Головорезы

Поток ходоков начал редеть, но стрельба впереди не стихала. Значит основная часть стада все еще там, атакует живых. Из-под днища БТРа, между его колес показался растерзанный мертвецами труп гвардейца. С него почти полностью содрали мясо, на белеющих костях виднелись следы зубов и висели окровавленные остатки одежды. