Страница 7 из 17
Чужой для любого кусочка Эллады. И то же самое и в Македонии. Эпирот – и другого в Македонии и не могло быть. Он и Миртала, оба не только мать и сын. Они – чужие. Их не понимают и не любят. Кто-то даже и восторгается. Но не любят.
Ненавидят ли? От не любят до ненавидят – не так долго…
Но не в этом дело. Здесь корни не только наглости Аттала, но и уверенности в своем. Он – признанный настоящий полноценный македонянин. И его племяннница. А мы?..
– А эти… Эпиротка и ее сын-полукровка!
… Средств на содержание войска не более семидесяти талантов, продовольствия только на тридцать дней, кроме того, будущий… нет, просто великий! царь задолжал двести талантов. И…
– Несмотря на то, что при выступлении Александр располагал столь немногим и был так стеснен в средствах, царь прежде, чем взойти на корабль, разузнал об имущественном положении своих друзей и одного наделил поместьем, другого – деревней, третьего – доходами с какого-нибудь поселения или гавани.
Когда, наконец, почти все царское достояние было распределено и роздано, Пердикка спросил его: «Что же, царь, оставляешь ты себе?» «Надежды!» – ответил Александр. «В таком случае, – сказал Пердикка, – и мы, выступающие вместе с тобой, хотим иметь в них долю».
Пердикка отказался от пожалованного ему имущества, и некоторые из друзей Александра последовали его примеру.
Тем же, кто просил и принимал его благодеяния, Александр дарил охотно, и таким образом он роздал почти все, чем владел в Македонии.
«С такой решимостью и таким образом мыслей Александр переправился через Геллеспонт».
Граник
… Полководцы Дария собрали большое войско и построили его у переправы через Граник. Сражение…
Ворота Азии, и, чтобы начать вторжение, надо биться за право входа.
… многих пугала глубина реки, обрывистость и крутизна противоположного берега, который предстояло брать с боем.
Некоторые полагали также, что следует считаться с обычаем, установившимся в отношении месяца десия: в этом месяце македонские цари обыкновенно не начинали походов.
Александр приказал называть этот месяц вторым артемисием…
Пармениону, который, уже сорвав голос, хрипел, что в такое позднее время дня переправа слишком рискованна, Александр прокричал, что ему будет стыдно перед Геллеспонтом, если, переправившись через пролив, он убоится Граника, и с тринадцатью илами всадников царь бросился в реку.
Он вел войско навстречу неприятельским копьям и стрелам на обрывистые скалы, усеянные пехотой и конницей врага, через реку, которая течением сносила коней и накрывала всадников с головой, и казалось, что им руководит не разум, а безрассудство, и что он действует, как безумец…
Александр упорно продолжал переправу и ценой огромного напряжения сил овладел противоположным глинистым берегом, мокрым и скользким.
Завязалось беспорядочное сражение, воины в одиночку вступали в рукопашный бой с наступавшим противником, пока, наконец, удалось построить войско хоть в какой-то боевой порядок.
Персы нападали с криком, направляя конницу против конницы; всадники пускали в ход копья, а когда копья сломались, стали биться мечами.
Многие устремились на Александра, которого легко было узнать по щиту и по султану на шлеме: с обеих сторон султана было по перу удивительной величины и белизны.
Искандер! Искандер!
Два рога!!!
Зуль Карнайн!!!
Пущенный в царя дротик пробил сгиб панциря, но тела не коснулся. Тут на Александра одновременно бросились два персидских военачальника, Ресак и Спифридат. От одного царь увернулся, а на Ресака напал первым и ударил его копьем, но копье от удара о панцирь сломалось, и Александр взялся за меч.
Спифридат, остановив коня сбоку от сражавшихся и быстро приподнявшись в седле, нанес Александру удар персидской саблей.
Гребень шлема с одним из перьев отлетел, и шлем едва выдержал удар, так что острие сабли коснулось волос Александра.
Спифридат снова приподнялся, но перса опередил Клит, по прозвищу Черный, пронзив его насквозь копьем. Одновременно упал и Ресак, пораженный мечом Александра.
Двурогий!
Кровавое месиво шевелилось, не останавливаясь.
Наконец, македонская фаланга переправилась через реку и сошлась с пехотой противника.
Фаланга смяла противника.
Персы сопротивлялись вяло и недолго; в скором времени все, кроме наемников, обратились в бегство. Эти последние, сомкнув ряды у подножья какого-то холма, были готовы сдаться при условии, если Александр обещает им безопасность.
Александр напал на них первым и при этом потерял своего коня, пораженного в бок мечом (это был не Буцефал, а другой конь).
Именно в этой схватке больше всего македонян было ранено и убито…
Взяв город Гордий, который был родиной царя Мидаса, Александр увидел знаменитую колесницу, дышло которой было скреплено с ярмом кизиловой корою, и услышал, что тому, кто развяжет узел, закреплявший ярмо, суждено стать царем всего мира.
– Запутанный страшно узел… а концы так искусно запрятаны, что Александр не сумел его развязать и разрубил мечом!
– Чушь собачья! Александру легко удалось разрешить задачу и освободить ярмо, вынув из переднего конца дышла крюк – так называемый «гестор» [hestor], которым закрепляется яремный ремень.
Царем всего мира…
Болезнь Александра
Было шестьсот тысяч, и шли они, и дрожала земля. И царь царей наслаждался этим. И верил он, что пройдут они так же через врагов его, и наступит так конец тех проклятых…
Ночью Дарий вскочил от приснившегося ему сна. И приснилось ему, что македонская фаланга вся объята огнем, и что Александр прислуживает ему, а на Александре та самая стола, которую он, Дарий, носил, еще будучи царским гонцом; потом Александр вошел в храм Бела и исчез. И царь царей поверил, что этот огонь уничтожит фалангу.
– Есть новости?
– Есть. Искандер заболел.
– И что же?
– Неизвестная была болезнь царя… переутомление… простуда после купанья в ледяной воде реки Кидна. Никто из врачей не решался лечить Александра, считая, что опасность слишком велика и что ее нельзя одолеть никаким лекарством; а в случае неудачи врачи боялись навлечь на себя обвинения и гнев македонян.