Страница 10 из 18
Василий Ефимович почему-то соблюдал нейтралитет. Когда все разошлись, сказал:
– Они все считают себя гениями, спорить с ними бесполезно. Думаете, вы их убедили?
– Я бы смогла их убедить, если бы руководила семинаром. Но может, они задумаются, хоть один из них.
Летом я сделала о ней передачу на радио. Принесла её стихи в журнал «Дон». Даня Долинский, он тогда заведовал отделом поэзии, сказал:
– Когда ты перестанешь открывать таланты, у нас и открытые некуда девать!
А через восемь лет:
– Она у нас сейчас ведущая поэтесса!
– Она могла быть ею на столько лет раньше!
И в издательство принесла её стихи:
– Я помогу ей составить сборник, напишу предисловие.
Людмила, зав. редакции художественной литературы, посмотрела на меня выразительно. Я понимала, что она хотела сказать:
– Скажи спасибо, что мы тебе книжку выпустили!
В Союзе писателей не могли придумать, как ввести в какие-то рамки эту мою бурную деятельность. В конце концов, Борис Васильевич Изюмский сказал на собрании:
– Мы поручили эту работу Светлане, и она справилась.
Но по институту прошёл слух, что мне можно принести свои работы, и прозу, и стихи. Я прочту, и поговорю, и посоветую. Я перечитала несметное количество рукописей, не только своих земляков.
Легенды – живучая вещь! Через несколько лет в больнице я ждала, когда меня заберут на операцию. Она была назначена на десять утра, потом её перенесли на двенадцать, потом – на два часа.
Я вздрагивала, когда за дверью проезжала тележка – она проезжала каждую минуту, развозили обед по палатам. Я была, как натянутая струна. Муж вышел в коридор – посмотреть, не едут ли за мной. Вернулся растерянный:
– Там тебя спрашивают двое ребят.
Вошли, с гвоздиками:
– Нам сказали бывшие студенты Литинститута, чтобы мы разыскали вас в Москве.
– Приходите через несколько дней. Сейчас, буквально, меня заберут на операцию.
Выдержал в Москве один, и то несколько месяцев, грузчиком на мясокомбинате. Я тогда посоветовала ему найти поэтов, работающих в том же ключе, войти в их стаю. Но Москва не принимала чужаков. Сколько я встречала и встречаю талантов, которые так и не смогли пробиться к людям!
Легенды – непостижимая вещь, уже в новую квартиру в Москве ко мне приезжали поэты из Волгодонска, кто-то сказал там, что я помогаю волгодонцам! Чем я могла помочь, кроме чая и советов – никаких связей, никаких выходов на печатные издания я так и не приобрела. Ничего я не могла сделать – ни тогда, ни, тем более, сейчас, когда всё решают деньги.
Как бы ни ругали эпоху «застоя» – можно было принести действительно хорошие стихи или песню на радио, на телевиденье, на пластинку – их принимали!
Сейчас даже пытаться бесполезно без денег. Зато любая бездарность пройдёт по купюрам, как по ковровой дорожке.
19. Я не лесбиянка
Наступала весна, пора любви. Впрочем, для меня пора любви – круглый год. Но в моём сердце продолжал жить только Пан директор, не смотря ни на что. Любовь к нему была, как полноводная подземная река на равнине. Никто не знает, что она есть. Цветут сады, колосятся поля, шумят деревья, поют птицы. А она течёт себе, втайне от всех. У неё, наверно, свои пороги и перекаты, и какие-то отрезки спокойного течения.
Сижу в аудитории рядом с Колей Авиловым. Он нервный, резкий в движениях и суждениях, старше нас всех. Смотрит на меня серьёзными глазами.
– Ты чудная девчонка, только у тебя странные отношения с мужчинами. К тебе половина ребят клинья подбивали, и я в том числе. А ты? Может, ты лесбиянка?
– Что ты, в самом деле, какая лесбиянка! Простоя люблю другого человека, и он меня любит, я знаю, только сложно всё.
– Тогда ты и вправду классная!
На самом деле я верю, что с Паном директором у нас всё кончено. Очень смешно, правда, но я верю, что это конец, при каждой ссоре, а при новой встрече забываю всё. Наверно, у этой моей подземной реки такая глубина, что в ней тонут все обиды.
Но пока я уверена, что это – конец.
Шота приходит каждый вечер, когда я дома. Смотрит своими горячими восточными глазами. Если я не нужна Пану директору, почему не Шота! Я и вправду не лесбиянка.
Ну, почему я не могу подойти и положить ему руки на плечи? И, наверно, что-то есть в моих глазах, если и он не может подойти и обнять меня…
«Какой-то круг…»
И, как в ответ на эти, такие несвойственные мне мысли, приехал Пан директор! Правда, не один.
Я стирала на кухне. Прибежала соседка:
– Светик, там тебя спрашивают три полковника.
– Наверно, подполковники, у меня нет столько знакомых полковников!
Выхожу в коридор – надо же, Пан директор! С ним его друг, Миша, начальник лаборатории того же института, где я два года работала в командировке. Третьего не знаю.
Я рада им, я уже забыла о своём обещании – что Пан директор меня больше не увидит. А он? Он знал меня до самого донышка. Наши ссоры, даже очень серьёзные, при новой встрече я забывала начисто.
Они принесли шампанское, коньяк, торт и конфеты.
– Почему у тебя и бокалы, и рюмки? И тарелки, и даже чайный сервиз? – удивляется Пан директор. – Это же общежитие!
– Это мой дом на два года. И я, понимаешь ли, женщина. А женщина по природе своей обживает любое жилище, любое своё гнездо.
За столом очень весело, я всё время говорю – а помнишь? А помните? Помните, в Миха-Цхакая вы встречали меня на переезде, у меня в Сухуми украли кошелёк, и у меня не было денег на автобус?
Обращаюсь к Пану директору и Мише, третьему подполковнику только подкладываю салат, картошку, колбасу.
Я понимаю, что он здесь делает, этот третий подполковник. Замуж они собрались меня выдать, надо же!
Но я не показываю вида, не выделяю никак Пана директора. А он задаёт уйму вопросов, мы поменялись ролями, раньше уйму вопросов задавала я.
– Почему у тебя полный холодильник продуктов, у тебя что, гости каждый день?
– Бывают гости, конечно, у нас на курсах сорок мужиков на четыре женщины. Если борщ кончается, могу пожарить картошку по-быстрому. Только выпивка запрещена, у меня нет, и приносить не разрешаю. Для вас – исключение, я так рада, что вы ко мне выбрались!
Хотела ли я выйти замуж? Теоретически – да. Какая женщина не мечтает о своей семье, доме, муже – надёжной опоре в жизни, любящем и любимом? Умом – я готова была выйти замуж за хорошего порядочного человека, доброго и сильного. Но все годы, пока в сердце у меня жил Пан директор, оно говорило «нет!» каждому претенденту на эту роль, и я слушала его.