Страница 3 из 18
Со временем этот список стал постоянным, потому что я не успевала, естественно, переделать всё, и кончала в другие дни и выходные, а за это время, как грибы, вырастали новые дела.
В нём всё было вперемешку – печатанье, уборка, глаженка, починка, срочные письма и звонки. Количество неотложных дел со временем только росло.
После занятий я ездила по редакциям, бесконечный роман с ними продолжался. Встречалась с какими-то людьми, или ехала в библиотеку, а вечером – театр или концерт.
Потом я долго ждала свой автобус. Пока было не очень холодно – на остановке, позже – в метро, а потом бежала к остановке наперегонки с автобусом.
5. Книга переводов
Но главное – я должна была сдать в «Советский писатель» книгу переводов Наташи Кащук.
Переводить я начала ещё до выхода первой книжки, сначала для журнала «Дон». А потом подумала – буду переводить, а в редакции мои переводы будут относить авторы.
Не тут-то было, конечно, относила я. В каком-то журнале мне сказали, что лучше бы я принесла свои стихи!
Надо сказать, художественный, настоящий перевод, совсем не такое простое дело. Надо не только перевести с языка первоисточника на русский. Чаще всего это делали сами авторы, особенно из тогдашних союзных республик. Даже не главное – сохранить размер, оснастить стихотворение рифмами. Нужно сохранить краски, образы, настроение, интонацию.
Когда Наташа Кащук, прекрасно владеющая русским языком, прочла мои первые переводы своих стихов, она сказала:
– Будто я сама это написала!
Её я стала переводить года за два до Высших литературных курсов.
Был банкет на природе по случаю юбилея нашего ростовского отделения Союза писателей. Меня пригласили в числе нескольких молодых литераторов.
Прямо на траве щедро накрыли скатерти, и Виталий Александрович Закруткин вдруг остановил меня, когда я проходила мимо их, главного, «стола»:
– Светлана, присядь, надо поговорить. У меня к тебе просьба – есть прекрасная украинская поэтесса, я хочу, чтобы ты перевела её книгу для «Советского писателя».
– Спасибо, Виталий Александрович, я с радостью.
– Вот и ладно. Я вас свяжу.
Странно, мы только здоровались при встречах, вернее, я здоровалась…
Я перевела несколько её стихотворений. Она писала совсем не в моей манере. Но, наверно, актриса всегда жила во мне – не играю в жизни, но легко вживаюсь в любую роль.
– Будто это я написала – растерянно сказала Наташа.
Родник
Это было уже в Москве, я показала ей несколько готовых переводов, и мы пошли в издательство.
Редактор, Николай Николаевич Сидоренко, худощавый, с белым пухом волос на голове, был очень стар и очень строг.
Его всё издательство боялось, а уж я-то должна была бояться больше всех!
– У вас выходили книги в Москве?
– Нет.
– И вы даже не член Союза?
– Остался Секретариат.
– Вы уверены, что сможете перевести книгу на должном уровне?
– Я обещаю, что переведу на самом высоком доступном мне уровне.
– Вот видите – на доступном. Принесли переводы, хоть несколько? Покажите.
Наташа отдала ему мои листочки. Он прочёл и протянул мне рукопись. В Украинском отделении Большого союза мне сказали:
– Заходил Сидоренко, хвастался: «Знаете, какую я вам переводчицу нашёл!»
– Какую? – поинтересовалась я.
– Да вас же, Светлана!
Книга должна была уйти в производство в октябре. Конечно, я не тянула до последнего, ещё в Ростове сборник был готов, переводы авторизованы, то есть, подписаны автором.
В начале сентября я понесла книгу Николаю Николаевичу.
– Светлана, вы можете не торопиться, я договорился, нам дали ещё два льготных месяца.
– А я вам привезла её.
– Правда? – удивляется он. – У нас тут одна московская поэтесса переводила книгу, так она вышла только через два года после плана. Звоните Наташе, пусть приезжает, будем сдавать.
Мы сидим втроём над книгой. Все замечания, Наташины и Николая Николаевича, я исправила. Он говорит:
– Для книги будет лучше, если мы снимем кое-какие стихи.
Мои переводы проходят этот последний барьер. Но кроме них, есть несколько стихотворений давнего Наташиного переводчика, Медведева, и Коли Скрёбова, нашего ростовчанина.
Вылетают три Колиных перевода, и мне не по себе – вдруг он подумает, что это моих рук дело?
6. Золотая неделя
На ноябрьские праздники нас на неделю отпускают по домам.
Перед самым отъездом Нина Аверьяновна останавливает меня и просто светится от радости:
– Света, решили зачислить тебя. Одному парню не понравилось у нас, он уезжает. Освобождается место.
– Правда?! Какое счастье! Спасибо вам огромное! – У меня слёзы на глазах…
– Выписывайся, снимайся с партийного учёта и приезжай. Только смотри, не опаздывай.
– Ни в коем случае! Спасибо!
В моём родном городе царила осень.
Бульвар на Пушкинской осыпал листву на гаревые дорожки, Дон блестел на солнышке каждой своей волной…
Всю эту золотую неделю счастье переполняло меня и выплёскивалось на всех окружающих.
Я сообщала всем, всем, всем, что меня зачислили на Высшие в стране Литературные курсы, зачислили!
Да, два года в Москве, отдельная комната, сто шестьдесят рублей стипендия, и такие лекции! Конечно, хватит денег! Какой разговор!
Побывала на радио и на телевиденье, в издательстве и в журнале. Все радовались за меня!
И на свою родную проходную пришла к концу работы, и ещё и ещё раз рассказывала всем, как это здорово – жить и учиться в Москве. И опять все радовались за меня! Все, да не все.
Была у нас одна женщина-конструктор, такой же «заблудившийся трамвай», как и я.
Как-то она попала в редакцию газеты, и рассказывала с завистью – какие они все раскованные – ходят, курят, сидят на столах…
Не стала разочаровывать её – вот уйдёт красивая женщина, они сядут за свои столы, и станут просто делать газету, с обязательными материалами, часто не интересными им, с невозможностью сказать что-то своё или по-своему.
С начальственной правкой, с которой не можешь не согласиться, с начальственными упрёками, что не можешь писать живо о том, что тебе не интересно. Была я однажды невольным виновником и свидетелем такой выволочки.