Страница 4 из 13
– Ты хочешь заставить его держать рот на замке. А если он этого не хочет?
– Инохотец нам в фирме тоже не нужен.
Мы с Толиком до сих пор прекрасно ладили, однако конфликтовать с Вадимом по такому незначительному поводу было глупо, поэтому я ответил:
– Хорошо, я подумаю. Но не понимаю, что тебя так возмутило, почему ты так завёлся?
– Я завёлся, потому что заурядный водила не имеет права судить о том, чего он не может понимать в силу ограниченности своего интеллекта! Нравится это кому-то или нет, но история доказала непреложный факт: человечество делится на две неравные части – интеллектуальную элиту и серую массу. Это общеизвестно, просто в современном политкорректном обществе не принято об этом говорить. В прошлые эпохи элита называлась по-разному – рабовладельцы, феодалы, капиталисты, но это всегда были аристократы, люди, возвысившиеся над средним уровнем благодаря своему уму, способностям, силе духа, наконец. Эти качества накапливались в генах многих поколений их элитарных предков, и они получали их по наследству, по праву рождения. А противостоящая им тёмная сила называлась смердами, чернью, пролетариатом, рабочим классом. Названия разные, а суть одна – быдлообразная серая масса. Ты знаешь, откуда произошло слово «смердить»? От смердов!
У Вадима в этот момент был странный взгляд, направленный не вовне, а вовнутрь, в себя. Я понял, что и адресована его речь не мне, он спорил с кем-то, незримо здесь присутствующим.
– А теперь настало наше время. Современной эпохой востребованы люди образованные, творчески мыслящие, способные на прорывные решения. Мы такие по той же самой причине, что и аристократы прошлого – мы от рождения обладаем высокоразвитым интеллектом. Поэтому мы, креативный класс – аристократы постиндустриальной эпохи. Это мы – двигатель прогресса мировой цивилизации. Мы знаем, как заработать деньги и умеем это делать. И зарабатывая для себя, мы обеспечиваем работой других, не способных на креативное мышление.
Громкий голос Вадима стал привлекать внимание сидящих за соседними столиками. Люди стали недовольно посматривать на нас. Признаться, меня раздражает ставшая модной с некоторых пор манера говорить нарочито громко в общественных местах. С моей точки зрения поступающие подобным образом хотят продемонстрировать этим своё превосходство над окружающими, а может быть, и презрение к ним. Но к Вадиму это не относилось. Он просто настолько погрузился в свои размышления, до такой степени «ушёл в себя», что не замечал никого вокруг.
– Мы рвёмся вперёд, в будущее, но инертная серая масса упирается и тянет нас назад, мешает нам строить цивилизованное общество. Эти люди по природе своей рабы, быдло, они не могут жить без хозяина, который за них думает и решает. Они не способны принимать самостоятельные решения и не хотят нести за них ответственность, поэтому всю тяжесть ответственности принимает на себя хозяин, босс. Разве у нас в фирме не так?
– Так.
– Вот именно. К глубочайшему сожалению, противостоящая креативному классу серая масса потомственных плебеев подавляет нас своей численностью. И это трагический факт. Именно он служит постоянным источником драматизма исторического процесса. Как там сказал классик: «История – это борьба классов»? Если не управлять поведением толпы, в своём стихийном движении она может разнести всё, что мы с таким трудом создали в этой стране. Толпой и управляют – с помощью демократических процедур. Если хочешь знать, демократия – это искусство манипулирования массовым сознанием, сознанием серой аморфной массы. Быдло не способно понять свой собственный интерес, ему его надо объяснить. Пусть твой Толик думает, что обладает свободой воли. На самом деле он не достоин свободы, и она ему не нужна. Согласись, зачем ему свобода, если он не способен думать самостоятельно? Ему только кажется, что он имеет собственное мнение, на самом деле он просто повторяет то, что ему внушили телевидение, газеты и в целом вся махина государственной пропаганды. Если он не привык думать своей головой, то от него можно услышать только то, что ему сказали по телевизору, и ничего другого. Подлинной свободы достойна только креативная элита, только она в силу своей интеллектуальной одарённости способна сформулировать цели и определить пути развития общества.
