Тайна одного портрета

– Но самый лучший вид – вот отсюда, – сказал Адам, подзывая Гэбриэл к боковому окну, откуда, был виден большой пруд.

– Мне трудно вообразить, чтобы вам когда-либо надоел какой-то из этих видов, мисс Скудамор, – произнесла Гэбриэл.

– Что верно, то верно. – Глаза Генриетты Скудамор, хотя и поблекшие, имели вполне различимый фиолетовый оттенок.

– Гэбриэл реставрирует картину, о которой я вам рассказывал, мисс Скудамор, – сказал Адам.

– Ах да, знаменитая потерянная картина. – Ее пальцы никак не могли справиться с упаковкой подарка. – Не поможете ли мне, Адам?

Значит, он уже просто Адам, подумала Гэбриэл, не удивляясь тому, что он обращается с мисс Скудамop как с очень симпатичной ему дамой. Генриетта Скудамор все еще сохраняла следы той красоты, которая в молодости была, должно быть, ослепительной.

Адам вынул бутылку из коробки и торжественно вручил ее мисс Скудамор.

– Очень сухое – потрясающе! – просияла она. – Благодарю вас, моя дорогая. Здесь подают только сладенькое вино, которое считают подходящим для старых развалин, так что спрячьте это вон в том шкафчике в углу.

Минуту спустя вошла миссис Палмер с подносом.

– Мисс Бретт разольет нам чай, – с улыбкой сказала Генриетта непререкаемым тоном и, как только дверь закрылась за несгибаемой спиной миссис Палмер, с облегчением выдохнула. – Она добрая, но очень уж чопорная и правильная!

– Мне почему-то кажется, – сказал Адам, – что к вам, мисс Генриетта, такие эпитеты никогда не были применимы.

– Конечно, нет. Когда я начала выезжать, то стала любимицей всего графства. Хотя ничего хорошего это мне не принесло. Женщинам у нас в семье редко везло в сердечных делах. Но это уже другая история.

– Я бы с удовольствием ее послушала, – сказала Гэбриэл, разливавшая чай.

– Если вы еще раз приедете ко мне, то и услышите. Разумеется, это наглый шантаж, но я безумно люблю гостей.

За второй чашкой чая мисс Скудамор благосклонно улыбнулась Адаму.

– Вы были очень терпеливы, мой дорогой, и будете вознаграждены. Ступайте вон к тому книжному шкафу и снимите с верхней полки лежащий там гроссбух.

Большая амбарная книга в кожаном переплете имела восхитительно древний вид.

– Это просто хозяйственные счета. – Мисс Скудамор улыбнулась с философским видом. – Когда вещи из моего дома отправлялись на аукцион, я кое-что, естественно, оставила себе. Картины, мебель, книги, что-то из фарфора и серебра. А также все содержимое сейфа. Когда я умру, пускай эти бумаги передадут в местный музей.

Адам с осторожностью перелистывал страницы, фиксировавшие подробности каждодневной жизни в «Пембридж-мэнор» в начале девятнадцатого века.

– Я не сразу нашла то, что вы хотели. Откройте 1821 год, ближе к концу года.

Глядя через плечо Адама, Гэбриэл пробегала глазами записи о хозяйственных расходах за этот период. А потом у нее от волнения перехватило дыхание: они обнаружили запись о выплате вознаграждения мистеру Синглтону за двойной портрет Генриетты и Летиции.

– Ну, это то, что вы искали? – спросила мисс Скудамор, лукаво улыбаясь.

– Определенно, – заверил ее Адам, торжествующе улыбнувшись в ответ. – Скоро я заработаю для вас кучу денег, мисс Генриетта.

– Я так не думаю.

Гэбриэл нахмурилась.

– Но, мисс Скудамор, если портрет, который я реставрирую, действительно принадлежит кисти Синглтона, то Адам сможет продать его для вас за много тысяч.

– Милое дитя, – ласково сказала мисс Скудамор, – Картина теперь не моя, она собственность Адама. Всегда считалось, что портрет уничтожили вскоре после того, как он был написан. Полагаю, что в определенном смысле так и было. Если Адам способен распознать нечто ценное под слоем краски и грязи, тo он вправе получить за это большие деньги.

– Но я не могу так поступить… – начал Адам.

– Картина принадлежит нашедшему, мой мальчик. Да и денег может быть не так уж много.

– Имя Синглтона хорошо известно в кругах, близких к искусству. И когда Гэбриэл поколдует над портретом, я ожидаю получить за него хорошую цену, – сказал Адам.

