Страница 12 из 12
Макиавелли проявляет себя в данном случае как современный по нашим меркам политический консультант. В сегодняшней России это значит: как можно меньше теории, как можно больше практики (хотя мне приходилось встречать и таких продвинутых консультантов, которые оправдывали свою практику чужой теорией. Естественно, что такой подход оплачивался несколько выше). Эта позиция оправдана со стороны интересов заказчика и вполне естественно, что нанимаемый эксперт должен быть готов к этому с самого начала. Похоже, что автор «Государя» имел в виду именно этот случай. Впрочем, мы не можем на этом основании уклониться от анализа терминологии.
Последние могут быть либо унаследованными – если род государя правил долгое время, либо новыми.
Макиавелли здесь продолжает действовать в рамках нарочито строгой формы изложения. Все вроде бы поддается делению и анализу, все может быть подсчитано. Комментаторы здесь иногда[129] отмечают, что упоминание новых монархий являлось у Макиавелли относительно неожиданным для его времени, хотя и, возможно, было частично заимствованным у Тацита.[130] Правда, с моей точки зрения, флорентийцу не нужно было рыться в работах древнего римлянина, дабы вспомнить о том, что происходило на его глазах или было совсем недавней историей. Об этом свидетельствует уже следующая его фраза, в которой упомянуты Франческо Сфорца* и захват Испанией Неаполя.
Что касается понятия государь (il principe), то оно употребляется Макиавелли в отношении всех независимых глав государств. Уже в самом начале книги видно, что для автора они делятся на две группы: наследных и новых правителей. В случае с последними флорентийец чаще всего обращался к деятельности сына папы Александра VI Чезаре Борджиа и Франческо Сфорца.
Новым может быть либо государство в целом – таков Милан для Франческо Сфорца; либо его часть, присоединенная к унаследованному государству вследствие завоевания – таково неаполитанское королевство для короля Испании.
Принципиальное замечание для последующего понимания идей «Государя». Новым государством может быть и то, которое присоединило к себе другую завоеванную страну. В XXI главе, например, пойдет речь о Фердинанде Арагонском, который захватил мусульманскую Гранаду и стал, тем самым, новым государем в классификации флорентийского мыслителя.
Отмечу также, что Милан и Сфорца являются для Макиавелли одними из любимейших примеров для иллюстрации своих тезисов. Это объясняется несколькими причинами: действительной значимостью Милана для политической жизни Италии и в целом, огромной ролью, которую он сыграл в Итальянских войнах того времени[131], традиционными тесными связями, которые были между Сфорца и правившими во Флоренции Медичи.
Родоначальником династии Сфорца был Муцио Аттендоло (1369–1424), выходец из среды зажиточных крестьян. Свое прозвище Сфорца получил за физическую силу, хотя есть и другие объяснения[132]. Его сын, Франческо Сфорца (1401–1466), кондотьер на службе многих итальянских правителей, в 1450 г. захватил Милан и провозгласил себя при поддержке горожан его герцогом. Он стал первым из своей династии миланских герцогов (1450–1535).
С нашей точки зрения, довольно любопытно здесь, что выходцы из крестьянской среды смогли основать династию, которая в условиях постоянных войн и неурядиц просуществовала, пусть и с перерывами, более столетия и дала жизнь ряду феодальных фамилий. И не только интересно, но и чрезвычайно важно с точки зрения социальной мобильности, которая была относительно высокой. Удачливый авантюрист мог в Италии действительно сделать стремительную карьеру на политическом поприще. А вот средневековая Россия, напротив, в целом была обделена примерами такого рода. Правда, при Иване IV в Думе в конце концов бояр отчасти заменили неродовитые любимцы царя, однако при Федоре Ивановиче численность боярской курии почти сразу же удвоилась, а курия думных дворян оказалась фактически разогнанной.[133]
В XVII веке ситуация несколько изменилась, если вспомнить приток в столицу провинциального дворянства (хотя бы талантливейший Афанасий Ордин-Нащекин при Алексее Тишайшем), подъем Лопухиных и Нарышкиных. Впрочем, все это касалось только дворянства, разве что вспомнить фантастический взлет Строгановых. При Петре I путь наверх для талантливых и удачливых был гораздо проще, однако затем положение изменилось в худшую сторону. Сделать карьеру в церкви было намного легче (здесь нельзя не привести в пример родившегося в крестьянской семье патриарха Никона).
Новые государства разделяются на те, где подданные привыкли повиноваться государям, и те, где они искони жили свободно; государства приобретаются либо своим, либо чужим оружием; либо милостью судьбы, либо доблестью.
В переводе Марка Юсима данный отрывок выглядит следующим образом: «Эти новообретенные территории (questi dominii) либо уже приучены подчиняться единоличному правителю, либо до этого пользовались свободой; присоединяют же их либо силой собственного оружия, либо с чужой помощью, либо волею судьбы, либо благодаря своей доблести».
Фактически здесь мы имеем, в соответствии с рецептами античных риторов, что-то вроде предварительного и схематического плана ближайших последующих частей «Государя». Достоверно известно, между тем, что труд Цицерона «Об ораторе» в семье Макиавелли имелся[134]. В этом отношении уже было замечено, что структура «Государя» и особенности изложения материала соответствуют правилам римской риторики[135]. Судя по «Государю», Макиавелли был хорошо знаком с De officiis Цицерона и использовал тезисы этого труда прямо или иронично. Эта ирония недоступна современным читателям, однако была очевидна современникам флорентийца[136].
Здесь также необходимо обратить внимание на два термина, которые в дальнейшем будут занимать важное место в изложении событий и максимах Макиавелли: fortuna (милость судьбы) и virtù (доблесть). В обоих случаях речь пойдет о факторах, которые, на взгляд автора «Государя», в огромной степени влияют на деятельность и жизнь правителей. Перевод первого термина на русский язык как милость судьбы, конечно, относительно адекватен, хотя, возможно, традиционное фортуна ничуть не хуже, а то и лучше[137]. Верно, на мой взгляд, замечание, что фортуна в «Государе» предоставляет правителю возможность для осуществления своего virtù
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
129
Gilbert A.H. Op. cit. Р. 19
130
О проблеме в целом см. Toffanin G. Machiavelli e il Tacitismo. Naples: Guida Editori, 1972; Aerts E. Niccolò Machiavelli // Spiegel Historiael. 1979. Vol. XIV. S.72-79
131
Об Итальянских войнах см., например, Taylor, F. L. The Art of War in Italy, 1494–1529. Westport, Co
132
Sforzare – принудить силой
133
Скрынников Р.Г. Борис Годунов. М.: Наука, 1978. С. 21–22
134
Об этом свидетельствует книга записей Бернардо Макиавелли, отца Никколо. – Machiavelli B. Libro di ricordi. Ed. Cesare Olschiki. Florence: Le Mo
135
Viroli M. Machiavelli. P. 77. Соглашаясь в принципе с Вироли и его предшественниками, следует все же отметить, что Макиавелли не пошел до конца в следовании формальным законам римской риторики, указав схематически только темы ближайших глав своей книги. Ровно так же он не был до конца последователен и в применении приемов римской риторики в изложении своих доказательств.
136
Colish M.L. Cicero De officiis and Machiavelli’s Prince // Sixteenth century journal. 1978. vol. 9. P. 81–93
137
О специфике термина фортуна у Макиавелли есть несколько интересных работ, в том числе Renucci P. Les Mèandres de la nècessitè et de la fortune // Machiavelli attuale/Machiavel actuel. Rave