Страница 10 из 12
– У нас многие женщины воинственные.
– Нет. Они просто умеют обращаться с оружием, а это другое.
– А это хорошо или плохо? – заинтересовалась она.
– Скорее хорошо, – ответил он. – Хотя для женщины война занятие непривычное. Ей лучше детьми и хозяйством заниматься.
– Что за предрассудки? – Томирис словно обиделась.
– Это не предрассудки. Я много странствовал и много в каких сражениях участвовал. Скажу тебе честно, смотреть, как погибают женщины, вдвойне страшнее.
– Умирают все одинаково, – выдала она и развернулась в обратную сторону.
Назад они плыли молча. Выходя из воды Томирис поняла, что рубаха облепила ее тело, и теперь все ее формы были отчетливо видно. Только раньше она не предавала этому значения, а вот сегодня ее это почему-то раздражало. Еще и соски предательски набухли и выступали сквозь намокшую ткань. Она попыталась оттянуть свою сорочку, и в этот момент снова поймала на себя взгляд Хана. «Может, давно женщин не видел», – подумала она.
***
По замыслу отца следующие дни должны были пройти в тренировках. Он переговорил с шаманом, и тот сказал, что сможет помочь вернуть Хану память, но для этого ему нужно приготовить особое зелье, на что уйдет несколько дней. Хана поселили в одном шатре с друзьями Томирис. Каждое утро, она спешила туда и старалась распланировать каждый день, чтобы Хан впечатлился жизнью племени и не захотел уходить.
На сегодня она запланировала тренировку и хотела устроить несколько спарингов на мечах. После завтрака молодые люди собрались на поляне за стойбищем.
– Ну, Томирис, что ты придумала на этот раз? – спросил ее Заур, который уже привык к ее гиперактивности и прекрасно понимал, что и сегодня она их будет занимать чем-то этаким.
– Будем оттачивать мастерство обращения с мечом, – торжественно возвестила она. – Я бы хотела, чтобы Хан показал нам пару приемов, которыми он пользуется в сражениях с крупным животным. Я думаю, нам это может пригодиться.
Хан вопросительно на нее посмотрел.
– То есть я сегодня мастер, который будет вас обучать? – удивился он.
– Да, – как ни в чем не бывало ответила та.
– Ну хорошо, – неожиданно быстро, без каких-либо возражений и доводов против, согласился он. – Тогда пошли, – пригласил он тут же ее на спаринг.
– Я? – удивилась она в ответ.
– А что ты удивляешься? Ты же хотела учиться?
– Ну хорошо, – в голосе Томирис было недостаточно уверенности, но она все же вышла.
Молодые люди встали друг против друга и обнажили свои мечи.
– Когда ты сражаешься с крупным противником, – начал Хан, – неважно, кто он – человек или животное – держи меч двумя руками. Вот так, – говоря, он продемонстрировал, как надо держать меч. – И удары наноси снизу вверх. Вот так.
– Понятно. Вот так, – Томирис повторила его движения.
– Правильно. И важно помнить о безопасном расстоянии и слепых зонах. У хищников плохое боковое зрение, равно как и у людей. Бей с боку.
– А как ты обхитрил того цербера? Откуда ты знал, что надо под него нырнуть? – спросила она.
– Он громадный и неповоротливый. Под ним безопаснее всего.
– Постараюсь запомнить, – не скрывая скептической ухмылки, заметила она. – Что же, теперь вы, ребята. Покажите, на что способны.
Она отошла в сторону и присела на небольшой камень, а на импровизированную сцену вышли ее товарищи. Сначала Хан показывал им движения, потом объяснил, как защищаться от таких ударов. В итоге он оставил их отрабатывать движения, а сам присоединился к Томирис.
– Вы не воины, – заметил он.
– Это почему же? – возмутилась она.
– Я видел много воинов, у них глаза даже другие. Война – их жизнь, их мир, там они чувствуют себя как рыба в воде. Вы, скорее, охотники.
– И что? Это плохо? Я думаю, между охотником и воином небольшая разница.
– Но все-таки она есть. У охотников и у воинов разная тактика и стратегия. Вам не одолеть Терру, – сделал вывод он.
– Это почему же? – возмутилась она.
– Потому что вы не воины, – повторил он, намереваясь на этом поставить точку.
Но не тут-то было, Томирис не сдастся.
– Мы успешно обороняемся от набегов, владеем оружием, с детства обучаемся, – возмущенно твердила Томирис.
