Страница 3 из 19
– Меня устроит.
Она резко обернулась и быстро взглянула на меня.
– Что тебя устроит?
– Ромашковый.
Она поморщила нос.
– Не уверена, что тебе понравится.
Я вздохнула. У меня был долгий день, и этот разговор не помогал мне снять мой обычный ежедневный стресс.
– Ты попросила меня заехать к тебе после работы, – что, кстати, не ближний путь, – и вот я здесь. Я не хочу чая.
– А как насчет кофе?
– Мам.
– Тогда воды?
Я знала: она будет спрашивать до бесконечности, пока не уломает меня.
– Хорошо, воды. Я согласна.
Она повернулась к столу, схватила чашку и блюдце, вернула их на свои места в шкафчике и снова повернулась ко мне.
– В бутылке или из-под крана?
– У тебя есть вода из Японии?
Она замерла, как бы задумавшись.
– Мам, я шучу. В бутылке подойдет.
Она достала из холодильника бутылку родниковой воды. Между тем засвистел чайник. Мать заварила чай и наконец, подошла к столу и села.
Я выдохнула.
– Как Дэниел? – спросила она.
– У него все хорошо.
– Я давно его не видела.
– Он много работает. Как и я.
– Я не становлюсь моложе, Эмили. Хочется иметь внуков.
– Да, но сначала мы с Дэниелом должны пожениться.
Мать покачала головой и рассеянно заправила за ухо прядь седеющих волос.
– Не знаю, чего вы ждете. Вы помолвлены четыре года.
Если точно, то три с половиной, но я не винила ее за округление. Это была больная тема. Мой отец скончался за три месяца до того, как мы с Дэниелом должны были пожениться. Из-за его смерти, потому что нам внезапно вдобавок к свадьбе пришлось планировать похороны, я убедила Дэниела, что нам лучше немного подождать, и он, разумеется, согласился. А потом… мы просто так и не назначили новую дату.
Дэниел никогда не знал своих биологических родителей. Он вырос, кочуя из одной приемной семьи в другую, так что вряд ли кто-то дышал ему в затылок. У нас была только моя мать, и, следует отдать ей должное, примерно через год она перестала давить на меня, лишь время от времени поднимая эту тему, чтобы испытать мое терпение.
– Так что же именно случилось с Оливией Кэмпбелл? – спросила я, чтобы сменить тему.
Мать внезапно помрачнела и на миг закрыла глаза.
– Это ужасно, правда? Она ведь была твоего возраста.
Если я правильно помнила, Оливия была на пять месяцев меня старше. В седьмом классе, за год до того, как все изменилось, она отмечала свой день рождения на местном роликовом катке. Во время катания пар Джимми Клей пригласил ее покататься вместе с ним. Позже она рассказывала нам, что его рука была жутко липкой, и он постоянно вытирал ее о джинсы, когда они кружили под песню «Я хочу, чтобы это было так» группы «Backstreet Boys».
– Откуда тебе известно, что она умерла?
– Прочла в «Фейсбуке».
– А как ты вышла на эту запись?
– Бет Норрис прислала мне сообщение. Она вспомнила, что вы с Оливией были одноклассницами. Сказала, что ее дочь Лесли окончила школу в том же году, что и ты. Ты ее помнишь?
В моем выпуске было 119 учащихся. Имя Лесли Норрис мне ничего не говорило.
– Бет дружит с матерью Оливии в «Фейсбуке». Кстати, про «Фейсбук», я бы очень хотела, чтобы ты завела там себе страничку. Я хочу отметить тебя на старых фотографиях, которые загружаю.
– Мама, мы уже это обсуждали. Из-за моей работы…
– Да, да. Тебе нужна конфиденциальность, потому что ты работаешь с группой детей, которые будут пытаться подружиться с тобой или узнать о твоей личной жизни. Я понимаю.
Эту причину я называла всегда, когда меня спрашивали, и хотя какая-то доля истины в ней определенно была, истинная причина заключалась в том, что я не хотела засвечиваться в социальных сетях. Стоит это сделать, как люди попытаются установить с вами связь. Не только коллеги и семья, но и знакомые. Старые друзья. Друзья, которых вы, возможно, сто лет не видели и с которыми не общались годами. Друзья, которые могут напомнить вам обо всех ужасных вещах, которые вы когда-то совершили.
