Сказки из шерсти

Алина Бакурина

Сказки из шерсти

Дар света

Шум на улице мешал достигнуть тишины в сознании. Мужчина старался двигаться плавно против течения толпы. Выходило плохо. Его постоянно задевали плечами, наступали на ноги.

Пахло помоями и прокисшим молоком. Меховой капюшон срывало с головы ветром, приходилось придерживать его рукой, чтобы вновь скрыть лицо в тени плотной ткани. Липкая дорожная грязь цеплялась за ветхую обувь, которая вот-вот должна развалиться.

Широкий шаг через пузырящуюся лужу, и он стоит на скользком деревянном крыльце. Ступеньки чистые, значит сегодня он первый.

Вырвавшись из потока людей, мужчина почувствовал облегчение, но оно тут же сменилось волнением. А может не стоит? Может он справится сам? Ответом на вопросы послужили жуткие воспоминания о снах, которые преследовали его последние недели.

Над головой раздался горловой скрип. Мужчина вздрогнул и обернулся. Бусинки угольных глаз смотрели на него не моргая. Крупный ворон спрятал крылья за спину и вновь гаркнул. От неожиданности возник ошибочный порыв отогнать птицу. Но если бы кто-нибудь на этом пороге действительно позволил бы себе махнуть рукой на ворона, он бы перечеркнул не только свои ближайшие намерения, но и обрушил на себя гнев другого мира, с которым сам же шёл на сделку.

Медленно сняв капюшон, мужчина показал ворону смуглое лицо и почтительно поклонился, прижав правую ладонь к области сердца, что билось как сумасшедшее о грудную клетку. Ворон небрежно встряхнул крыльями и улетел, оттолкнувшись лапками о поручень крыльца.

У мужчины возникло острое желание перекреститься, но он взял себя в руки и, стянув у порога грязную обувь, толкнул входную дверь неприглядного жилища.

Уличный гул остался за дверью. В помещении царила давящая тишина и так же, как уличный шум, мешала сосредоточиться. После солнечного ясного дня глазам было сложно привыкнуть к сумеркам дома.

Мужчина схватился за голову, указательными пальцами массируя виски, тишина обратилась звоном в ушах.

– Дело не в том, что тебя окружает, а в том, что ты с собой несёшь, – проговорил женский голос, в интонации которого слышалась печальная усталость, – Что ты мне принёс?

Глаза девушки сверкнули так же, как бусинки глаз ворона, когда тот разглядывал пришельца.

Она стояла возле распахнутого настежь окна, увлечённая кормлением птицы, которая минуту назад так напугала мужчину. Он был уверен в том, что это тот самый ворон. Только эта птица так нагло могла смотреть на приходящих сюда просителей. Мощным клювом она с осторожностью брала из рук седовласой девушки кусочки красного мяса.

Звон в ушах сменил озноб, иголками поднявшийся к затылку по позвоночнику. Мужчина глазами нашёл скамейку и метнулся к ней. Ноги подкосились, и он с шумом бухнулся на деревянную поверхность. На лбу проступила испарина волнения.

Он не понимал, что с ним происходит. Жалел, что пришёл. Непонятный ужас сковывал движения и мучил изнутри. Шумно вдохнув воздух, он ощутил запах хвои. Загоревшееся волнением лицо обдало свежим ветром с открытого окна.

– Чего только не надумают люди, а потом я виновата в том, что вы доводите себя до инфаркта, – девушка с умилением почесала шею ворону, не обращая внимания на страдания мужчины, – Это же надо уметь, так пугаться без всяких на то причин. Зачем пришёл, если боишься? Дыши.

Мужчина, игнорируя вопросы, прислушался к совету. Дрожащими пальцами он снял капельки пота со лба и сделал несколько вдохов-выдохов. Овладев собой, он понял, что ведёт себя глупо.

– Прости меня, Ил, – он поторопился встать со скамейки, смотря на девушку исподлобья. Стало стыдно за то, что забылся, где находится, и за то, что дал слабину перед собственными страхами. – Я не боюсь.

Голос чуть не подвёл владельца, но мужчина уже более уверенно смотрел на Ил. Девушка никак не реагировала на недостойное для здорового мужчины неумение контролировать себя с самого начала.

«Наверное, она много повидала таких, как я, колеблющихся и потерянных». Так он себя утешал.

