Страница 11 из 15
Полутруп забился в цепях и задергал оковы с такой силой, что, казалось, неминуемо повредит себе руки. Голова упала на грудь и забилась в такт его рывков. Филиппо старался не смотреть в его сторону, но это было невозможно. Камера была очень маленькой, куда ни взглянешь – всюду безумное лицо с текущей изо рта слюной и мутно-белые, без зрачков, глаза. Страшное, нечеловеческое лицо мученика притягивало, и это было неприятно и пугающе. Наконец изувеченный человек поднял голову. Стеклянные глаза уставились куда-то чуть выше Ганьери. Рот приоткрылся. Послышался голос, больше похожий на завывание ветра в печной трубе:
– Купец… городе… Парастидис… Помоги ему! – Голос скрежетал, и смысл, скорее, можно было угадать, чем услышать. – Сам Данациус… до весны… в Саргосе…
Проводник замолчал, его голова снова упала на грудь. Сеанс закончился. Ганьери выдохнул с облегчением и сверился со своими ощущениями. Вроде бы понятно. Не все слова, не совсем точно, но общий смысл он уловил однозначно.
Эти несколько мгновений вымотали его до полного нервного истощения. Жуткое напряжение спадало, сменяясь ищущим выхода раздражением. Филиппо бросил злобный взгляд на хранителя:
– Проводника поменяй сегодня же! Сеанс прошел чудом, и возблагодари бога, если я понял все верно! Из-за твоего скопидомства чуть было не провалили все. Помни: что не так – ты сам будешь висеть на его месте!
Ганьери встал и направился к выходу. Постучал в дверь и дождался, пока стража, гремя засовами, откроет. Затем знакомым путем по коридору до следующей двери, где процедура, как всегда, повторилась с абсолютной точностью. Глава городского совета совершенно точно знал: до выхода еще сто сорок две ступени, два коридора, три двери. И так каждый заход в этот таинственный подвал. Столько предосторожностей и охраны выставлялось, потому что магистр братства пятого уровня Томазо Ганьери осуществлял переход только в эту камеру. Точнее, в конкретную точку в этой камере. Сознание магистра шло в эту точку и сжигало мозг любому человеку, который в ней находился.
Обычно переход осуществлялся либо в конкретного человека, которого магистр знал и хорошо представлял, либо в определенную досконально изученную им географическую точку. В первом случае он должен очень хорошо знать человека, во втором – место. Томазо Ганьери был недоучкой и выскочкой, он не имел права на переход, но делал это, пользуясь безнаказанностью момента. То, что он стоял во главе братства в Истринии, было роковой случайностью, как и обладание кристаллом проникновения. Магистр не мог полностью контролировать проводника, поэтому пользовался переходом сознания в пространство. Это было очень опасно в первую очередь для него самого. В случае отсутствия на месте проводника в момент перехода, сознание теряло ориентацию и могло не вернуться к инициатору. Если же проводник был мертв, то войти в него было можно, а вот выйти – уже нет. В обоих вариантах сеанс мог очень плохо закончиться для магистра, поэтому камера очень тщательно охранялась, и что в ней происходит, знали только два человека – Филиппо и хранитель. Оба были Ганьери, и обоих Томазо держал за горло.
Глава 10
Год 121 от первого явления Огнерожденного Митры первосвятителю Иллирию.
Истриния. Город Мальдо
Магистр Томазо Ганьери устало вытер лоб и недовольно поморщился. Только что закончилось вхождение, которое стало очередным тяжелым испытанием.
«Зачем я это делаю?» – в очередной раз мысленно спросил он себя и тяжело вздохнул.
Томазо немножечко кривил душой. Конечно же он знал зачем, и дело здесь вовсе не в просьбе Эртория, и не в братстве. Все дело в кристалле! Эта магическая штуковина многое давала, но и требовала немало. Она, словно живой организм, постоянно жаждала от своего владельца внимания. Вхождение было одной из форм такого общения, кристалл будто подпитывался энергией своего хозяина, и стоило оставить его хотя бы на день в одиночестве, как он давал о себе знать головной болью или навязчивыми образами. Эта ноша высасывала из Ганьери жизнь, но и без нее он уже не мог, не говоря о том, что вся его торговая «империя» держалась на той власти, что давал ему магический артефакт.
