Калевала

34. Ильмаринен выковывает себе жену из серебра и золота

Ранним утром и в полдень, вечером и бессонной ночью оплакивал Ильмаринен свою жену, погибшую красу земли и моря. Забросил он в угол молот и забыл о еде: одно лишь помнил — непрестанно вздыхать и причитать об утрате:

— Как жить мне теперь? Во сне и наяву только она царит в моих думах! Уже не жду я, как прежде, ночи, а поутру не жаль мне вставать, тьма иль свет — все равно мне: всякий миг тоскую я по желанной!

Три месяца изводился кузнец — осунулся, избороздили лицо его от горя морщины, — а на четвертый решил Ильмаринен сделать себе из золота и серебра новую жену. Добыл он на морском дне золото, отыскал в глубинах серебро, тридцать возов дров пережег на угли и подступил в кузнице к горнилу. Положил Ильмаринен уголь в горнило, снес туда же золото и серебро, запалил огонь и поставил рабов качать могучие мехи. Голые по пояс, принялись рабы раздувать огонь, а Ильмаринен знай ворочает в горне угли. Но не шел из углей жар — нерадивой была работа рабов, — и тогда сам кузнец взялся за мехи: качнул раз, качнул другой, а после третьего заглянул на дно горнила и увидел, что вышла из огня овца: одна кудряшка у нее золотая, другая серебряная — залюбовались все дивной овечкой, но недоволен остался мастер.

— Эта игрушка лишь волку на радость! — сказал Ильмаринен. — А я ради новой жены стараюсь!

Бросил он овцу обратно в огонь, добавил в горн золота и серебра и вновь приставил к мехам рабов. Но как ни качали рабы, слаб был жар в горниле, и тогда снова пришлось раздувать мехи самому Ильмаринену. Качнул богатырь три раза, и выбежал из огня в кузницу жеребчик: грива у него золотая, голова серебряная — все на него с восторгом смотрят, и только один Ильмаринен не рад.

— Медведю эта игрушка на потеху! — сказал кузнец. — Не того я хочу!

Кинул Ильмаринен жеребенка в горнило, добавил еще меру золота и меру серебра и опять велел рабам раздувать усердно мехи. Что есть мочи качали воздух рабы, но не шло у них дело — и опять вынужден был кузнец сам встать у мехов. Качнул он раз, другой, а на третий раз поднялась над дном горнила дева с чудным тонким станом, серебряным лицом и золотыми волосами. Всех, кто был в кузне, обуял страх при виде такого дива, и только Ильмаринен остался доволен.

Схватив инструменты, принялся кузнец трудиться над изваянием — день и ночь ковал он без отдыха: изготовил деве ноги и руки, выковал уши. смастерил искусно уста и как живые сделал глаза. Всем хороша получилась красавица, но не могла она ступить, не могла обнять рукою, не слышала она ласковых слов Ильмаринена, молчали ее уста и не было в глазах блеска страсти.

— Стала бы ты совсем хороша, — сказал изваянию мастер, — если б имела душу и голос.

Отнес он деву из злата и серебра на свою постель, заправленную шелком, и положил на пуховую перину и покойные подушки, а сам отправился топить баню. Приготовил Ильмаринен мыло, связал новый веник, принес воды три кадки и напустил погуще пару. Вдоволь напарился кузнец, омыл с тела золотой нагар и лег на пуховую перину под одеяло и медвежью шкуру — спать со своей золотою женой. Но вскоре почувствовал Ильмаринен, что исходит от изваяния страшный холод, что коченеет уже его бок, которым прижался он к своей новой супруге, — понял тут кузнец, что не годна ему такая жена, и решил отвезти ее Вяйнемёйнену, чтобы стала она старцу подругой и скрасила его дни.

До утра отогревался Ильмаринен на печке, а после отвез деву в Вяйнёлу к дому вещего песнопевца.

— Вот тебе, Вяйнемёйнен, красотка, — сказал Ильмаринен старцу. — Не будет она с тобой болтлива и не будет надувать щеки от обиды.

Оглядел Вяйнемёйнен изваяние и спросил кузнеца:

— Зачем привез ты ко мне этого золотого истукана?

— Привез я тебе в подарок жену, — ответил Ильмаринен, — чтобы скрасила она твои дни.

— Кузнец, милый друг мой, — сказал рунопевец, — брось в огонь эту деву и накуй из нее украшений и кубков или отвези куклу, как диковинку, к немцам — пусть там любит ее богатый и сватается к ней знатный! Что до меня, то негоже мне брать в жены не живую деву, а игрушку из серебра и злата,

И запретил Вяйнемёйнен грядущим поколениям склоняться перед золотом и серебром, не велел подрастающим героям сватать такую деву, ибо блеск у золота холодный, а серебро дышит в душу морозом.