– Ииил, – гаркнул ворон, распушив перья и прикрыв пронзающие душу глаза-бусинки. Мужчина снова вздрогнул, но тут же оправился и вытянулся во весь рост, всем видом показывая, что уважает хозяйку дома. Шея сама тянулась к полу, не позволяя выпячивать подбородок.

– Я слушаю тебя, – Ил отвернулась от ворона и ясными глазами посмотрела на гостя. Седые волосы тихо поднимались и опускались на ветру, спускаясь шёлковыми прядями по плечам, завёрнутым в плотную шаль. И снова мужчина вздрогнул, внутренне злясь на себя за нерешительность. Сосновый воздух успокоил и прояснил голову, взяв верх над волнением. Сухой язык прилип к нёбу. Просить воды неудобно.

Он знал, что ему здесь не обрадуются, но не был готов так близко чувствовать безразличие Ил ко всему окружающему и к себе самому. Её тепло предназначалось только ворону, остальных ждала лишь холодная стена равнодушия. Так принято было считать в забытом Богом поселении.

В её вопросах не звучало ни интереса, ни любопытства. Мужчине стало обидно. Неужели ей не хочется узнать, что он принёс ей? Такое получают не каждый день и даже не каждую жизнь.

Ил продолжала ждать, явно не собираясь помогать пришедшему сформулировать цель визита. Всё же не всех гостей она встречала с такой грустью и безразличием. И он знал об этом. И злился. Ожидал, что его встретят иначе. Несмотря на страх перед Ил, ему хотелось беседы с ней.

Каждый, кто приходил к девушке, после встречи всегда делился впечатлениями с другими. Люди скрывали причины своего похода, но любили наделять всеми возможными и невозможными качествами Ил. Кто-то говорил о ней с любовью, кто-то с разочарованием, кто-то осуждал. Разные люди испытывали разные чувства по отношению к ней, и все знали, что она не испытывает никаких чувств ни к одному из них. Кого-то это устраивало, кого-то нет. Ищущие частых встреч с Ил никогда не находили её. Каждый ворон, которого начинали преследовать, чтобы найти девушку, при приближении оказывался обычной вороной или галкой.

Мужчина с силой отогнал слепящие ожидания. Нет, он не такой, как остальные. Он пришёл к Ил с определённой целью и исполнит её. Он склонится перед девушкой с уважением, но не позволит себе додумать, обезобразить её образ личными чувствами.

– Ты права, во мне нет покоя, и зря я ищу его в окружении, но мне так страшно смотреть в себя, – мужчина справился с внутренней дрожью и ответил на взгляд Ил полным уверенности взглядом. С каждой секундой напряжение с его тела спадало, и оно наполнялось спокойной тяжестью.

Глаза девушки стали казаться обволакивающими и располагающими, развязывающими закостеневший язык.

– Я пришёл к тебе потому, что мне страшно. Я хожу среди людей, как они ем пищу и пью воду. Я кочую из города в город, из одного поселения в другое.

Я всегда делил мир на чёрное и белое, не замечая, какое обилие красок на самом деле содержится в нём. Я боролся за правду, не зная, что существует не только моя правда, я поступал нечестно, оправдывая себя своей правотой. Я понял, что теряю себя, что моя верность принципам и вере губит тех, кто меня окружает, и мне страшно.

Я не научен жить иначе, но хочу учиться. Я пришёл к тебе, потому что ты хранитель всего, что так дорого нам, глупым людям. Я пришёл отдать часть своей души, чтобы ты сберегла её. Я чувствую, что ступаю на страшный и сложный путь, что могу сломаться под давлением невежества и фанатизма толпы, в которой привык искать правду, и, если я потеряюсь ещё сильнее, если во мне умрут любовь, ценности и принципы, что дороги мне, я хочу, чтобы в этом огромном мире хоть где-то остался тот кусочек моей души, который я не успел запачкать, который наполнит светом то, что может обратиться во тьму…

Сердце билось в ушах, мужчина взял себя за похолодевшие руки и опустил взгляд. Он так сильно сжимал одну руку другой, что побелели костяшки. Скажи он подобное кому-нибудь из той зловонной толпы, через которую он только что прошёл, над ним бы посмеялись даже те, кто сам испытывает подобные страхи, лёжа в постели бессонными ночами, когда на ум приходят вопросы: