Страница 5 из 12
Скатерть связана крест-накрест тугими узлами, развязываю её сама. Два альбома с фотографиями, старая люстра с пластмассовыми подвесками, прибор для измерения давления, пакет с документами. Под его взглядом всё разложила по местам и села рядом с ним с альбомами в руках.
Фотографий было множество. На каждой он в окружении разных девчонок! Но меня не было ни на одной.
– Это была моя первая любовь. Я из-за неё чуть не выбросился из окна. А эта была моей невестой на пятом курсе.
– Я знаю её. Мы жили на одном этаже, потом вместе работали. Почему же не поженились?
– Знаешь, после защиты я вдруг заболел гриппом. Наверно, первый раз за пять лет. Температура сорок день, другой. Плохо мне, мама ухаживает за мной, а у меня бред начался, прошу – мама, пусть она придёт, сходи к ней!
Мама возвращается возмущённая:
– Не хочет она, говорит, зачем приходить, когда он болеет? Вот выздоровеет…
Я выздоровел и уехал в Тулу по назначению. А летом в походе познакомился с девушкой и женился.
Он рассказывал о себе понемногу, исподволь. Я знала уже, что его дед по отцовской линии был казачьим войсковым атаманом.
– Мы бежали из Ростова, когда наш дом разбомбили. Не успели добраться до станицы, как немцы пришли. Так и жили там, пока наши не вернулись. Отец был в лагерях и дядя, и жена дяди. Мама потом нашла их детей, Юру с Элкой, они жили с нами, пока их маму не освободили. Дядя пропал, а отец пришёл больной, умер через полгода.
Они вернулись в Ростов, как и мы, как только его освободили.
У Вити была дистрофия, ноги отнялись. У меня тоже была дистрофия, даже в институте, но не отнимались ноги.
Голод был страшный, это я хорошо помню, такие вещи не забываются. Мы всё пережили в Ростове, а его с сестрёнкой мама отправила в Пятигорск к другу их отца.
– Я там и четвёртый класс кончил. Но мама не приезжала, годами не приезжала. Мы так скучали! И потом каждые каникулы отправляла туда, ни разу в пионерском лагере не был. Друзья там были закадычные, вместе жили на пасеке летом, два брата и девочка. Она потом училась в Ростове, когда я уже в Таганрог уехал, жила у моей мамы. Ну, виделись мы, конечно, когда я в Ростов приезжал на выходные. Когда женился и приехал к ним в Пятигорск, её мама спросила: «Ты ведь женился. Зачем приехал?»
Я впитывала всё, что он рассказывал о себе, мне хотелось знать о его жизни как можно больше. Словно пыталась наверстать время, которое мы с ним потеряли, когда у него была своя жизнь, а у меня своя. Между нами не должно быть тайн!
– Я хочу, чтобы ты знал, в моей жизни был человек. Я его любила очень долго, целых шесть лет. Он был женат и метался между нами. И других женщин не пропускал, что меня и вылечило. Но всё это за дверью, понимаешь? За нашей с тобой дверью.
Он обнял меня крепко-крепко и сказал в мои волосы:
– Я никого не боюсь, кроме этого человека.
– И его можешь не бояться, правда!
Маме я по-прежнему звонить не могла, но теперь хотя бы у меня был телефон, и мама могла звонить, когда нужно.
И я радостно кричала в трубку:
– Да! Да! – Когда слышала её голос.
– Твоя сослуживица приходила, Элла Морозова, знаешь её?
– Да, и по институту, и по работе.
– Она как-то узнала, что ты получила квартиру, а у неё сын женится, просит, чтобы ты её сдала.
– Ты сказала, что мы меняемся?
– Конечно. Она говорит, пусть хоть немного поживут по-человечески.
– Ну пусть поживут. Буду платить за квартиру этими деньгами.
О том, что я уже не одна, надо было сообщить хотя бы самым близким друзьям. Витя был на работе, и я села за телефон. Первой – Люсе.
– Да? А давно его знаешь? С института прошло столько времени, люди меняются. Ты слишком доверчива, будешь потом рвать себе душу. Уверена, что он порядочный человек?
– Мне кажется.
