На Крючке (ЛП)

Я вынимаю его из коробки, драгоценные камни прохладные в моей руке, и наклоняюсь вперед, надевая его ей на шею, мои пальцы прослеживают ее кожу, пока я застегиваю его сзади. Мои глаза переходят с ее губ на горло, в животе зарождается желание.

— Вот.

Моя рука проводит по драгоценностям, а затем ложится на выпуклость ее декольте, моя ладонь поднимается и опускается в такт ее тяжелому дыханию.

— Каждой хорошей сучке нужен красивый ошейник.

Она отрывает голову и смотрит в окно. Я беру ее подбородок в руку, поворачивая ее лицо обратно.

— Ты ни при каких обстоятельствах не снимешь это ожерелье. Ты поняла?

Ее челюсть сжимается.

— Я поняла.

— Отлично.

Я подаю сигнал водителю, что мы готовы выйти, и дверь открывается, чтобы я мог встать. Я выхожу из лимузина, поворачиваюсь и тянусь назад в машину. Пальцы Венди щекочут мою ладонь, когда она вкладывает свою руку в мою, и я поднимаю ее прямо себе в руки в тот же момент, когда вспышки от камер начинают сверкать, выстроившись вдоль красной дорожки.

Обхватив ее за талию, я притягиваю ее ближе, наблюдая, как она преображается на моих глазах. Ее лицо озаряется, мегаваттная улыбка украшает ее черты, ее глаза теплеют, когда она смотрит в мои. Мое сердце замирает, отвращение следует за ним, потому что снова мое тело выходит из-под контроля, когда дело касается ее.

Я наклоняюсь, вдыхая носом аромат ее волос.

— Будь хорошей девочкой, и я позволю тебе спать в кровати, а не на каменном полу.

Ее позвоночник напрягается под моей рукой, и она улыбается мне, но ее глаза хранят что-то холодное и темное.

— Веди, хозяин.

Пока мы идем внутрь, мой желудок скручивается в узлы, предвкушение разливается по венам.

Я так близко, что чувствую это на своем языке. И на вкус это как месть.

30.ВЕНДИ

От того, как Крюк говорит со мной, у меня внутри все сворачивается, как от прокисшего молока.

Хотя я и презираю то, что он сделал, его оскорбления сыплются на меня, как ножи, это болезненная пытка. Он вгрызается в мои вены и обескровливает меня, оставляя хрупкой, как опавшие листья.

Мои пальцы путаются в чокере, удивляясь, почему он сказал мне не снимать его. Он красив, но я не могу представить, что его значение намного выше его стоимости, а осознание того, что я даже не могу контролировать то, что на мне надето, — это еще один удар по моей новообретенной гордости.

Тепло ладони Крюка обжигает мое бедро, когда мы входим в главный бальный зал. Он прекрасен — как обычно бывает на таких мероприятиях — люстры, усыпанные кристаллами, столы, накрытые для королей, но я не впечатлена. Я не лгала, когда сказала ему, что была на тысяче таких. У моего отца глубокие карманы, и это делает его известным гостем на многих благотворительных мероприятиях.

Интересно, будет ли он здесь? Эта мысль мимолетно проносится у меня в голове, но я хватаюсь за нее и крепко держу, надежда впервые за несколько дней вспыхивает в моей груди.

Мы проходим через смокинги и бальные платья, пока не доходим до открытого бара, Крюк заказывает виски для себя и передает мне бокал шампанского. Я делаю глоток, наслаждаясь тем, как шипят и лопаются пузырьки на моем языке. Обычно мне не нравится, как алкоголь заставляет меня чувствовать себя, но мне нужно что-то, чтобы сохранять фальшивую улыбку на лице.

— Кстати, с днем рождения, — он прижимает свой бокал к моему. — Ты простишь меня за опоздание на несколько дней, я был очень занят.

Острый укол гнева ударяет меня в грудь.

— Откуда ты знаешь?

Он улыбается, ставя свой виски на барную стойку.

— Ты удивишься, узнав, как много я знаю.

— И что это значит?

— Это значит то, что я хочу, чтобы это значило, — он наклоняется, его глаза становятся холодными. — Я знаю о твоем рождении, Венди Майклз, — его губы прижимаются к моей щеке. — И я буду знать о твоей смерти.

