Стальной Кваки

Антип выбирался из-под горы трупов. В руке он сжимал Беретту – любимый для него пистолет. Ему, несмотря на испытываемый им страх, было интересно: кто же отважился его заказать и что за бессмертный такой киллер решился принять заказ. Встав сначала на одно колено, Антип не спеша распрямился, внимательно наблюдая за стоящим рядом парнем. Смутно знакомая рожа. Где-то он раньше его видел. Вспомнил. Перед тем, как выстрелить, Антип вспомнил. Прозрение вышло настолько ярким, можно сказать – ослепляющим, что Антипа подвели оточенные до совершенства ежедневными тренировками рефлексы профессионального стрелка. Он на долю секунды замешкался: ведь мертвецы к нему раньше не приходили. Имени упрямого парня, отказавшегося говорить, несколько месяцев назад убитого у него в подземном гараже, Антип не знал, но это был он – выходец с того света. Пауза стоила Антипу жизни: пуля, выпушенная мстителем, вернувшимся из преисподней, вонзившись ему в глаз, выбила из черепушки мозг преступного Наполеона.

Кваки тщательно осмотрел тела убитых им бандитов. Трупа Гоблина среди телохранителей Антипа он не нашёл. А ведь его крестник Гоблин интересовал его даже больше, чем криминальный босс. Где-то этот паук прячется. Гоблин оказался хитрее остальных преступных кровососов – не выполз на звуки, производимые палкой. Чутьё подсказывало Кваки – санитар где-то рядом.

Отыскав лестницу, ведущую в гараж, Кваки спустился вниз – в тишину. Привычный запах автомастерской ударил страшными воспоминаниями в мозг. Сердце заколотилось с невероятной скоростью. Пришлось Кваки на минуту остановиться, успокоиться. – «Ну и где же прячется эта крыса?» – Обойдя гараж, Кваки двинулся к обитой железом полуоткрытой двери. За дверью Кваки обнаружил освещённый жёлтым светом узкий коридор. Пройдя по нему, он вошёл в ответвление, заканчивающееся ещё одной дверью, но не железной, а обычной и закрытой. Кваки прислушался. Ничего. Но он уже знал, что там, за дверью скрывается Гоблин. Кваки ощущал вонь разложения душевной ткани мастера заплечных дел.

Выстрел в замочную скважину, удар ботинком и вот Кваки внутри логова Гоблина. Сразу стало понятно, что санитар здесь обитал на постоянной основе: двадцатиметровая комната служила ему жилищем. Примитивная мебель – старый диван, два стула, большой обеденный стол, книжный шкаф с полками, с которых на Кваки глядели разноцветные книжные корешки и Гоблин, стоявший рядом со шкафом вполоборота. Гоблин с непокрытой головой и всё в том же замызганном, когда-то белом, халате, распахнув широкую волчью пасть, скалился, показывая блестящие слюной клыки, обрамлённые, словно ободранными до сырого мяса, красными губищами. Выставив перед собой нож такого размера, что, глядя на него, вспоминались мечи римских легионеров, Гоблин, казалось, в отличие от Антипа, совсем не удивился, увидев, что за ним пришёл Кваки. Любой садист-убийца-палач подспудно ожидает, что к нему, рано или поздно, придёт кто-нибудь из его жертв и заставит заплатить по счетам.

Гоблин махнул ножом, приглашая к честной драке, без использования огнестрельного оружия. Он вроде как предлагал: «Брось автомат, давай разберёмся, как мужчина с мужчиной». На счёт честной драки – один на один, у Кваки имелись кое-какие соображения, которыми он поспешил поделиться с Гоблином, нажав на спусковой крючок. Клац. Щелкнул затвор, а выстрела не последовало. Кваки израсходовал все патроны до последнего; тот рожок, что сейчас был вставлен в автомат, оказался пуст. Гоблин кинулся, размахивая чудовищным ножом, в атаку. Кваки, ударив сбоку ребром подошвы армейского ботинка в колено, защитился от ножа Калашом. Отбив первый выпад, Кваки саданул стволом по харе Гоблина, зарядил пинок по яйцам и рожком саданул по пальцам, сжимающим рукоятку ножа. Ойкнув, Гоблин захотел пырнуть Кваки в живот, за что был наказан ударом ствольной коробки, отразившей и это нападение, по зубам. Бросив автомат под ноги Гоблину, Кваки, перехватив руку с ножом, вывернул её до характерного хруста кости. Нож перекочевал в ладонь Кваки. Отбросив Гоблина на обшарпанную поверхность обеденного стола, он резанул ему по голени левой ноги, а когда санитар, привстал, Кваки, оказавшись у него за спиной, приставил лезвие к кадыку.

