Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 129 из 161

Глава 28

Эрин приехала в «Розовый кайф» с подарком для Моники-старшей – полупрозрачной шелковой блузкой от Неймана.

– Прости за вчерашнее, – сказала она. – Дэррелл есть Дэррелл. Он безнадежен.

Блузка понравилась Монике-старшей, и она надела ее поверх сценического бюстгальтера.

– Она просто прекрасна, Эрин!

– Но не для работы. Она для того, чтобы покрасоваться перед кем-нибудь... особенным.

– Особенным? Эх, хорошо бы! – Моника повертелась перед зеркалом. – Угадай, кто сидит там возле бассейна? Гэррик Атли!

– Но ты не можешь выступать в рестлинге, – воскликнула Эрин. – У тебя же поранена рука.

– Буду надевать розовые вечерние перчатки – до тех пор пока не заживет. Мистер Орли говорит, что в них я вылитая Мейми ван Дорен. – И далее Моника-старшая поведала Эрин о неудачной встрече Урбаны Спрол с братьями Линг.

– Жаль, – заметила Эрин. – Я всегда слышала, что с ними надо держать ухо востро.

Моника-старшая ввела Эрин в курс и других новостей. Мистер Орли опять втихаря понизил температуру в зале до шестидесяти восьми градусов, чтобы у танцовщиц на сцене лучше торчали соски. А кроме того, Сабрине, знаменитой тем, что она меняла парики, как перчатки предложили три тысячи долларов за участие в порнографическом фильме, который должен был сниматься на одном из местных пляжей.

– И она согласилась, – сообщила Моника-старшая.

– А где она сейчас?

– Где-то тут. – Моника-старшая сняла обновку и аккуратно повесила ее на «плечики». – А ты что-то слишком уж одета. Я пойду туда и скажу ей, что ты здесь.

Вскоре появилась Сабрина, как всегда, ровная и доброжелательная. Их с Эрин роднили два обстоятельства: маленькая грудь и уголовное прошлое бывших мужей.

– Расскажи-ка мне про этот так называемый фильм, – попросила Эрин.

– Они сказали, что мне придется трахнуться с двумя парнями в горячей ванне, вот и все.

– Почему ты согласилась?

Вопрос, казалось, смутил Сабрину.

– Они же заплатят мне.

– Если тебе нужны деньги, я тебе дам.

У Сабрины расширились глаза от удивления, потом она недоверчиво улыбнулась.

– Три тысячи-то? Да откуда?

– Сколько тебе нужно, столько и будет.

– Ты не понимаешь, Эрин. Я не могу больше заниматься этим проклятым рестлингом. Какая разница, лапша это или кукуруза со сливками – все равно мерзость.

– А сниматься в порнофильме – не мерзость?

– Послушай, ты ведь не знаешь, как это бывает: какой-нибудь пьяный ублюдок норовит засунуть тебе куда не следует эту холодную гадость... Сама бы хоть раз попробовала. – Эрин почти никогда не доводилось видеть Сабрину такой рассерженной.

– Я поговорю с мистером Орли, – пообещала она. – Мы покончим с этим.

– Знаешь, сниматься в порнофильме вряд ли хуже, чем выступать в рестлинге.

– А ты видела хоть один порнофильм?

Сабрина призналась, что нет.

– А я видела. Когда работала в ФБР, однажды в аэропорту перехватили целый грузовик таких кассет. Ну, агенты и устроили как-то вечером приватный сеанс.

– И какие же они, эти фильмы? – Сабрина задала вопрос с любопытством, но очень серьезно. – Там и правда все слишком уж круто?

– Ты знаешь, что такое «тачка»? – вместо ответа спросила Эрин.

– Нет.

Эрин объяснила.

– Ничего себе! – выдохнула Сабрина, заливаясь ярким румянцем. – А режиссер ничего не говорил мне о таких вещах.

– Да уж само собой.





– Мне нужно подумать.

– Попроси несколько дней на размышление, – посоветовала Эрин.

Сабрина подкрасила губы и снова ушла на сцену. В гримуборной появилась Урбана Спрол и продемонстрировала Эрин свои сломанные ногти, прибавив:

– Все-таки мужики – это самое большое дерьмо на свете.

– Как правило, да, – согласилась Эрин.

Урбана взглянула на нее с некоторым удивлением.

– А мне казалось, что ты неровно дышишь к этому копу-кубинцу.

– Он женат, и там все хорошо.

– Еще один сердцеед!

– Моя девочка сейчас находится у них дома, – объяснила Эрин. – Его жена такая же славная, как и он сам.

– А ты, значит, сидишь тут – это в субботу-то вечером.

– О, у меня грандиозные планы, – улыбнулась Эрин. – Сегодня я буду танцевать для конгрессмена.

– Пощади меня! – воскликнула Урбана. – Больше ни слова. Скажи только, чего ради.

Эрин зевнула и заложила руки за голову.

– Это мой гражданский долг.

Рита осторожно промыла брату рану.

– Я, в общем-то, почти ничего не могу туг сделать, – извиняющимся тоном сказала она.

– И не пытайся.

– А чем это у тебя перемазана рубашка?

– Черт с ней. Не имеет значения.

Рита уложила его сломанную руку в самодельную шину, изготовленную из клюшки для гольфа, и закрепила пластырем и клейкой лентой. Изогнутый конец клюшки торчал как раз вровень с пальцами Дэррелла.

– Ну вот, – сказала Рита, зубами оторвав лишний кусок ленты. – А теперь сматывайся, пока не явился Альберто.

Дэррелл был изжелта-бледен и тяжело дышал.

– Мне бы сейчас морфия, – проговорил он.

– Морфия у меня нет. Может, нуприн подойдет?

– Это еще что такое?

– Говорят, он лучше чем тиленол.

– Черт побери, Рита...

– Ну ладно. Тогда, может, вот эти капсулы? Вообще-то они для Лупы. Ветеринар дал мне целый флакон, чтобы давать ей, когда начнутся роды.

В глазах Дэррелла блеснула надежда.

– Что, вроде как собачий морфий?

– Похоже, что так.

Рита отыскала нужный флакон и попыталась прочесть написанное на нем название лекарства. Ни она, ни ее брат никогда даже не слышали о таком.

– Доктор сказал, по две штуки каждые шесть часов.

– Я все-таки не какой-нибудь блохастый пудель, –  обиделся Дэррелл. – Давай мне четыре и чего-нибудь холодненького запить.

В течение следующих двадцати пяти минут его безостановочно рвало. Все это время Рита стояла рядом, вытирая ему рот и подбородок, и уговаривала поспешить –  Альберто должен был вернуться со службы с минуты на минуту. Когда Дэррелл смог говорить, он ответил, что не в состоянии ни ехать, ни идти куда бы то нибыло. Тогда Рита помогла ему сойти по ступенькам и указала, где спрятаться – под ее домом на колесах. Там можно было только лежать.