Страница 11 из 12
У него, наверно, этого не было. Я долго не могла выпустить письмо из рук. Зачем-то он хранил его при живой матери!
А потом сложила так, как оно было сложено, и вернула в наши общие документы.
Я ждала приезда Славы со страхом. Всегда боялась пьяных, а их почему-то непреодолимо тянуло ко мне. Правда, в доме никто не пил, и двор наш не видел пьяных. И улица – может, потому, что это была еврейская окраина.
На Высших курсах ребята пили здорово, но это были свои, родные пьяницы. Когда они забредали ко мне в поисках женского тепла и понимания, я не пугалась. И не кричала радостно, как вначале:
– Да! Войдите! – А сама выходила за дверь.
Пьяных не впускала:
– Пойди, поспи, потом придёшь, я тебя чаем напою.
Действовало безотказно. Ни крика, ни ругани. Кто приходил за обещанным чаем, а кто-то спрашивал на занятиях:
– Свет, я тебе ничего такого не говорил? Помню, что заходил, а что говорил, не помню.
– Да нет, ничего особенного. Сказал, погаси свитло, гарна ты жинка, только с мужиками больно строга.
– Вот дурак! Ты не сердишься?
– Ну что ты, я большая, всё понимаю.
Вот с чужими не было никакого сладу. Дочка моей давней подруги, у которой я часто останавливалась, когда приезжала в командировки, учила меня:
– Ну что вы так запыхались, Светочка, опять бежали от пьяного на улице? Надо было сказать ему – отвали налево!
– Почему налево?
– Боже мой, все так говорят!
А сейчас такой фрукт будет за стенкой каждый день.
Но ведь Витя рядом, может, ещё обойдётся…
Он приехал ночью, утром мы встретились в коридоре. Был высок и опрятен, ничего отталкивающего.
– Здравствуйте.
– Добрый день. Вы наша новая соседка, Витина хозяйка, очень приятно. Знаете, у нас очень хорошая квартира, тепло невероятно! Стояк видите? Всегда горячий. Конечно, нет ванной и горячей воды, но это можно организовать. Смотрите, вот здесь сложить стенку, поставить ванну, мы с Витей всё сделаем сами, и получится не так дорого. Мне одному не потянуть, а тут бабы вокруг, извините, женщины.
– Знаете, Слава, мы меняем квартиру в Ростове на Москву и, скорее всего, переедем. Денег у нас хватает только на жизнь. Да и дом, Витя говорит, скоро поставят на капитальный ремонт. То ли в будущем году, то ли через год. И у всех у нас будут отдельные квартиры!
– Сказки это, мы про капитальный ремонт десять лет слышим. Не надейтесь, фасад покрасят, лестничные клетки вымажут краской, галочку поставят, и всё.
– Извините, мне пора! – И я побежала на кухню с чайником.
Ничего страшного, тоже будет свой пьяница. Да разве он сможет меня обидеть? А что ссорятся они с Валентиной, ничего удивительного, это же только у нас – люди развелись, а разъехаться не могут.
Нина приехала за ключами. Оглядела сверкающую чистотой комнату:
– Ну у тебя всегда чистота и уют получаются из ничего.
– Приходится. Из «чего» я бы лучше сделала.
– Сделаешь ещё. Плохо, конечно, что нет горячей воды. Но квартира тихая, если все на работе, тебе никто не будет мешать.
– К сожалению, здесь по большей части все дома. Ничего, я умею ладить с людьми.
– А как Витя?
– Витя – вообще! – произнесла я бессмысленную фразу.
Но Нина поняла.
– До сих пор – вообще?
– Да, знаешь.
– Тогда всё в порядке!
Попили чаю, попрощались, обещали звонить друг другу, и я убежала по своим делам.
Вернулась к пяти часам, только вермишель бы сварить к бульону до Витиного прихода.
В прихожей в сплошном дыму тускло светила лампочка, и трое парней в сильном подпитии курили и разговаривали, сдабривая речь отборным матом. Впрочем, что это за речь…
Туалет был открыт, из него несло, как на вокзале. При моём появлении они замолчали на секунду, и под их пристальными взглядами я прошла к себе. Сбросила пальто, проскользнула к плите, поставила кастрюлю на газ. Парни молча следили за мной.
