Страница 4 из 6
И друзей хватает. Тут и Сонечка, которая в соседнем доме живет, и Пашка из дома с синей черепицей в начале улицы, и Оля, тоже городская, только она уже уехала.
Но больше всего Гриша дружил с Сонечкой. И у Сонечки, кроме Гришки, и друзей почти что не было.
Сонечка сильно болела. Так сильно, что очень много времени проводила в больницах. Мама однажды сказала, что у Сонечки ДЦП. Эти жесткие буквы Гришке совсем не понравились. Было в них что-то грубое, страшное. Хотя, наверное, болезни так и должны называться. «Грипп», «ветрянка» или «насморк» звучат хуже, чем «ванильное мороженое» или «сахарная вата».
Гриша почти и не замечал, что у Сонечки одна нога чуть короче правой, и что она заикается. Он считал это таким же незначительным, как и свои глаза разного цвета. А когда злые дети, вокруг которых ехидно вились духи Злорадства и Жестокости, дразнили Соню, Гриша вставал на ее защиту и не понимал, за что Соньку можно дразнить. Она умная, книжки читает прямо на глазах, много знает, и вообще она очень верный друг.
Соня же поначалу, когда Гришка только стал приезжать на лето к бабушке, от него пряталась. Правда, это у нее не очень получалось – между их участками даже забора не было. Только ряд яблоневых и сливовых деревьев создавал условную границу.
Гришка постоянно возился перед домом, что-то сажал, поливал какие-то цветы, мастерил что-то из брусочков или сидел под деревом с книгой о приключениях Тома Сойера. Иногда играл с Пашкой, который жил в начале улицы. И каждый раз, видя Соню, улыбался и махал ей руками. Соня краснела, и, чуть прихрамывая, поспешно уходила домой.
Гришка так и махал бы руками, а Сонечка так же бы сбегала домой, если бы не случай.
Соня тогда шла из булочной, которая находилась совсем рядом, на соседней улице. Она шла медленно, прихрамывала, но видно было, что она очень довольна. Она впервые сама пошла в магазин. В кулачке были зажаты горячие монетки сдачи, а пакет с теплым еще хлебом вкусно-вкусно пах. Одуванчиковый пух оседал на Сонином платье, светило июньское бодрое солнце, и все было так хорошо…
Старшие мальчишки в самом начале Сониной улицы стояли у дома с синей черепицей. В этом доме жил их друг, Пашка. Они за ним на великах заехали и теперь ждали, и от нетерпения трещали велосипедными звонками и плевали в траву. У них было такое соревнование – кто дальше плюнет. Проигравших не было, потому что сила плевка у всех была примерно одинаковой.
– О, глянь! Сонька-кривоножка пошла!
Вся вспыхнувшая от обиды и красная, как пожар, Соня шла по краю дороги. У нее дрожали губы, но она не плакала. Держалась, стараясь побыстрее уйти домой, но быстро идти у нее не получалось, и это этого она еще сильнее прихрамывала.
– Сонька-кривоножка! Сонька-криворожка! – засмеялся кто-то. Велосипедные трещотки зазвенели издевательски громко.
Из калитки Пашкиного дома выскочил Гриша – он заходил к нему на минутку, чтобы отдать прочитанную книгу, и все слышал. Он сейчас тоже был весь красный, как Соня, и его лицо тоже горело огнем.
– А ну, извинись, – тихо сказал он задирале – мальчишке лет тринадцати чуть ли не в два раза больше его самого.
– Чта? – переспросил мальчишка и презрительно плюнул в кусты. Извиняться он совсем не собирался.
Гриша это видел, как и видел и пакостных духов Задиристости и Вредности. Они кружили над мальчишками, шептали им что-то в уши толстыми губами и сеяли зло. Вот бы их прогнать!
Дух Задиристости, поняв, что Гришка – волшебник, издевательски высунул язык и запищал, совсем не собираясь исчезать. Уровень Общей Доброжелательности из-за Гришиного гнева упал и позволил вредному духу не сгинуть в первые секунды рядом с волшебником.
– А ну, пошел! – крикнул Гришка и размахнулся. Удар получился отменный – дух впечатался в Гришкин кулак, злобно запищал и сгинул.
– Ты чё! Ты чё! – закричал испуганный мальчишка на велосипеде. Он был уверен, что бить собираются его. – Ну, ты сейчас получишь!
Но запала в нем больше не было. Плюнув еще раз в кусты, он отъехал на своем велосипеде подальше. Злые духи перестали питать его злобу, и ему стало даже немного стыдно.