– И все же этого недостаточно.
– У нас есть мутанты, – привела она еще один довод.
– И что, думаешь, они вам помогут? Что они умеют?
– Я, например, хорошо вижу, могу муху подстрелить с трехсот метров. Ночью тоже вижу хорошо, кошачье зрение.
– Аслан огнем управляет. А наш кузнец может вызывать электрические молнии.
– Сильно, – усмехнулся Хан.
– Почему ты не веришь? Мы действительно сильные, и не сомневайся в нас! – она была возмущена до предела, ее голос зазвенел.
– Я видел мир и другие племена, поверь мне, все то, о чем ты мечтаешь, неосуществимо. И Миссия ваш не придет.
– Я тебе не верю, – выпалила Томирис, от досады ей хотелось чем-нибудь в него запустить, но под рукой ничего не оказалось, и она просто злобно пнула землю и пошла прочь.
– Чем ты ее так разозлил? – спросил подошедший в этот момент Аслан.
– Да ничем, – ответил Хан,– просто я, наверно, разбиваю ее мечты.
– Она у нас целеустремленная, если что-то задумала, то держитесь. Если надо, по головам пойдет.
– Буду знать, – шутливо ответил Хан.
– А если честно, не обижай ее. Она хорошая. И так, на заметку… Если что, я за нее убью, – Аслан развернулся и пошел к своим товарищам, намереваясь оставить Хана наедине со своими мыслями.
– Это я уже понял, – сказал он ему вслед и тоже решил вернуться в поселение.
***
Следующие несколько дней жизнь в племени ничем особым не отличалась. Тренировки, охота, ночные посиделки у костра и разные байки, которые любили травить друзья Томирис. Хан постепенно вживался в новую роль, привык к пристальному вниманию и даже чуть расслабился, ненадолго ощутив себя дома, в своей семье. Но он знал себя и понимал, что это долго не продлится. Рано или поздно он уйдет, а потому не стремился ни к кому привязываться. Исключение составляла Томирис, которая своим настойчивым присутствием и навязанным вниманием пугала его и вместе с тем поражала. Чем больше он узнавал ее, тем больше удивлялся тому, какой сильный у нее характер. Ее невозможно сломить или переубедить. Она упертая и напористая, твердая и решительная, словно внутри нее было нечто большее, чем просто человек, чем просто сила духа. Это была какая-то космическая, божественная энергия, магия. Этим она притягивала, и Хан не мог порой от нее оторваться.
Все ее идеи казались ему абсурдными и наивными, он спорил с ней и пытался доказывать обратное. Ему даже нравилось с ней спорить. Но чем больше он приводил доводов, тем больше убеждался, что ее не переубедить. Более того, он сам начинал верить в ее версию, будто только она знала правду. По непонятным причинам, открытую только ей.
Томирис же все больше злилась на Хана, что он не помогает ей, а действует против, словно хочет отговорить ее от всего, на что она решилась. Словно хочет переубедить ее, навязать свою негативно печальную картину мира, где все умерли или умрут, а потому не стоит ничего делать. Этим он ее бесил и раздражал, таких скептиков она еще не встречала. А еще она думала, что он разочаровался в жизни и в людях и потерял опору и уверенность. И потому склонен к пессимизму. Иногда ей хотелось его убить, а иногда спасать и жалеть.
Друзья Томирис часто наблюдали за их перепалками, но редко вмешивались, боялись попасть под раздачу. Порой всем казалось, что, когда эти двое сходились, воздух вокруг становился разряжено тяжелым, как перед грозой. Еще чуть-чуть, и они начнут метать стрелы и молнии. А также друзья стали замечать, что между этими двумя зарождались какие-то новые отношения. Они по-особенному друг на друга смотрели, по-особенному друг к другу относились. Хотя при этом всегда держали дистанцию. Но в их обществе всегда было какое-то напряжение, находиться рядом порой было невыносимо. Камаль и Заур старались в такие моменты их покинуть, лишь Аслан оставался. Он, как сторожевой пес, охранял Томирис и следил за всем происходящим, готовый в любой момент сорваться с цепи и защитить свою хозяйку. Эта преданность Томирис не была заметна, и потому она не раздражалась его присутствию. Лишь изредка она ловила на себе странные взгляды Аслана, но не могла их интерпретировать. Она видела в них что-то новое, но непонятное, и стала считать, что он недолюбливает Хана и не доверяет ему, словно ждет от него какого-то предательства.