– Генерал, что же ты скрывал, что такая тёлка завелась у тебя в хате?
– Стоп, машина! Это не тёлка, а женщина моего соседа. И не смотрите в ту сторону! – Слышимость была полная.
Потом они заспорили, кто-то упал, а я мучилась, что кастрюля сгорит. Но когда решилась выйти, газ был потушен, пьяные-пьяные, а сообразили. Вермишель варил Витя.
– Не затевай обедов, готовь самое необходимое, будем покупать полуфабрикаты.
Я молчала, отчаянье просто сковывало меня. Витя сел на диван:
– Знаешь, я не имел права жениться на тебе, ничего не могу для тебя сделать.
– Ну что ты говоришь! Мы с тобой закроем дверь, и всё, наша комната – наша крепость!
Я и вправду так думала.
Ночь мы не спали. Витя дважды пытался утихомирить соседей, и я слышала через стенку, свободно пропускающую звук:
– Не сердись, Витя, надо же отметить моё возвращение! Садись с нами! Вовка, достань стакан из серванта, да нет, чистый! Ну почему не будешь? Ты меня уважаешь? Мы же с тобой, как братья! Я понимаю, твоя теперь держит тебя в строгости. Не поддавайся, скрути её в бараний рог, или слабо? Я бы скрутил. Чтобы какая-то баба мешала жить мужику! Какая бы ни была!
И всё это вперемешку с матом. Второй раз уже был один мат, я вздрагивала от грохота за стеной и боялась заснуть, чтобы Витя не проспал на работу. А там падали стулья, возникала громкая перебранка, но вскоре она кончалась ликующим:
– Взяли, мужики! Поехали! – И опять они были дружные, согласные, радостные.
Я лежала без сна и думала – они не должны из-за меня жить иначе. Я потерплю, это же временно! Сейчас спрячу голову под подушку…
Уходили один за другим, топали в прихожей, гулко хлопала дверь за каждым в отдельности.
Потом всё затихло, но я по-прежнему боялась заснуть, вдруг Витя не услышит будильник!
Проснулась от грохота и крика за стеной. Витя убежал на работу, это я проспала после бессонной ночи. Кричала Валентина на Славку, Мария Николаевна на них обоих. Я думала, её нет со вчерашнего дня, дверь не открывалась и голоса не было слышно. А сейчас он звенел на самых высоких нотах:
– Когда это кончится! Жизни нет никакой, сейчас же снова пойду в домоуправление, пусть выселят его к чёрту, забегаловку устроил для всей округи, и ты ему потакаешь!
– Да я на дежурстве была, он всегда подгадывает, чтобы я не мешала, вся комната загажена, сам спит, как бревно! Вставай, пьянь проклятая! – И поток площадной брани.
Мария Николаевна плюнула и ушла, должно быть, и вправду в домоуправление. Я вышла с чайником. Валя метнула на меня ненавидящий взгляд, будто я виновата в том, что Славка пьяный. И окурки по полу и в прихожей, и в кухне, не говоря о комнате, и Мария Николаевна плачется в домоуправлении, что квартира, как ночлежка, и все ей сочувствуют. А эта ходит тут в мягком халатике и тапочках.
И как в подтверждение, она проговорила себе под нос:
– Спит себе, не работает, не спешит никуда, а я с ночи, подежурь в больнице санитаркой, поубирай за всеми и вернись вот в такой дом. Конечно, прописки нет и не регистрированы живут, их дело. Но командовать в квартире не позволю никому!
И через минуту:
– Вставай, бревно проклятое, мне простыни постирать надо! Ну и лежи в своей блевотине, дрянь такая! Я с ночи пришла, и убираться здесь…
Я не закатывала скандал, я же здесь человек случайный. Наскоро выпила чай и ушла на улицу.
А там была, оказывается, весна. Огромный парк через дорогу и мои любимые берёзы, целый парк берёз! Листьев нет ещё, какая-то зелёная дымка витает в кронах. Ничего, всё пройдёт, это же временно. А берёзы останутся, и Витя останется, ничего страшного, переживём!
Когда вернулась, квартира была полна пара, и лампочка в прихожей мерцала, как в тумане. Всё было завешано застиранными серыми простынями, на плите в баке варилось бельё.
В кухню невозможно было зайти, какой там обед!