Страница 3 из 7
– Слушай, сынок. Первое – выкинь из головы все стихи: белые, чёрные, все. Второе – поверь в себя. Я знаю, ты можешь сочинить что угодно когда угодно.
– Откуда ты знаешь?
– Я мог, и ты сможешь.
Я кивнул.
– Но раз мама хочет шутку, давай начнём с шутки. Микрофон будет?
– Не знаю.
– Если будет, убедись, исправен ли он.
– Как?
– Постучи по нему, подуй, скажи «раз, два, три».
– Зачем?
– Это будет смешно. Проверено.
– А если не будет микрофона?
– Загадай всем загадку: «Какой стих для зимы самый подходящий?»
– Какой? – спросил я.
– Белый. Но это всё так, для завязки разговора. В зале есть окно?
– Есть.
– Значит, смотришь в окно и что видишь, о том поёшь, понял?
Я вздрогнул.
– А зачем петь?
– Это фигурально. Что видишь, о том сочиняешь. Теперь три важных принципа. Первое – читать медленно, с выражением. Чем больше выражения, тем лучше. Не бойся повторов – они усиливают эффект и помогут тебе избежать запинок. Второе – установить зрительный контакт с залом. И третье. Самая главная строчка в стихе – последняя, весь стих ради неё, понял?
Я кивнул. А папа снова задумался.
– Ну и хорошо бы что-нибудь о любви ввернуть.
– К зиме? – уточнил я.
Папа ещё что-то про себя прикинул и сказал:
– Ладно, забудь, это пока рановато. Всех пропускай, иди в конце.
День праздника наступил. Девочки в принцесных нарядах спешили в актовый зал. Маруся Скворцова в пышном голубом платье держала в руках таблички с оценками для участников поэтического конкурса. Все догадывались, что Маруся будет самым строгим судьёй, подбегали к ней, шутили. Но вид у неё был ещё серьёзней, чем обычно.
– Помочь? – предложил я.
– Спасибо, – согласилась она.
И мы пошли наверх.
Родители уже собрались в зале. Мама изо всех сил пыталась обратить на себя моё внимание, а когда это удавалось, делала всякие ободряющие знаки. Наверное, она думала, что я очень волнуюсь. Затрудняюсь сказать, волновался я или нет. Кажется, я ничего не чувствовал. А также ничего не слышал и не видел. Мама потом хвалила наши новогодние песни, а я вообще не помнил, чтобы мы пели.
– А теперь, – объявила Наталья Сергеевна, – поэтический конкурс. Жюри, прошу за судейские столики.
Маруся, ещё две девочки и два мальчика важно отправились за парты, поставленные впереди зрительских рядов. За ними я приметил директора, совершенно несерьёзного.
Мы оставались на сцене, где посередине водрузили микрофон на ножке.
– Кто у нас самый смелый поэт? – спросила Наталья Сергеевна.
Никитка выдвинулся вперёд и продекламировал четверостишие, из-за которого его папа не спал и не ел две недели:
– Стихотворение о зиме.
Добрый дедушка Мороз,
Он подарки нам принёс.
И теперь мы все тут вот
Дружно водим хоровод.
Раздались бурные овации.
– Замечательно, спасибо! – сказала Наталья Сергеевна. – Судьи, прошу оценки.
Никита получил пять четвёрок. Потом была ещё длинная череда поэтических шедевров, я пропускал всех вперёд. А вот и фаворит конкурса – Вергилия Спицына. Мы все храним страшный секрет, что её мама поэтесса. Настоящая. Зал притих. Вергилия прикрыла глаза и положила правую руку на сердце.
Тени на стекле,
Мысли в пелене,
Чувства взаперти,
В сердце конфетти.
Стоны проводов,
Звон колоколов,
Что ни говорим,
Пустоту творим…
Сколько там ещё было этих стонов, звонов, всполохов и шорохов, не сосчитать. Зал впал в оцепенение. Вергилия, окончив, слегка покачнулась. Мама-поэтесса вскочила и закричала «браво». Все судьи поставили пятёрки. Кроме Маруси, которая спросила, при чём тут зима. Мама-поэтесса выражала готовность объяснить, но её удержали на месте. А я наконец понял, кого мне напоминает Маруся, – мою маму. Да-да, у них совершенно одинаковые заборчики между бровей, когда они готовятся сказать что-то умное.
