Страница 12 из 21
– Да, вроде всё запомнила, что‑то из этого у меня есть, что‑то я пойду куплю, когда вернется муж. Я сложу вещи у своей сестры, и мы заберем их, когда будем уходить.
– Хорошо, но учти, мы должны отправиться туда уже сегодня ночью, иначе вся наша затея будет лишена всякого смысла.
– Я отпрошусь из крепости, куплю вещи, отнесу их к сестре, и вечером уйду, как бы на службу, но как отсюда выберешься ты?
Я выберусь отсюда также, как и забралась сюда ночью, когда твой муж уснет.
– Хорошо, только прошу тебя, подопри снаружи дверь камнем, чтобы вовнутрь не задувал холод с улицы, я боюсь, что дети простудятся. Я положу камень на крыльце возле двери.
– Хорошо, не переживай об этом.
Глава 6
…Есть те кто любит всё усложнять, но иногда это бывает оправдано…
(Из книги “Войны былых времён”)
Вот так и поступила Винилин. Не было ли это жестоко и бесчеловечно, обманом отрывать мать от детей, любимую жену и родственницу, от мужа и родни, чтобы втянуть её в немыслимую авантюру на верную смерть? Жестоко? Да, но ведь Винилин на самом деле и была такой.
И если вспомнить её прошлое времен войны в Ферроне, ни для кого не было секретом, что основным занятием возглавляемого ей отряда был грабёж и опустошение территории, населенной противником. Нет, они даже не набивали себе карманы чужим добром, а просто бескорыстно уничтожали имущество местных. Разоряли фермы, поджигали дома, угоняли или убивали скот, в общем прикладывали все усилия для того, чтобы сделать жизнь мирного населения Феррона невыносимой.
Ведь амас и были такими. Они были женщинами, гораздо слабее мужчин, которым они пытались открыто противостоять. Поэтому среди них было широко распространено представление о том, что раз естественное преимущество на стороне противника, они имеют моральное право бить исподтишка, действовать против врага любым доступным им способом. Во многом за это и не любили амас в остальной части Варнена, так как они часто применяли этот принцип и в личных отношениях, к не принадлежащим их общности.
Бывало, что руководимые Винилин амас убивали людей, правда это происходило только тогда, когда те сами нападали, или пытались дать отпор во время налета. Если же хозяева имущества боялись или не успевали оказать сопротивление, их всегда оставляли живыми и отпускали на волю. И это было единственной доступной альтернативой их смерти, так как уводить захваченных при набегах пленников на свою территорию совершенно не представлялось возможным.
Да, Винилин фактически возглавляла шайку разбойников, которые уничтожали часто последнее имущество бедных людей, лишая их последних средств к существованию, а ведь у этих людей часто бывали маленькие дети и больные родственники.
Конечно, Винилин знала обо всём этом и раз за разом поступала так вполне сознательно. И все это множество людей были вынуждены страдать только из‑за того, что жили на территории врага и тем или иным образом поддерживали его, в этом и была единственная причина всех происходивших с ними бед.
В добавок к многочисленным проклятиям местных жителей, другие амас тоже порицали Винилин и её отряд, но вовсе не за подобные грабежи. Они ставили ей в упрек чрезмерную мягкость к противнику, укоряя её за слабость характера, ведь она не убивала всех подряд. Но Винилин была человеком волевым и принципиальным. Она жалела людей и своих и чужих, потому что считала это правильным, а на любые попытки открытой критики отвечала всегда резко и язвительно, справедливо замечая, что её вклад в общее дело был несоизмеримо большим, чем тот который вносили осмелившиеся упрекать её. Но перед своим командованием она оправдывалась тем, что от оставленного в живых противника больше пользы для их общего дела, так как эти, потерявшие имущество беженцы, посеют больше паники и страха среди своих, служа для них наглядным примером чреватости сопротивлению амас.