– Мама, расскажи мне про Оливию. Когда это произошло?
Она взяла свой «айпад» и коснулась экрана.
– Ты не знаешь, что случилось с твоими школьными ежегодниками? Я думала, они в подвале. Искала их раньше, но они как сквозь землю провалились.
– В последний раз я их видела, они были там, в каком-то ящике.
Вообще-то в последний раз я видела свои ежегодники, когда накануне отъезда в колледж тайком вытащила их из спальни и бросила в мусорные баки на улице. Прямо перед тем, как мусорщики приехали на своем грузовике. Но моей матери не нужно этого знать.
Мать кивнула, как бы сама себе, и протянула мне планшет. Не знаю, что я ожидала увидеть, но определенно не страницу матери Оливии Кэмпбелл в «Фейсбуке». Моим глазам предстало довольно краткое обновление статуса, сделанное пять дней назад. Мать Оливии писала, что Бог призвал ее маленькую девочку к себе и что, о господи, она не подозревала, что Оливии было так больно, однако она надеется, что теперь все страдания ее дочери позади.
На пост было более трехсот откликов, в основном сердечек и смайликов с грустными лицами, а также более ста комментариев с соболезнованиями.
Мать сделала глоток чая и осторожно поставила чашку на фарфоровое блюдечко.
– Сегодня утром я отправила матери Оливии запрос о дружбе и сообщение. Я написала ей, что соболезную по поводу случившегося. Я не была уверена, что получу ответ. Мы не общались с ней с тех пор, как вы с Оливией поссорились и они переехали в Гаррисберг, но она ответила через два часа и поблагодарила за соболезнования. Сказала, что прощание и похороны состоятся в эту субботу. Я ответила, что поговорю с тобой и, возможно, ты приедешь.
– Что? – Мой тон шокировал мою мать почти так же, как и меня. – Зачем ты ей это сказала?
– Что бы ни случилось в средней школе, когда-то вы с Оливией были подругами.
Я покачала головой, не находя слов. И вдруг мне в голову пришла одна мысль.
– Погоди, ты ведь сказала, что Оливия покончила с собой.
– Да, так и есть.
– Но в посте об этом не упоминается.
– Нет, конечно. Мать Оливии не хотела придавать это широкой огласке.
Терпение, напомнила я себе – это добродетель.
– Тогда откуда тебе об этом известно?
– Я же сказала тебе: от Бет Норрис. Она сказала мне, что Оливия покончила с собой. Это так… – она умолкла и вновь покачала головой, – так ужасно.
– Зря ты сказала миссис Кэмпбелл, что я приеду. Кажется, Дэниел уже что-то запланировал на эту субботу.
Вообще-то у Дэниела на эту субботу не было никаких планов, по крайней мере, насколько мне было известно, но я решила использовать его в качестве предлога.
– Я уверена, он поймет и изменит свои планы.
– Если честно, мам, я не хочу туда ехать.
– Будь все наоборот, разве тебе не хотелось бы, чтобы Оливия пришла на твои похороны?
– Знаешь, будь я мертва, думаю, мне было бы наплевать.
Мать снова сердито взглянула на меня. Этим взглядом она могла остановить дорожное движение в час пик.
– Если ты приедешь, это будет много значить для матери Оливии.
Упершись локтями в столешницу, я уронила голову на руки и попыталась не закричать.
Голос матери понизился до еле слышного шепота.
– Я знаю все, через что я прошла, когда умер твой отец, да благословит Господь его душу, но, по крайней мере, ему было под шестьдесят. А Оливии? Такая молодая женщина. Я не могу даже…
Она снова умокла. Я на миг подняла глаза и увидела, как она смахнула с глаза слезу.
– Но это не имеет значения. Если ты не хочешь ехать на похороны, Эмили, значит, тебе не нужно этого делать. Я не могу тебя заставить.
Замечательно. Она давит на чувство вины.
Словно почувствовав мои колебания, мать сказала:
– Если ты все же решишь поехать, мать Оливии дала мне адрес похоронного бюро. Это минут сорок на машине отсюда, в зависимости от пробок.
– Не думаю, что Дэниел захочет поехать.