– Скажи, он в горы ходил?
– Знает Кавказ, как свои пять пальцев. И по рекам каким-то спускался, и ещё говорил о каких-то горах, я названия не запомнила.
– Тогда я спокойна. Мерзавцы в горы не ходят и по рекам не спускаются. Но приеду, посмотрю на него, с тобой ничего нельзя пускать на самотёк. Может, надо поломать всё это, пока не поздно.
– Поздно, Люсенька, но приезжай, конечно.
И вот они сидят друг напротив друга, и выпили по рюмочке, и Люся рассказывает не совсем приличный анекдот. Я краснею, а Витя смеётся:
– Хорошо, что у Светы такая подруга! Будет с кем водочки выпить, а то она у меня – ни-ни!
И Боре я позвонила, боялась, что он позвонит сам и услышит мужской голос. Дальнейших его действий я предсказать не могла, но в Москву он примчался бы обязательно.
– Боря, можешь меня поздравить, я вышла замуж, неофициально пока. Заявление в загс подали, но зря, нельзя регистрироваться, пока обмен не состоится.
– Это он тебе сказал?
– Это сказал юрист в обменном бюро и мне, и ему. Нет, пока не приезжай, начнёшь его допрашивать. Знаешь, мы купили стиральную машину! Собрали все деньги, какие были у меня и у него, и купили. Так здорово! Конечно, постельное я отдавала в прачечную, остальное стирала руками. А тут его бельё прибавилось и рубашки.
– С машиной вы поспешили. Ты же непрактичный человек, это Валя у меня всё просчитывает на десять ходов вперёд. Отношения не оформлены, а у вас уже общая собственность. Может, ещё расстанетесь, как будете делить?
– А если вы с Валей разведётесь, не дай Бог, как будете делить? Так и мы. Хотя, если мы расстанемся, мне будет не до машины. Только мы не расстанемся.
Назавтра он позвонил сам. Тоже захотел посмотреть, наверно, с кем я решила связать свою судьбу. Всерьёз решила, раз купили стиральную машину.
– Светочка, твой Виктор ходит на лыжах? Нашей лаборатории надо выставить трёх участников на институтские соревнования. А со мной только двое.
– Я спрошу у него и позвоню тебе вечером.
– Да вы приезжайте в субботу, а там поглядим.
Витя занял второе место по институту, а Боря не вошёл даже во вторую десятку. Это подняло Витин авторитет в его глазах, и даже Валиных, на недосягаемую высоту.
– Да у меня несколько лет Камчатки за плечами, – оправдывался Витя.
И Софе я позвонила, я считала её лучшей подругой после Люси. До Вити я почти всегда с ней ходила в театры.
Она была практичной, как Валя, и считала, что я живу в высшей степени неправильно. Её раздражало, что я вкалываю за копейки и всегда занята!
Ко мне в Соломенную сторожку не приезжала, жила в престижном районе. Встречались возле театра, или в самом театре.
Она так никогда и не забыла тот поход в театр Сатиры. Места были прекрасные, второй ряд партера. Я опоздала, первое действие мы просидели на ступеньках амфитеатра.
В антракте я сказала, что умираю с голоду. Мы опять опоздали и оказались на ступеньках. Только на третье действие попросили освободить наши места. Софа была вне себя, а я боялась расхохотаться, действие начиналось.
– А вы всерьёз подали заявление, или для талонов в магазин новобрачных?
– Думали, всерьёз, оказалось, для талонов. Мы не можем зарегистрироваться, пока не кончится обмен.
– Это он тебе сказал?
– Да нет же, юрист в обменном бюро. Приезжай, познакомишься, он понравится тебе!
– Не хочу я ехать в такую даль.
И ещё в один дом я привела Витю, к Юрию Борисовичу Лукину.
Секретарь в приёмной комиссии Союза писателей, сухонькая старушка с добрыми глазами, сказала:
– Я дала ваши книги очень порядочным людям!
Он оказался в их числе.
Меня же предупреждали, сделай так, чтобы не попасть на последнее заседание! Попала, конечно, именно на последнее перед каникулами, кворума не было, мне не хватило одного голоса. В этом случае решение принимал секретариат.