Одиссея

Товарищи вслед ей пошли, предложение лестное приняв,

А я приотстал, видя страх, что животным она придала.

За дверью сокрывшись, ждал долго вошедших друзей.

Был слышен сначала звон кубков, веселые их голоса,

Разрезали воздух слова, как удары бича иль плетей,

Все стихло, лишь хрюкали свиньи, прождав полчаса,

Я в лагерь помчался, чтоб вам это все передать

Красавица эта, лишь с виду мила и добра»

И зятя послушав, не стал царь Итаки гадать.

Копье взял, и меч со щитом подобрав,

Просил Эврилоха пойти с ним и путь показать,

Тот пав на колени, вцепился ему в длинный плащ:

«Постой, Одиссей, бесполезно друзей нам искать,

Ты их не найдешь и напрасно свою жизнь отдашь?

«Ты можешь остаться, мой друг, коль захочешь,

Но я не покину товарищей наших в беде,

А смерть мне напрасно в дорогу пророчишь,

Ее избежать невозможно – настигнет везде».

Сказав так, свой плащ, оторвав от собрата,

Вождь быстро пошел меж деревьями в лес,

Дорогой он думал, что вряд ли какая-то плата

Способна вконец утолить Посейдонову месть.

И чащу пройдя незаметно в раздумье тяжелом,

Пред самой поляною юношу встретил герой.

Тот дружеским жестом, и взглядом веселым

Царя задержал, и сменился печальный настрой.

Сандалий крылатых и жезла вполне уж хватило

Признать Одиссею Гермеса – посланца богов.

«О мудрый, в лице твоем небо меня посетило,

Не видел давно я о вас даже призрачных снов».

«Друзья твои, царь, к чародейке Цирцеи попали,

Отец ее сам Гелиос лучезарный, их зельем она опоила

И облик людской потеряв, они свиньями стали,

Колдунья их в грязном хлеву, как животных закрыла.

Подобное ждет и тебя, но такое не можем позволить,

Нагнулся к земле он при этом, и вырвал растение с корнем.

Средь мира бессмертных зовется цветок этот «моли»,

С ним зелье любое, что даст чародейка, испей все покорно.

Держи лишь при этом в руках сей защитный цветок.

Как выпьешь вино, прикоснется к тебе она жезлом,

Тогда, вынув меч, угрожай преподать ей жестокий урок

Не верь обещаньям ее, только клятвам железным.

2

Зажав цветок в руке, царь вышел на поляну

И смело к зданию прекрасному пошел

Бежали следом звери, у дверей отпрянув.

Из дома сладкий запах специй шел.

Немного подождав, вождь громко крикнул,

Дверь отворилась, и Цирцея к нему вышла,

И на призыв ее желанный, в дом проникнул.

В огромном зале его чествовали пышно.

Здесь чародейки голос Одиссея усыплял,

Меж тем хозяйка принялась готовить смесь

Из сыра, меда и вина, и царь питье принял,

Когда ж все выпил, то она не пряча спесь

Небрежно жезл златой схватила со стола,

И гостя им, коснувшись, крикнула смеясь:

«Иди глупец – похож ты больше на осла»,

Тут кинулся герой, на меч свой положась.

Цирцея вскрикнула, изрядно испугавшись,

И на колени пав, пред ним испуганно твердила:

«Откуда ты и кто ты? Как яду не поддавшись,

Ты устоять сумел, откуда в смертном эта сила?

О, знаю я, ты мудрый Одиссей и разрушитель Трои,

О появлении твоем предупреждал давно меня Гермес*.

Бессильны мои чары пред тобою, но мир меня устроит,

Согласна другом быть твоим и дом мой будет весь

В твоем распоряжении и всех с тобою»

Но меч не отпустив, ответил царь богине:

«Как верить мне тебе, когда своей рукою

Друзей околдовала и содержишь их в овине.

И дружбу предлагая, желаешь погубить меня,

Нет, поклянись сначала, что не строишь козни».

«Клянусь тебе рекою мертвых и при свете дня

Не делать зла тебе, и не пускать меж нами розни».

Довольный клятвой, Одиссей вложил меч в ножны

И тотчас кликнула волшебница служанок всех.

Прекрасные наяды рек и рощ ступали грациозно,

Придвинув к креслам стол узорный, без помех

Для гостя, и кубки на стол драгоценные поставив.

И развела одна из них костер, согрев воды в котле

Чтоб царь помылся и своими чистыми перстами

Мог пищу принимать, что стынет долго на столе.

В одежде новой после омовенья, гость сел за стол.

Дымилось в блюдах мясо, в бокалы сладкое вино

Сама хозяйка наливала, но царь глядел лишь в пол,

И ни к чему не прикасался, Цирцея, приоткрыв окно,

Спросила: «Что на душе твоей, печальный Одиссей,

Иль ты не веришь мне еще, и ждешь опять коварства»?

«Как есть могу, когда друзья в хлеву и в образе свиней,

Освободи их и тогда, я окунусь в обилье пищи царство».

«Что ж, я охотно воплощу твое желанье, тут побудь».

Колдунья вышла, во дворе был слышен поросячий визг,

Затем в покои ворвалось свиное стадо, но человечья суть

Все ж в них осталась, и катились слезы градом вниз

На плиты пола, растопить, пытаясь, хладный мрамор.

Сосуд широкий принесли по указанию богини,

И руку, погрузив в него, пахучего зеленого бальзама

Немного зачерпнув, помазала животным спины.

И в тот же миг свиная спала жесткая щетина,

И приняли товарищи вновь человечий вид.

В объятья бросились вождя, но пахли так овином,

Что отшатнулся царь невольно, тут не до обид.

Цирцея к Одиссею подошла и все отпряли,

Взяв ласково вождя за руки, предложила:

«Не медли царь, чтобы друзья твои воспряли,

Иди на берег и скажи, что всех я пригласила

В мой дом, и буду рада оказать гостеприимство.

Уж солнце опустилось за деревья, когда вышел

Вождь из лесу, и к берегу тотчас же устремился,

Навстречу кинулись товарищи, шаги его услышав.

Велел им царь корабль оттащить от берега подальше,

А все богатства со снастями схоронить в сухой пещере.

Затем идти за ним к Цирцее, чтобы сесть за стол пораньше,

И пировать с друзьями вместе, позабыв о всех потерях.

Такая весть пришла всем по душе, и только Эврилох

Отговорить пытался их, и за одежду, трогая, кричал:

«Безумные, куда спешите, перешагнете только вы порог,

Как облик потеряете людской, забыли, как друзей загнал

Безумный Одиссей в пещеру к злому великану,

Погибнете вы все по прихоти вождя, но я не стану».

Больное место Одиссея Эврилох сумел задеть,

Сюжет был раной незажившей и слова, как плеть

Ударили по ней, и, вытащив свой меч, пронзить хотел

Он болтуна, но итакийцы удержали, сказав, что пожалеет,

Но если Эврилох идти не хочет, то пусть себе сидит без дел,

Они же Одиссею верят и все последуют за ним к Цирцее.

И, вытащив корабль подальше на песок,

Перенеся весь груз его в пещеру,

Команда вся за Одиссеем чрез лесок,

Вслед устремилась с радостью и верой.

За ними все же увязался Эврилох,

На берегу один он не хотел остаться

И в отдаленье вел негромкий монолог,