Возможно, будь у Томазо уровень повыше, связь с кристаллом была бы не так мучительна. Нет, он не был глуп, и это подтверждала сама жизнь, просто для следующего уровня нужен был другой склад ума, а может, другое состояние души, умение оторваться от земного, насущного и сиюминутного, а этого Томазо Ганьери не умел. Он был прагматиком с головы до пят еще с тех времен, когда он вместе с Эрторием Данациусом и Странником сидел на одной скамье школы Высшего Разума. Они были странными друзьями, этакая троица абсолютных противоположностей. Про Странника и говорить нечего, тот всегда был не от мира сего, даже имени его настоящего в школе никто не знал. Эрторий тоже был чудаком еще тем, его больше всего волновала мировая гармония, построение общества без насилия и государства. Общества, основанного на духовной свободе человечества. А он, Томазо, был единственным здравомыслящим человеком из них. Они трое были такими разными, но это не мешало им дружить и проводить много времени вместе, споря и пытаясь убедить друг друга в правильности только своей точки зрения.
Томазо вдруг вспомнил тот день, что стал роковым для их дружбы. Они еще совсем молодые, но Эрторий и Странник – уже магистры пятого уровня. В тот день их должны были избрать членами Высшего совета школы. Томазо втайне им жутко завидовал и не понимал тогда, почему им удается то, с чем никак не совладать ему, ведь он не глупее, а во многих науках успешнее их обоих. День начался с обычного, ничем не примечательного спора. Странник, подначивая Эртория, завел разговор, что ошибочно рассматривать весь остальной мир только как периферию империи.
– Она по-прежнему сильна, – он говорил, как обычно слегка растягивая слова, – но не вечна, как и все те государства, что расцветали и рушились до нее. У нас принято оперировать лишь теми силами, что нам известны, а как же весь остальной, неизвестный нам мир вокруг? Возьмем хоть север. Там зреет огромная сила! Сейчас варвары раздроблены на сотни племен и подперты границей империи, но стоит там появиться вождю, способному объединить их, и они прорвут наши кордоны с той же легкостью, с какой ледоход сметает речную плотину. Какую гармонию тогда ты сможешь предложить этим людям, жаждущим только убийства и грабежа?
Эрторий в свойственной ему манере ответил отрывистым безапелляционным тоном:
– У тебя неверный первоначальный посыл, Странник. Не варвары прорвутся к нам. А империя будет расширяться на север, неся диким народам гармонию и просвещение.
Странник иронично хмыкнул:
– Наивно, мой друг! Просвещение им понадобится только после того как они насытят свое голодное брюхо и набьют свои амбары награбленным в империи добром.
Эрторий не любил эту снисходительную манеру друга, поэтому продолжил излишне жестко:
– Ты мыслишь не как ученый, а как обычный имперский чиновник. Для чего тогда, по-твоему, существует школа Высшего разума? Не солдаты, а мы, ее адепты, должны нести варварам истинный свет Астарты, понимание ценности и уникальности человеческой жизни.
– А хотят ли они этого? – Лицо Странника напряглось, он тоже начал горячиться. – Ты их спросишь? Или уподобишься тем фанатичным приверженцам Огнерожденного, коих все больше и больше бродит по улицам наших городов? Они тоже считают, будто несут свет истинной веры. Может быть, ты, как и они, попросту уничтожишь всех, несогласных с тобой?
Как всегда уверенный в своей правоте Эрторий поджал губы.
– Та сила и возможности, что дарованы нам Астартой, помогут справиться с любой задачей. Мы сможем добиться понимания наших замыслов без насилия. Люди сами осознают истинность нашего учения. Духовное просвещение – вот путь, который сделает всех людей счастливыми и равными. Ведь истинное счастье человека не измеряется в золоте, в роскоши или власти, для его достижения не надо грабить соседние страны и народы. Это понимание, в первую очередь, должно посетить головы как тех самых варварских вождей, о которых ты говорил, так и власть предержащих здесь, у нас в империи, и тут мы поможем. Свобода и равенство для всех – вот что должно быть во главе угла.