Тем временем я уже стоял у микрофона и решал, как лучше по нему стучать. Я тихонько стукнул его сверху кулаком, отчего микрофон издал вопль. Затем я дунул, как следует – микрофон зашипел. «Раз, два, три», – громко сказал я. В зале кто-то звонко рассмеялся. Мама. Так я узнал, на ком папа проверял эти трюки.
– Костя, с микрофоном всё в порядке, – строго сказала Наталья Сергеевна.
Я понимающе кивнул и объявил:
– Загадка. Какой стих для зимы самый подходящий?
Зал оживился, зашуршал.
– Белый, – выкрикнул кто-то. Кажется, папа.
– Правильно, – сказал я. – Тогда слушайте.
Тут я не удержался и глянул на маму. Она была бледная и смотрела как будто сквозь меня – небось в глазах потемнело, вот-вот в обморок хлопнется. И я скорей повернулся к большому окну.
– Снег идёт, – начал я медленно, совсем медленно, – метель бушует,
Это зимний снегопад,
Снегопад, снегопад,
Вихри снежные свистят.
Я даже сам удивился, как это у меня так ловко вышло. Я здорово воодушевился.
Вихри снежные свистят,
Хлопья снежные летят,
Тучи серые идут,
Хлопья снежные везут.
Голос у меня стал зычным, со всякими переливами. Я, спохватившись, установил зрительный контакт с залом. А если быть точнее – с Марусей Скворцовой. В этом платье да с распущенными косичками она мне ещё сильнее нравилась. И я готов был поспорить, что она переживает за меня.
Это снежный караван,
Это яростный буран,
Это зимний ураган,
Это… холода капкан.
Я запнулся совсем чуть-чуть, но в этот момент что-то упало, и я подумал, что это мама хлопнулась-таки в обморок, и не осмелился посмотреть в её сторону.
Стих складывался хорошо, но требовалась последняя строчка, а она никак не находилась. И я продолжал, уже вовсю размахивая руками.
Ты в него не попадись,
Ты, дружок, поберегись!
И тут я нечаянно погрозил пальцем директору, который сидел в первом ряду.
Ветер яростно свистит,
Туча грозная летит.
Я чувствовал нерв зрителей как натянутую собственными руками тетиву и понимал, что пора стрелять, но чем? Я восстановил зрительный контакт с Марусей, на мгновение забыл обо всём на свете, а в следующее мгновение понял, какой должна быть последняя строчка. Но ещё недоставало предпоследней, и вихри закружились по новому кругу.
Это зимний ураган,
Это холода капкан…
Всё, вот она, попалась…
– Чтоб в него не угодить, – и тут я взял шикарную паузу, директор даже подался вперёд, – Надо горячо любить, – тихим голосом закончил я и обвёл поверженный зал торжествующим взглядом.
В ту же секунду он взорвался аплодисментами, взметнулись ввысь таблички с пятёрками. Маруся даже забыла закрыть рот от восхищения, а мама была в сознании и, кажется, плакала.
– А стих-то совсем не белый, – игриво заметила Наталья Сергеевна.
– Белый я забыл, – признался я.
– Значит, мы были свидетелями блестящей импровизации? – улыбнулась она.
– Чего-чего? – хотел переспросить я, но вместо этого скромно кивнул.
И Наталья Сергеевна вручила победителю томик Пушкина А. С. Я взял и поднял его обеими руками над головой, как папины теннисисты по телевизору поднимают всякие кубки и тарелки.
Да, в тот вечер я понял всё. Ну, если не всё, то очень многое. Я понял, за что мама так любила пятёрки и за что недолюбливала четвёрки. Я понял, что значит волноваться из-за оценок и окрыляться успехом. И главное, теперь я окончательно понял, что оценки не главное. А интерес к познанию тем более. Главное то, что Маруся догнала меня в коридоре и сказала, что это лучшее стихотворение на свете. А папа похлопал меня по плечу и сказал, что это было круто, даже очень круто. А мама ничего не сказала, но время от времени промокала слезинки в уголках глаз. А яростный буран стих, и ровный белый снег сверкал россыпями драгоценных камней.