Гриша же, больше не глядя на него, поспешил к Соне.
– Ты его не слушай, – сказал он и улыбнулся. – Пошли лучше к нам. Бабушка утром вафли делала, там еще много осталось!
И Соня, глядя в улыбающееся Гришкино лицо, несмело кивнула.
Так и началась их дружба, которая длилась уже третий год.
..Сегодня после завтрака Гриша с Соней планировали собрать с одной яблони особые плоды. Эта яблоня была старая, и никто не знал, что это за сорт такой, но была у нее одна особенность. Мелкие зеленые яблочки на самой верхушке были горькими и кислыми, но если их собрать и положить в ящик в погреб, к Новому году это будут самые вкусные яблоки на свете. В темноте и прохладе они дозревали и становились слаще сахара.
Гришка приезжал к бабушке на Новый год и всегда с Соней ел эти яблоки. Они пахли холодом, морозом и праздником.
– Зимний сорт, – говорила бабушка, тоже с удовольствием угощаясь яблочком.
Дремлющий дух Яблоневых садов тогда просыпался и горделиво выпячивал грудь. Вот примерно как сейчас.
– Я на улицу! – крикнул Гриша бабушке, доедая рогалик. – В огороде нужно чего сделать?
– Паданку собери! И Соне рогаликов принеси! – крикнула бабушка в ответ, и притихшая было швейная машинка застучала снова.
…О гулкие бока эмалированного ведра стучали полусгнившими боками испорченные плоды. Пчелы и осы сердито жужжали – их отрывали от пищеварения, и Гриша старался аккуратно их отогнать. Пахло концом лета – той особой порой, когда деревья вроде бы еще зеленые, но уже заметна в листве предательская желтизна. На огороде лежали, краснея боками, здоровенные тыквы и кабачки, похожие на откормленных поросят. Кочаны капусты, немного погрызенные гусеницами, напоминали футбольные мячи. Сады наливались кисло-сладким соком, а в воздухе пахло разросшейся травой и влажной землей.
Гриша в этом году сам возделывал огород. «Ну прирожденный садовод!» – восхищалась бабушка, вырывая здоровенные чесночные головки и нюхая огромадные георгины.
Духи урожая – и чесночные, и тыквенные, и георгиновые – хихикали и спешили отогнать духов Гниения и Порчи. Гриша, благодарно угощая их молоком (молоко для хороших духов – лучшее угощение, а вот злые любят всякую гадость и плесень), хвалил добрых духов и баловал.
– П-привет! – крикнула Сонечка, хлопая дверьми дома и радостно подбегая к Гришке. – Мне т-тоже сказали паданку собирать! То-только у м-меня антоновка…
Соня тяжко вздохнула. Антоновка очень и очень хорошо плодоносила из года в год. А это значило, что яблок под ней целая куча.
– Я помогу! – сказал Гришка, снимая с руки полосатую, как конфету, осу.
– Ой! Ай! Б-брось! Ужалит же! – испугалась Соня.
Но оса не жалила. Она взлетела, недовольно жужжа.
– Ну ты и с-смелый!
Гришка улыбнулся. Соне очень нравилась Гришина улыбка. Сначала на его щеках появлялись ямочки. Потом уголки губ тянулись вверх, а в разного цвета глазах так и сияло веселье. Еще светлый, задорно торчащий чуб очень к этой улыбке подходил.
Соня тоже улыбалась в ответ, только ямочек у нее не было, и глаза были обычные, серые. Правда, тут же Соня вспомнила про горы антоновки в саду и улыбаться перестала.
– Мы паданку знаешь куда понесем? – спросил Гриша.
– К-Куда? – с предвкушением спросила Соня.
– К Евгению Петровичу! Он все съест. Только давай ему в отдельное ведро будем красивые складывать, не гнилые? И тачка нужна, а то тяжело.
– Ура! – закричала Соня и пошла за ведром и тачкой.
…Паданку Гриша носил в особое место. Внизу улицы, совсем рядом с лесом и большим пастбищем, жил Иван Сергеевич, сельский учитель, со своей женой тёть Мариной. У них водились всякие животные: три кошки, две собачки, стадо козочек, две свинки и одна корова. А в отдельном деннике жил конь. Седой коротконогий жеребец по имени Евгений Петрович. Именно так официально и называл коня Иван Сергеевич. Утром, надевая на коня сбрую, уздечку он говорил: «Ну что, Евгений Петрович, поскакали?» Евгений Петрович, фырча и добродушно кося глазом, переминался с одной короткой ноги на ногу. Он был не прочь.