Страница 2 из 5
На их пляже тоже пусто. Наверно, помогают дома по хозяйству, в станице всегда найдётся работа для четырнадцатилетнего парня.
Сбежал под горку, разделся, легко доплыл почти до середины. Полежал на спине, отдаваясь течению. Потом повалялся на ещё прохладном песке.
Одному скучно… Поднялся на косогор, огляделся. Вниз по течению у причала стояла «Красавица». Уже не белоснежная с синей и красной отделкой, как раньше. Белая краска пожелтела, цветная облупилась. Но издали всё равно выглядела красавицей.
А если посмотреть в другую сторону, можно было бы увидеть на мысе одинокую фигуру деда Егора. Но Ромка в ту сторону не смотрел.
Глава 4
Поднялся Егор в шесть, как обычно. Выпил молока с хлебом и пошёл, как он говорил, подышать рекой. Скамейку взял с собой.
Мыс был его обычным местом с тех пор, как ноги не позволяли дойти до причала и спуститься на «Красавицу».
Дон отсюда был виден весь – вниз к устью со всеми рукавами, островками и отмелями, и у дальнего причала стояла его «Красавица», второй год на приколе без хозяина.
Издали его слабые глаза не видели ни пожелтевшей белой краски, ни облупившейся синей, ни ржавчины. Она виделась ему такой же прекрасной, как давным-давно, когда он вывел на борту по трафарету её русское имя.
Почти никто не помнил в станице, как вернулся с войны Егор Куликов. Мало, кто вернулся. Приходили пешком с пристани, приезжали на автобусе из города. Каждого встречали радостно всей станицей. Плакали о тех, кто уже не вернётся.
Егор пришёл своим ходом по Дону на какой-то ржавой посудине со вмятиной на борту. Название не по-нашему, но и не по-немецки.
– Где взял?
– Где взял, там уже нету.
– Хоть как зовут?
– «Красавица».
– Ну, нашёл красавицу! Из металлолома вытащил?
Тельняшку не снимал, так и носил под рубахой. А когда в праздник надел китель с орденами, ахнула станица. Без наград никто не возвращался, воевали казаки, так уж воевали. Но столько! И звезда Героя.
Невест было в станице – только выбирай, и девчата подросли за войну, и вдовы остались. Пошёл к невесте друга своего, Степана, что погиб в сорок третьем.
Зря пришёл. Не верила Антонина похоронке, год ждала после Победы, пока перестали возвращаться с войны станичники. Но ходил, пока выходил.
Тихая стала Антонина, а до войны первой певуньей, хохотушкой была. И мучила Егора заноза – не любит его, уступила, приручил заботой и вниманием. И спросил как-то, после полстакана для храбрости:
– Помнишь Степана?
– Помню, – ответила коротко.
А годы спустя пришёл как-то за полночь со своей «Красавицы». Провела рукой по белым его волосам:
– Не бережёшь себя, не жалеешь. А случись что, я ведь дня не проживу!
– Что ты, никогда тебя не оставлю, зубами – за жизнь.
Вот и всё объяснение.
Оттаяла Тоня. У Егора сердце зашлось, когда вдруг запела одна в горнице. А уж когда из роддома привёз с маленьким Антоном, на колени встал.
Пошёл работать в Ремонтные мастерские. Восстановился в институте, откуда взяли на фронт, перешёл на заочное.
Одна Антонина и знала, как ему давалась и работа от темна до темна, и учёба. И возился со своей «Красавицей» в любую свободную минуту.
Ржавая была, без палубных надстроек, а ход отличный. Лодки в станице – у каждого двора, рыбы в Дону немеренно, но катер есть катер. Уходил далеко вверх по Дону, ни у кого такого улова не было. Вёз в город на базар.
Подняться два квартала от причала, и вход прямо в рыбные ряды. Рыбу привозил свежайшую, цену не заламывал, раскупали в два счёта.
С деньгами за пазухой ехал на толкучку. Больше негде было достать ни провод, ни крепёж, ни нужный инструмент. А ему даже сварка досталась, правда, не новей его «Красавицы». И уступил продавец мастеровому человеку, пошёл на рассрочку.
Институт одолел, когда Антон пошёл в первый класс.