Мое сердце спазмируется, свободно падая на пол.

— Это угроза?

Он вздыхает, отступая назад.

— Я считаю угрозы ужасно расточительными. Я говорю только о том, что намерен довести до конца.

Злость на всю эту ситуацию сжигает меня изнутри.

— Если ты все равно собираешься меня убить, зачем мне быть твоей послушной сучкой? — я осознаю с секундным опозданием, насколько громким был мой голос, и как хорошо он разносился по комнате.

Его рука быстро движется, обхватывает мою шею и рывком притягивает меня к себе. Для любого другого человека мы должны выглядеть как любовники в страстном объятии. Но все, что я чувствую, — это тошноту и панику, которые бурлят в моем желудке и подкатывают к горлу.

— Будь очень осторожна с тем, что ты говоришь, — его хватка ослабевает. — У тебя доброе сердце, дорогая. Ты должна беспокоиться не о своей жизни.

Мое лицо опускается, зубы скрежещут так сильно, что я боюсь сломать коренной зуб.

Он слегка поворачивается и смотрит на пару, которая идет к нам.

— Приди в себя, дорогая, пора выступать.

— Комиссар, я так рад вас видеть, — его голос тает в воздухе, как насыщенный шоколад, соблазнительный и греховный. — И вашу прекрасную жену. Еще раз здравствуйте, Линда. Всегда приятно, — он наклоняется и целует ее в щеку, а затем идет ко мне и обхватывает мою талию. — Это моя спутница, Венди Майклз.

Я киваю, улыбаясь так широко, что у меня болят щеки.

Мужчина ухмыляется, его кустистые светлые усы подергиваются.

— Венди Майкле, то есть дочь Питера? — он усмехается и смотрит на Крюка. — Как тебе удалось заполучить ее? Кажется, она немного не в твоем ценовом диапазоне.

Моя грудь разрывается от оскорбления.

Линда хихикает.

— О, дорогой. Не будь грубым.

Я жду, что Крюк рассмеется, но он не смеется, его тело напрягается, когда он наклоняет голову.

— Боюсь, я не понимаю, что ты имеешь в виду, Реджинальд. Ты намекаешь на меня? — он указывает на себя. — Или о том, кого я выбираю?

Воздух сгущается, когда ухмылка исчезает с лица комиссара. Напряжение затягивается, пока Крюк смотрит на него.

— Джентльмен знает, когда нужно извиниться после оскорбления дамы, — его брови поднимаются.

Мое сердце бьется о ребра, взгляд метается между ними.

Реджинальд прочищает горло, его взгляд останавливается на мне.

— Я прошу прощения, мисс Майклз. Я не хотел проявить неуважение.

Мои глаза расширяются, от неверия у меня сводит живот, когда я понимаю, насколько велика сила Крюка. Если он может так разговаривать с комиссаром полиции, как я могу рассчитывать на свободу?

Комиссар переминается с ноги на ногу, оглядываясь по сторонам.

—Ру все еще избегает таких вещей, как чумы, я так понимаю?

Тело Крюка напрягается, его хватка крепче обхватывает мою талию, пока я не начинаю ерзать, издавая хныканье. Он смотрит вниз, его пальцы поглаживают место, где он ущипнул.

— Боюсь, Ру взял очень внезапный и постоянный отпуск, — говорит он, его мышцы шеи напряжены, как будто ему приходится вырывать слова из горла.

Линда вздыхает.

— Это звучит прекрасно. Я уже некоторое время пытаюсь уговорить Реджинальда уйти на пенсию.

Комиссар смотрит на Крюка, между его бровями образуются морщинки.

— Очень жаль, — медленно говорит он. — У меня была встреча с ним на следующей неделе по поводу возможного пожертвования.

Крюк тонко улыбается, его кадык покачивается.

— Боюсь, тебе придется перенести встречу и встретиться со мной.

Комиссар кивает, стиснув зубы.

— Ну, Ру всегда был кем-то, кто...

У меня закладывает уши, когда пальцы Крюк разминают изгиб моего бедра, а его рука прижимает меня ближе к его боку. Я поднимаю на него глаза, задаваясь вопросом, осознает ли он вообще, что делает. Его челюсть подрагивает, но его глаза остаются прикованными к Реджинальду и его жене.