Зелье от чумы

Но ведь то лекарство от чумы, которое слабое и которое может помочь, только если организм лишь немного не справляется сам, по сути такое же! Только вместо белой водоросли, моровых грибов, мозга анчутки и толчёного жемчуга – их распространённые аналоги. Почему же тогда оно не помогает? Почему при тифе можно использовать и редкие моровые грибы, и распространённую чёрную гниль, и лекарство поможет, а при чуме эта замена сводит эффект на нет? Почему при отравлении растительными ядами вместо белой водоросли можно использовать с полдесятка других растений, и они помогут, а при чуме – нет? Почему толчёный жемчуг, который, собственно, только абсорбент, нельзя заменить углём, который такой же абсорбент, а иной раз и более эффективный?..

Стана взяла рецепт и пошла в лечебницу, чтобы найти кого-нибудь из лекарей. Из комнаты на необтесанных деревянных носилках Радко – он узнавался только по кусочку шрама над лицевой повязкой – с кем-то ещё выносили очередное тело. Ещё два трупа дожидались своей очереди. И пятеро больных ждали своей очереди занять их места…

В общей могильной яме…

Оказаться бы с Радко сейчас далеко-далеко от всего этого. Где угодно, хоть на Кивейских болотах половодье. Чтобы самыми серьёзными проблемами были вода в сапогах да гули с ак-гулями…

– Почему рецепт такой странный? – спросила она первого попавшегося лекаря, поившего больного с бубонами зельем.

Тот вытер руки о чёрную робу, равнодушно посмотрел в рецепт.

– Он лечит, – пожал он плечами. – Когда началось всё это, – он неопределённо мотнул головой в сторону рядов чумных, – мы пытались заменять дорогие ингредиенты на дешёвые. Моровые грибы на чёрную гниль или микоту. Белые водоросли на алканну или папоротник. Зелье перестало лечить.

Почему?

Неужели чумной яд настолько уникален и не похож на другие яды?..

А когда окончательно стемнело, и у храмовых ворот привратник зажёг фонарь, Стана нашла Радко. Он сидел у стены лечебницы на деревянной колоде и невидяще смотрел перед собой. Стана хотела подойти к нему и привычно сесть рядом, но он сделал предостерегающий жест:

– Не подходи ко мне.

Его голос из-под маски звучал глухо.

Стана обиженно посмотрела на него, а в следующее же мгновение её захлестнул ужас понимания сказанного.

– Ты… – севшим голосом начала она и поняла, что не может выговорить страшное в своей обречённости слово «заболел».

– Да, – он смотрел на неё прямо и почти спокойно.

Как не своя она подошла к нему и потрогала лоб. Он был горячим. Пульс колотился быстро-быстро. Но ни в подмышках, ни в паху, ни на шее бубоны не прощупывались.

С бубонами больной может выжить. Редко, но может. Без бубонов – нет…

Но, может, это не чума? Может, случайная костоломка какая-нибудь…

– Может… – начала она, понимая, что это напрасная надежда, но отчаянно цепляясь за неё.

Он покачал головой.

– Чума. Я ещё вчера вечером почувствовал не то. Но грешил на усталость. И… надеялся. А потом… понял.

Чума… Смертный приговор. Но если с плахи или виселицы ещё можно сбежать, то от чумы – нет…

– Зачем ты сюда поехал… – в отчаянии прошептала Стана, чувствуя, как по щекам текут слёзы.

Он снова посмотрел на неё – прямо и почти спокойно:

– Мор – это поле битвы. Я воин. Как я мог отсиживаться в тылу, если ты ехала на войну?

Радко положили не в общих комнатах, а отдельно за маленькой перегородкой. Стана напоила его двойной порцией зелья, потом – а вдруг поможет? – зельем от глистов. Но жар нарастал. Стана не могла спать, сидела около него, потом бежала в свою комнатушку, хватала проклятый рецепт Флориана, вглядывалась в него воспалёнными глазами в отчаянной надежде поймать озарение. Главный алхимик несколько раз пытался напоить её снотворным, но она вырывалась и убегала к Радко. К утру он впал в забытье, дышал очень часто и поверхностно, время от времени начинал метаться и бредить. Её пытались оттягивать от него, безуспешно взывая к разуму, что она ему не поможет, а другим – может быть. Один раз целитель насильно оттащил её в чулан, приспособленный под лабораторию, надавал по щекам и хорошенько встряхнул. Стана немного пришла в себя и попыталась приготовить зелье, которое она варила последние три недели, но всё валилось из рук. В конце концов главный алхимик сочувственно посмотрел на неё и махнул рукой. Стана помчалась к Радко.

Он лежал неподвижно, как мягкая бескостная кукла, и бредил. Стана принесла миску воды, смочила в ней тряпку и положила ему на лоб. Радко открыл глаза – невидящие, плывущие – но её, похоже, узнал.

– Я бочка с сельдью, – сухими растрескавшимися губами хрипло рассмеялся он. – Во мне много сельди… Нет, это тараканы… много тараканов… ползают, грызут меня… грызут…

Стана чувствовала, как по её щекам текут слёзы.

Двадцать пять лет назад её мать точно так же сидела у постели умирающего от чумы отца. У отца были бубоны, и был надежда, что он сможет выздороветь сам. Но он не выздоровел. И сейчас, двадцать пять лет спустя она, Стана, точно так же сидит у постели Радко в отчаянной и безумной надежде, что произойдёт чудо. Что на неё снизойдёт озарение. Или что Александр уже открыл противочумное лекарство, и почтовый ворон с рецептом уже летит сюда…

– Так было… я маленький был, холерой болел… Тогда тоже… тоже… сельди… тараканы… Много-много…

Стана отшатнулась от него и судорожно вдохнула.

Холера… Как холера…

Радко ведь ментальный маг. Очень слабый, но всё же. А ментальные маги чувствуют другие… разумы, если можно так сказать…

Некоторые другие больные в бреду тоже говорили, что чувствуют себя напичканными червяками, или жуками, или другой какой-то живностью. И студент, сходивший в бордель и там подхвативший чуму, тоже перед смертью в бреду нёс что-то похожее.

Стана поднялась на ноги, чувствуя, что её трясёт.

А что если это не бред? То есть бред, но что если все, кто говорил подобное, были ментальными магами, пусть и необученными и нераскрывшимися? И действительно чувствовали в себе… других живых существ?

Если чума – это не яд? Если чума – это мелкие животные, как глисты, только мельче? И холера – тоже очень мелкие животные… А лекарство от холеры есть…

Стана на ватных ногах, чувствуя, что её бьёт мелкая дрожь, помчалась к себе в комнату и трясущимися руками схватила рецепт дорогого лекарства от чумы.

Секвойные жёлуди… Да нет же, нет! Не они, и не белая водоросль здесь главное вещество, а моровые грибы! Плесень! Плесень здесь главная! Всё остальное… Вёх убивает частички водорослей, которые часто там встречаются. Мозг анчутки усиливает противовоспалительные свойства. Жёлуди, белая водоросль и кости летучего мьера при такой обработке – это питательная среда для моровых грибов, а не противоядие! Толчёный жемчуг оттягивает на себя яд секвойных желудей!

Стана схватила этот рецепт, рецепт Флориана и помчалась в лабораторию, по дороге сбив кого-то, даже не заметив кого. В лаборатории были все алхимики и пан Сокол, напитывавший магией очередной кувшин зелья. Когда она влетела в лабораторию, по её всклокоченному виду и безумному взгляду все сразу решили, что Радко умер. Стана, поняв, что они думают, помотала головой:

– Рецепт… – она бросилась к столу, схватила перо, обмакнула его в чернильницу, но поняла, что её руки трясутся так, что она писать не сможет. – Ржегуше, – она посмотрела на свою ассистентку и протянула ей перо. – Пиши!

Ржегуше посмотрела на неё с опаской, а потом перевела неуверенный взгляд на главного алхимика. Тот тоже смотрел на Стану с сомнением, однако кивнул Ржегуше:

– Делай, что она говорит.

Девушка взяла перо и лист бумаги. Стана положила на стол оба рецепта и принялась диктовать:

– Значит, плесень – чёрная гниль или микота… нет, микоты здесь нет, – она пробежалась глазами по рецепту Флориана. – Пиши аспергий. Потом… Пан Горазд, – она подняла воспалённые глаза на главного алхимика, понимая, что думать уже не в состоянии, – что входит в питательную среду для аспергия?