Страница 16 из 17
– Дэвид, курить есть?
Тот покачал головой:
– Черт его знает. Вроде кончились. Поищи там в шкафчиках, вдруг найдешь.
Коннери нашел сломанную сигарету, оторвал кусок, закурил, сидя на полу.
Похоже, есть религии, в самое существо которых заложено распутство. Была бы Грейс такой сексуальной, горячей штучкой, раскаленной как вулкан изнутри, если бы не была набожной католичкой? Черта с два. Если не забить пыж как следует, пушка не выстрелит. Пшикнет сгоревшим порохом, и все. А Грейс…
Кто же хочет ее убить, думал он. Кто?
Он снова принялся крутить ручку приемника. На стеклянном табло с разметкой частот и городов (Париж, Мадрид, Москва, Висконсин). Добрался до Лондона. Почему-то о пожаре в Монако почти никто не говорил. Зато все привязались к третьему ледовому походу американцев. Ну и что? Что они там забыли, на полюсе?
От утренней свежести Шон прозяб. Стоило накинуть плед или выпить чего-нибудь крепкого.
– …Москва настаивает, что Антарктида – общественная собственность, судьбу которой должна решать Организация Объединенных Наций. Сегодня в Москву с визитом вежливости прибыл президент республики Самбия Роберт Могуту…
Коннери в сердцах повернул ручку, перескочив сразу на Марсель.
– Н‐о‐о регорьян, но-о же неве регорьян, – раздался из динамика резковатый, сильный женский голос. Наконец-то музыка. Подойдет. Коннери сделал звук на полную и поднялся наверх. Сел рядом с Грейс. Музыка слышна и здесь. Он смотрел назад. Где-то там исчезало за молочной пеленой воды и тумана княжество Монако.
Яхта шла, двигатель гудел. Незнакомая певица гортанно пела:
Звуки разлетались над затихшей поверхностью моря.
Конец мая в Риме – отличная пора для влюбленных. Еще не так жарко, чтобы пришлось бежать из города, и уже не так холодно, чтобы по ночам прятаться в номере под тремя одеялами. Портье отеля «Фонтана», окнами выходящего на площадь де Треви, мог похвастаться тем, что видел больше влюбленных, чем папа римский. Но эти люди на влюбленных не походили. Нет, куда там.
Эти двое ненавидели друг друга.
Это было очевидно. То есть на первый взгляд это не бросалось в глаза, но опыт… опыт не зря называется опытом. Чутье метрдотеля не подводило. Они могли сколько угодно целоваться на глазах у прохожих, гулять по Риму, взявшись за руки, даже заниматься любовью у себя в номере, сутками не выходя оттуда… Было главное, чего не изменишь. Они яростно, страстно и нерассуждающе ненавидели друг друга. Он понял это с первого взгляда.
Они взяли дорогой номер (хорошо, не для новобрачных) на верхнем этаже и зарегистрировались как семейная пара.
– Проводите сеньора и сеньору в номер 216, – вполголоса сказал метрдотель. Консьерж кивнул.
Мужчина был высок, черноволос и насмешлив. Женщина с каштановыми волосами, возможно, недавно покрашенными. Темные очки. Метрдотель проводил женщину взглядом (смутно знакомая, очень красивая, ей больше бы подошло быть блондинкой), потом вернулся за стойку и набрал номер.
– Они здесь, – сказал он и положил трубку.
Грейс прошла в номер, пока Коннери давал мальчику на чай. Скупой шотландец, но если не дать хорошие чаевые, это запомнят. Играй, держи образ, и все будет отлично.
В ванной зашумела вода. Коннери кивнул сам себе и двинулся к бару. В деревянном шкафу был спрятан холодильник, там обнаружились водка, красное сухое вино и сыр.
А в ведерке на столе было шампанское. Он достал бутылку и хмыкнул. Дешевка. Впрочем…
– Кажется, мы здесь надолго, – сказал он и начал развинчивать проволоку. – Считайте это приключением, – сказал Коннери через полчаса, допивая последний бокал. На столе стояла пустая бутылка шампанского. Грейс смотрела на него, словно не понимая. На ней был махровый розовый халат, на голове – полотенце. – Я думал, вам надоела скучная размеренная жизнь?