– Значит, эти деньги – ваши. И заплатите хорошенько за мастерство этой молодой леди. – Она бросила на Гэбриэл лукавый взгляд. – Или вы делаете эту работу из любви… к искусству, моя дорогая?

– Ни в коем случае, мисс Скудамор. Я беру с него по высшей таксе!

– Браво. – Старая леди взмахнула рукой в сторону Адама. – Вчера вы из вежливости промолчали, но я знаю, что вам ужасно хотелось посмотреть на мои картины.

Гэбриэл вместе с Адамом отошла к противоположной стене, на которой висели пара впечатляющих акварелей Джона Пайпера, интерьер Сиккерта, итальянский натюрморт из ярких цветов и фруктов на темном фоне, а на центральном месте над камином располагалась картина, изображающая полуобнаженную деву в классической позе.

– У вас здесь настоящий клад, мисс Генриетта, – сказал Адам осипшим голосом, с трудом отводя взгляд от нимфы. – Мне действительно хотелось рассмотреть все вчера, но показалось невежливым носиться туда-сюда.

– По-моему, вы вели себя с достойной восхищения сдержанностью, – сказала старая леди с тихим смешком. – Но когда вы попросили разрешения вернуться сюда с Гэбриэл, я решила приберечь лучшее на сегодня. Теперь при нас есть дуэнья, молодой человек, и я могу пригласить вас к себе в спальню. Откройте, пожалуйста, соседнюю дверь.

Спальня мисс Скудамор была меньше, чем гостиная. Все имеющиеся здесь поверхности были заставлены фотографиями в серебряных рамках, но взгляды ее гостей сразу приковал к себе портрет, висевший на противоположной от кровати стене. Старая леди драматическим жестом указала на него.

– Моя тезка, – проговорила она торжественным тоном. – Мисс Генриетта Скудамор, портрет кисти самого сэра Томаса Лоуренса.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Девушка на портрете была молода. Искрометность и блеск мастерства художника воплотились в изумительном цвете лица, сиянии фиолетовых глаз, лоске зачесанных назад черных волос, образующих массу колечек над ушами.

– Теперь понятно, почему вас не заинтересовал Синглтон, мисс Генриетта, – благоговейно выдохнул Адам и покачал головой. – Удивительно, как владельцы разрешили вам оставить картину здесь. Им наверняка снятся кошмары на сюжеты ограбления.

– Я настаивала на том, чтобы оставить ее при себе, – сказала мисс Скудамор, пожимая плечами. – Кроме того, я здесь не одна такая, у кого найдется парочка ценных вещей. Никто не может несанкционированно войти или выйти – повсюду включаются звонки и сирены. – Она нежно улыбнулась портрету. – Зачем держать Генриетту взаперти в каком-нибудь сейфе, лишая себя удовольствия видеть ее каждый день?

– Абсолютно незачем, – сказала Гэбриэл, не сводя глаз с портрета. – Она изумительная.

– Так что теперь, молодой человек, вы понимаете, почему меня не волнует ваша находка. Конечно, мне будет интересно узнать, сколько за нее дадут, но денег у меня более чем достаточно до конца жизни. Если же, что маловероятно, мне когда-нибудь потребуются наличные, то я всегда могу продать одну из вон тех картин. Сиккерт пойдет хорошо, да и Джон Пайпер тоже. Но я бы поставила на картину Литона. Очень рискованный стиль для живописца, творившего во время правления королевы Виктории. Миссис Палмер, входя в эту комнату, каждый раз отводит глаза.

Все трое еще посмеивались, вернувшись на свои места у окна.

– Мы вас не утомили? – спросила Гэбриэл.

– Ни чуточки, – заявила старая леди. – Кроме того, вам наверняка хочется услышать историю Генриетты.

– Ужасно хочется, – сказал Адам. – Интересно узнать, почему лицо Летиции было так жестоко вымарано.

– Тогда несите сюда шерри, Адам, и я начну рассказывать.

Изображенная на портрете Генриетта, была обручена с сыном баронета из соседнего поместья, и по этому случаю был заказан еще один портрет. Но в преддверии предстоящих затрат на свадьбу сэр Джордж Скудамор, известный своей бережливостью, решил сэкономить, наняв менее дорогого мастера, чем сэр Томас Лоуренс, и распорядился, чтобы Синглтон вместо двух отдельных портретов написал один двойной, включив Летицию. А Бенджамин Уоллис – это жених – умолил разрешить ему присутствовать, пока сестры позируют.