– Что тебе спеть на ночь, мразь? – спросил Кваки, помня, как Гоблин ему обещал, что он запоёт, когда он за него примется по-настоящему.

Резал трепыхающегося суповой жилистой курицей Гоблина Кваки не спеша. Втыкал нож не глубоко, прокручивал в ране, вытягивая разрез постепенно от уха до уха. Слушая хрипы, влажные булькающие стоны, проводил лезвием по канавке раны, раз за разом углубляя, приближаясь к основным артериям и венам. Кровь толчками брызгала на мебель, заливала пол, пачкала потолок. Но Кваки, у которого замирало сердце, не позволял себе остановиться до тех пор, пока из перерезанной глотки Гоблина не вышел последний хрип.

Кваки закончил с местью. Все враги наказаны, он пуст и освобождён от пут долга. Что дальше? Обойдя комнату, он, ни о чём не думая, открыл залитую кровью стеклянную дверцу книжного шкафа. Зачем книги такому монстру, как Гоблин? Правда, книги ему были не нужны. Сплошная имитация, а не настоящие тома классики. Сняв картонку с нарисованными на ней книжными корешками, Кваки обнаружил на верхней полке серебряный тяжёлый сундучок. Вытащив сундучок из шкафа, Кваки, столкнув труп со стола, поставил его. Открыть сундучок не удалось, ключ от него нашёлся в кармане брюк Гоблина. Бинго!

Когда ключ повернулся на два оборота, крышка откинулась под действием скрытой пружины сама. Разноцветный блеск вырвался наружу. Внутри сундучка лежал драгоценные камни. Среди синих, зелёных, красных – сапфиров, изумрудов, рубинов, сверкали точёными гранями сотни зерен белых бриллиантов. Всё это великолепие манило дотронуться, ощутить холод настоящего сокровища. Гоблин, как сказочное и по большей части ночное существо, собирал драгоценные камни, обращая в них все деньги, которые получал от Антипа. Он сходил с ума не только от чужих страданий, но и получал фантастическое удовлетворение от созерцания великолепия принадлежащего ему богатства. Замучил до смерти, получи в награду камушек, положи в сундучок и слови кайф. Судя по тому, что в сундучке лежали не менее двух килограммов камней, Гоблин не бездельничал, загубив ни один десяток душ.

Сундучок со всем содержимым полетел на труп. Кваки не интересовали сокровища, замаранные лапами душегуба. Поднявшись из гаража в особняк, Кваки выглянул в окно. Так и есть: как он и ожидал, дом окружила полиция. Положив автомат, Кваки с поднятыми руками вышел на улицу…

Подлечив Кваки в тюремной больнице, его перевели в одиночку. Он думал, что всё для него кончено, но то, что он принимал за конец, оказалось началом. В начале марта, когда к нему в камеру, после череды серых недель, сквозь частую двойную штриховку решётку заглядывало первое робкое весеннее солнышко, пришёл гость. Высокий, с большими и широко расставленными зелёными глазами на плоском треугольном лице, незнакомец представился, как чиновник государственной комиссии по исторической идентичности. Звали гостя Снейков Сергей Сергеевич. То, о чём пошёл разговор между государственным чиновником и заключённым, не иначе как бредом не назвать. Во всяком случае, Кваки в начале не воспринимал слова Снейкова всерьёз.

– Да вы не спешите с выводами, – убеждал Сергей Кваки. – Понимаю, что поверить сложно. У меня есть факты, которые могут вас убедить.

Кваки, встав с койки, прошёлся по камере. Он не верил своим ушам и не понимал для чего ему рассказывают эти сказки страшилки. С какой целью к нему, ожидающему суда и честно заработавшему своё пожизненное, пришёл странный человек из странной организации, о которой он раньше ничего не слышал. Как этого комиссара истории сюда вообще пустили? Где история, а где тюрьма. Подумав, Кваки так и заявил:

– Спасибо, что дали мне немного развеяться. Но, честно говоря, ума не приложу, что вам от меня нужно?

– Я же говорю, такие, как вы Егор, редкость. Государство не разбрасывается людьми с вашими способностями. Мы всё знаем о свойствах вашего организма и о том, как они вам достались. Кстати говоря, после вас доктор Сигал провёл ещё три подобных курса лечения, что естественно после успеха с вами, за деньги с крайне неудовлетворительными результатами. Вам, в силу пережитого вами, и в силу природы, повезло, а другим его пациентам – не очень.