Но какое это имело отношение ко всему произошедшему с Энели? Тут у Винилин была своя логика, попытаемся понять ход её мыслей. Дело в том, что Энели была салмин, то есть хоть и формально, но солдатом. Винилин тоже считала себя солдатом. Она шла на многие жертвы ради общего дела, и теперь ей надо было непросто спасти из передряги старых друзей. Ведь если они смогли пройти по этой каверне, тем более это сможет сделать Апос. Апос и сам по себе был опасен, а там кто его знает, поддержкой каких темных существ он может заручиться, с тем чтобы привести их со временем сюда по каверне. Да и эта каверна далеко не единственная. Кто его знает, в какой части Варнена Апос может внезапно объявиться с верной ему нечестью.
И вроде бы надо было предупредить об этом власти, но Винилин понимала, что если она это сделает, все пойдет не так как надо бы. Угрозу Апоса наверняка недооценят, Винилин изолируют от окружающих, чтобы она не болтала никому лишнего (если не убьют), и все бросятся в пучину поиска бессмертия или каких‑то там древних реликвий, спрятанных во дворце Апоса. А там, кто его знает, может, найдутся и те, которые захотят попробовать договориться о чем‑то с Апосом, и при помощи него установив в Варнене или Карандоре свою власть, с тем чтобы беспрепятственно проворачивать свои темные делишки.
Итак, над Варненом и Карандором нависла большая опасность, и долг война был защищать свою родину в столь трудный момент. Ну а Энели была воином, значит долг для неё важнее всего. Тут, конечно, было много но… Но Винилин сама рисковала жизнью, терпела различные лишения, потеряла свое имущество. Чем Энели была лучше её, чтобы она теперь отсиживалась в тылу, когда Винилин уже столько перенесла, и ей ещё столько предстояло перенести? Естественно, Энели пошла в армию, зная о том, что по‑настоящему воевать ей никогда и не придется. Даже попытка уничтожения каулен была прыжком, значительно превосходящим возможности салмин, их вообще послали на это дело просто потому, что недооценили мощь противника.
– Так пусть теперь хлебнет пополной солдатской долюшки, – подумала Винилин. – Помрет, значит помрет, это её долг, она за это и жалование получает, чтобы в случае необходимости помереть, а то, что у неё там дети, семья и все прочие сопли, так мне наплевать на это.
Вот дословные мысли Винилин, ещё одна грань её характера, о которой весьма полезно знать, если вы когда‑нибудь решите иметь с ней дело.
Но Энели не знала всего этого. Да, её семья жила очень и очень бедно, и никакой надежды вырваться из этой бедности у них не было. И это все давило и очень тяготило, хотя они и привыкли ко всему этому. Трудно было то, что жили они фактически в нищете ни где‑нибудь в далекой глухой деревушке среди таких же бедняков как они, а в Доллене, где в двух шагах от них крутились огромные деньги и вовсю кипела яркая, полная удовольствий жизнь.
И Энели очень хотела вырваться из‑под этого гнёта. Конечно, этим должен был заниматься её муж и надо сказать, что он старался, но… Но теперь появился шанс, и случай избрал именно её, невероятная возможность найти долгожданный выход из трудной ситуации, и она бросилась в эту пучину в надежде скорого избавления от терзавшей её годами нищеты.
И вот наступил долгожданный вечер. Случай, подстроивший их авантюрное путешествие, всячески благоприятствовал женщинам во всём связанном со спешной подготовкой, так что вскоре после захода солнца Винилин и Энели, перегруженные большим количеством необходимых вещей, шли по направлению к чернеющему пятну леса.
– Постой, тропа ведущая вдоль Карандора совсем в другом месте, – сказала Энели своей новой спутнице.
– Нет, никаких троп. Это слишком опасно, наши бородатые друзья наверняка нас там уже поджидают. Я тебя не предупредила, но если гномы нас поймают, у тебя будут, мягко говоря, неприятности.
– От чего же? Я ведь не знаю где этот клад.
– Ага, только они в это не поверят. Ладно, не переживай, не заблудимся, как войдем в лес, будет у нас свет.
Вскоре они шли уже среди лесной чащи. Винилин достала единственный оставшийся у неё кусочек светящегося кристалла. Это было, безусловно, одно из самых слабых мест в подготовке их путешествия. Если бы кристаллов не было вовсе, не стоило и думать начинать всё это, но и с одним единственным кристаллом идти было крайне опасно. Если они его вдруг куда‑нибудь уронят или потеряют, то всё, неизбежная смерть, без света под землей они точно пропадут.