Следующую зиму провозился в сарае со столяркой, к весне собрал палубные надстройки.
Выкрасил катер белым, красным и синим, старое название убрал и написал по трафарету – «Красавица» на бортах и на спасательных кругах.
Ахнули мужики:
– Красавица!
Егор вздохнул и отвёл взгляд от воды. Опять память увела далеко в прошлое. Оглянулся – к нему бежала Варя, соседка.
– Егор, там оценщик приехал, тебя спрашивает.
– Я на своих троих буду сто лет добираться. Попроси подождать и разыщи Матвея, пусть приедет как можно скорее.
– Бегу, Егор, бегу.
И вправду побежала, хотя и стара уже для таких пробежек и полновата. Вот у Тони до самого конца была почти девичья фигура, несмотря на Антона и нелёгкий деревенский труд.
Оценщик – молодой морячок. Впрочем, для него теперь все молодые.
– Егор Иванович, мне бы катер посмотреть и документы.
– Документы – сейчас, здесь они у меня, и катер покажем, подъедет человек.
– Шестидесятого года, ничего себе!
– Да он после капитального ремонта, увидите сами. А вот и Матвей, Знакомьтесь. Покажи человеку «Красавицу». Заодно и сам посмотришь, что к чему. Ключи привезёшь, когда закончите.
Ждал Матвея, волновался. Как оценят «Красавицу»? Вдруг испугаются мужики, не потянут, и уйдёт она неизвестно куда!
Пришёл Матвей. Мял фуражку, в глаза не глядел.
– Где оценщик?
– Спешил он, отвёз на станцию.
– Что, дорого?
– Дорого. Два миллиона.
– Не потянете?
– Дай подумать, дядя Егор. Потолковать с мужиками, цена нешуточная, но она того стоит. Неделя-другая погоды не сделают, а мы с кредитами узнаем, по сусекам поскребём у себя и у родных.
– Добро, Матвей, буду держать оборону.
Глава 5
Мама не смотрела на Ромку, поставила тарелку борща со сметаной, хлеб. Его пекли в станице особенный, ничего вкусней не пробовал. И борщ мама варила отменный, донской, как бабушка и прабабушка, наверно.
Ромка сказал ей:
– Если хочешь, лето побуду здесь, помогу, что скажешь. А к школе уеду в город. Может, подождёшь с переездом?
У Даши была своя правда, она хотела через много лет вернуться домой! А Ромка, мальчик, сынуля, вдруг качает права. Какая разница, в городе обычная школа, и здесь – вон какую отстроили на месте старой, где и она училась, и мама работала всю жизнь.
И отец был директором после войны. А потом, к удивлению всей станицы, женился на молоденькой учительнице русского языка и литературы, что прислали по распределению.
Даша хорошо помнила отца, хотя семь лет ей было, когда его не стало. Догоняла война своих солдат.
Наталья Ильинична стала на его место…
– Девять дней пройдёт, Нюра обещала узнать с работой, если возьмут дежурной, как она, уволюсь немедленно. В школу тебя определю. Надо прибиваться к какому-то берегу. Дом крепкий, поправить только, и земля – километр чернозёму вглубь.
У Ромки голова шла кругом. Как это – всё бросить, школу, друзей, секцию гребли! В городе приходила с дежурства, с ног валилась. А тут собирается между дежурствами целое хозяйство завести.
Ему-то что, всего год до Мореходки. А если не примут? Но готовились же! От матери отказу не было, тянулась, подрабатывала, лишние дежурства брала, уколы делала по домам, чтобы англичанка занималась с ними по-взрослому.
Это было его любимое слово, а раньше было любимое слово отца. Нелепо погиб, сбил пьяный водитель на грузовике. Мотоцикл – всмятку, отца не видел больше, в закрытом гробу хоронили.
Маму Ромка жалел, мог приготовить какую-то еду к её приходу, пропылесосить, посуду помыть. С родительских собраний она приходила счастливая, хвалили Ромку.
На яхт-клуб денег не собрали, правда, ходили всей командой бесплатно на греблю в Мореходку. А теперь что?
Надо что-то решать, и решать по-взрослому.
Девять дней отметили скромно, только соседи и учителя из школы. И утренним автобусом Даша уехала в город.