– Напротив, я уже начинаю по ней скучать. Дайте сигарету.
Коннери поднял брови, но подчинился.
Она вынула из его серебряного портсигара тонкую сигарету с фильтром. Morland Balkan, его любимые. Коннери щелкнул зажигалкой. Грейс прикурила, завороженно глядя на голубоватый огонек.
Она выпустила дым из сложенных кольцом губ. Это было… красиво.
Грейс тут же закашлялась.
– Я никогда не курила, – пояснила она. – Теперь понимаю почему.
– Как вы?
Она посмотрела на Коннери:
– А как я должна быть?
Он пожал плечами и решил сменить тему:
– Это правда, что вы отказались от роли, которую вам предложил Хичкок?
– Вы любите фильмы Хича? – ответила Грейс вопросом на вопрос.
Он усмехнулся:
– А вы?
– Совсем нет. Но мне нравилось у него сниматься. Еще бы. Я знаю, у него были фантазии, связанные со мной. Я нравилась ему как-то по-особенному, не так, как другим мужчинам. – Грейс посмотрела на него: – Не так, как вам, Шон.
Он не сразу нашелся, что сказать.
– Это… неудивительно.
– Да. Вы пещерный человек, Шон, и привыкли получать женщину, которую хотите. Вы бьете ее по голове дубиной и тащите в свою пещеру. То, что дубину мужчинам теперь заменяет смокинг, пошитый на Сэвил-роу, ничего не меняет.
Коннери помолчал. В ее словах был резон.
– А Хичкок?
Грейс выпустила дым.
– Он мог получить меня, если вы об этом. Если бы только захотел. Но он не хотел разрушать… и хотел большего. Хич любил меня через свою камеру. Возможно, он единственный и любил. В перерывах между дублями он лично поил меня чаем. Смешно, правда?
Она смотрела на него спокойно. Коннери вдруг ощутил, что сердце у него стучит и ладони вспотели. Чтобы избавиться от неприятного ощущения, он шутливо обратился к Грейс:
– Как думаете, режиссер может стать хорошим мужем?
– Нет.
– А шпион?
– Нет. – Она помолчала. – Но, с другой стороны, любой мужчина вряд ли может стать хорошим мужем… Вы предлагаете мне руку и сердце, Шон?
Он помедлил. Как прыжок с парашютом: обратного пути не будет.
– Да.
Впрочем, всегда можно не дергать за кольцо.
Молчание затянулось. Он посмотрел в ее голубые глаза и понял, что ничего не может в них прочитать. Совсем ничего. Снежная королева. Вулкан под снегом.
– Я замужем, – произнесла она наконец.
– Уже нет, – сказал он и спохватился.
Джентльмен – это человек, который всегда выглядит таким вежливым, каким бывает лишь изредка.
– Чтоб меня! Ваш муж… – начал он. Грейс перебила:
– Я чувствую… печаль. И облегчение.
– И все же… что ты ответишь на мой вопрос?
Она положила сигарету и раздавила ее.
– Трахни меня.
– Ты не ответила.
– Трахни меня как можно сильнее.
Губы ее были ледяные.
Когда все закончилось, она лежала на кровати обнаженная, подперев голову рукой, и рассматривала его татуировки. Коннери сделал их во время службы на флоте. Тогда он был молодым лопоухим матросом, которого подкосила язва желудка. Кто же знал, что через несколько лет он вернется туда с повышением. Коммандер Коннери, да.
«Шотландия навсегда» и «Мама и папа».
В общем, кое-что из его характера эти надписи отражают.
– Вы помните, Шон, что обещали мне одно желание? – сказала Грейс.
– Конечно, – ответил он почти без заминки.
Она перевернулась на спину и закрыла глаза. Синий свет погас.
– Оставьте меня в покое, пожалуйста. И больше никогда не появляйтесь в моей жизни.
Коннери молча встал и начал одеваться. Закончив, положил «вальтер» в наплечную кобуру и надел пиджак. Грейс лежала, глядя в потолок.