не такой уж и беззаботной, как в юности, но все-таки воли. Однако когда Наташа забеременела второй раз, все это потуги стать холостым прекратились. Все-таки, материнский капитал, возможность взять ипотеку, ну и все такое прочее.

И вот теперь мы видим то, что видим. Дурно выглядящую, располневшую до неприличия Наташу с пергидрольными волосами и уже заметными ранними морщинами, вечно злого и все такого же худого, недовольного жизнью Дениса, и их детей – сыночка Ванечку и лапочку-дочку Ирочку. Выглядит все это отвратительно, и в их квартире всегда пахнет вареной капустой и пыльными вещами, как из бабкиного сундука, посуда никогда как следует не отмыта, дешевый чай, конфеты-карамельки и липкие следы на полу.

В соседней комнате шумят дети. Девочка заливисто хохочет, мальчик скачет по комнате, громко топая. Бедные соседи. А впрочем, в этой панельной новостройке с тонкими стенами все квартиры заселены подобными семьями – бедными, с малолетними детьми, замученными и усталыми родителями.

Что я делаю здесь, спросите вы? Все просто – Наташа попросила денег взаймы "до зарплаты". Жуткое выражение – "до зарплаты". Ну и я, конечно, не отказала ей в этой просьбе, ведь, во-первых, сумма была смешная, а во-вторых, благотворительность – это благородно. Конечно, можно было бы отправить ей денег, не наведываясь в эту страшную Тьмутаракань, однако я решила побаловать эту бедную женщину своим присутствием. Мой приезд она всегда воспринимает как праздник. В конце концов, приятно, когда тебе рады, пусть радость эта и от примитивного, недалекого человека.

Наташа рассказывает о том, как ей повезло устроиться на работу продавцом-кассиром в магазин Пятерочка на соседней улице.

– Буквально пятнадцать минут пешком, ты не представляешь, как это удобно, – говорит она, шумно отхлебывая остывший чай и разворачивая очередную конфету

Я слушаю Наташу, киваю головой. На лице моем застыла легкая полуулыбка. Я думаю о том, насколько я неуместна в этом антураже. На мне до безумия элегантное платье-пиджак благородного винного цвета, губная помада ему в тон, идеально прямые светлые волосы струятся по спине. Я сижу, закинув ногу на ногу, опираясь на пол лишь носком, стараясь не касаться грязного пола. Однако поза моя не выдает того, что я брезгую или что-то в этом роде. Нет. Я изящна, спина моя натянута, как струна. Я легко улыбаюсь, подперев подбородок пальцами и источаю аромат Живанши.

– Как вкусно ты пахнешь! – с неподдельным детским восторгом говорит мне, глядя в глаза, Ирочка – дочка Наташи, забежавшая на кухню, чтобы стащить конфету со стола.

Я снисходительно улыбаюсь, глядя на нее свысока.

– Иришка, иди давай, не мешай взрослым разговаривать, – говорит Наташа, выпроваживая девочку из кухни, – давай-давай. И закрой дверь, тут взрослые разговоры.

– А можно мне с вами? – хнычет сопротивляющаяся Ирочка, – Ванька мне мультики смотреть не дает!

– Я сказала нет! Тетя Лера сейчас курить будет!

– Ну ма-а-ам!..

– Так, все! А то сейчас получишь у меня, – голос Наташи становится строгим, и ребенок, понуро опустив голову, покидает кухню, закрывая за собой дверь.

– И все-таки, дети – это счастье, – говорит Наташа, – слушай, Лер, можно я сигарету у тебя возьму?

– Да, бери, конечно.

– Спасибо.

– Кури на здоровье, – говорю я, тоже выуживая из пачки тонкую ароматизированную сигарету, и щелкаю зажигалкой. У меня простой черный крикет. Все подумываю о том, чтобы обзавестись какой-нибудь элегантной бензиновой вещицей вместо пластиковых дешевок, да руки не доходят. Да и вообще, я считаю, что такие вещи нужно принимать в качестве подарка, а не тратиться на них самой. Хотя, с другой стороны, конечно, такие мелочи как зажигалка, к примеру, или кошелек, или визитница какая-нибудь мгновенно выдают отношение своей хозяйки к самой себе. Экономить на мелочах – значит экономить на самой в себе в целом.

А вот Наташа так не думает.

Я смотрю на ее неухоженные пальцы, их вид говорит сам за себя – наша хозяйка работает руками и никогда не прибегает к услугам мастера маникюра. Эх, не следит Наташка за красой ногтей, а зря!..