Вадим, наконец, немного остыл и перевёл дыхание.
– А быдло, поскольку у нас, как ты правильно заметил, демократия, имеет право голосовать за те решения, которые приняла элита.
Я до такой степени был изумлён этим «манифестом», что не нашёл, что ответить. Вадим, конечно, эмоциональный человек, но меня поразила явная несоразмерность реакции на столь незначительное событие. Я пребывал в растерянности, но тут, к моему облегчению, объявили начало регистрации на наш рейс.
Глава 3
Если бы я с самого начала знал, насколько долгой и трудной окажется дорога до Острова, я, скорее всего, отказался от поездки. Чтобы понять смысл расхожей фразы: «необъятные просторы нашей Родины», надо пропустить эти просторы через собственный организм.
Сначала был изнурительный, почти девятичасовой, перелёт на Дальний Восток. После приземления чудовищно болела поясница. Если уж боль в спине была неизбежна, то, будь моя воля, я предпочёл бы заработать её разгрузкой вагонов, а не в тщетных попытках напрячь мускулы, извиваясь в самолётном кресле. Затем целые сутки пришлось промаяться, пока утрясали пограничные формальности. Дальневосточные представители нашей фирмы заранее договорились с военными, и следующий «авиапрыжок», до ближайшего к Безымянному острова, мы с Вадимом совершили на военном борту, стуча зубами во время «болтанки» и геракловым усилием воли заставляя себя проглотить слюну, когда самолёт проваливался в очередную воздушную «яму». Последним нашим «извозчиком» стал вертолёт, любезно (то есть, за не столь уж большую плату) предоставленный пограничниками. После всех этих воздушных приключений мы вылезли из вертолёта не в силах поверить, что достигли, наконец, конечной точки нашего путешествия. Но полноценно радоваться жизни немного мешала мысль о предстоящем обратном пути.
Когда мы вылетали на Безымянный, было солнечно и ясно, но в местных краях погода в течение суток может измениться несколько раз, и Остров встретил нас хмурой гримасой, чрезмерной для самого начала осени. Небо было почти сплошь затянуто облаками, причём тот оттенок серого цвета, который они имели, позволял называть их тучами. Дул неприятный ветер, противный моросящий дождь уже мало что добавлял к непролазной грязи под ногами. Это была не «благородная» московская грязь, тонким слоем растекающаяся по асфальту, а настоящая, качественная, липнущая к подошве и удовлетворённо чавкающая при каждом шаге. Поиск сухой тропинки в силу очевидной своей бесперспективности мог только усилить уныние, охватывающее при виде бескрайнего океана грязи.
Было утро, но серое небо, напрочь закрывшее солнце, превратило день в подобие сумерек. Даже трава на окрестных холмах, казалось, приобрела пепельный оттенок. Морось и низкие облака скрадывали перспективу; вершина покатой горы, возвышающейся над островом, еле-еле угадывалась за туманной дымкой.
Море добавляло свинцовости к общей картине. Здесь оно не было синим и ласковым, каким мы привыкли его видеть в южных странах в период летнего отпуска. Напротив, на него даже смотреть было холодно. Всё оно до горизонта было покрыто тёмно-серыми валами, которые наперегонки мчались к острову и обрушивались на берег. Энергия волн была настолько зримой, что возникало ощущение: это не ветер гонит волны, а они своим движением создают ветер, пронизывающий весь остров. На фоне холодного, враждебного моря грохот прибоя угнетающе действовал на психику. А тревожные крики чаек вообще создавали атмосферу какого-то фильма ужасов. Они лишь усиливали то подавленное состояние, которое овладело нами, едва мы покинули вертолёт и немного осмотрелись.
– Да, мрак и туман, – Вадим, как всегда, был точен в оценке. Он выразил не только своё, но и моё мнение относительно того, что нас окружало.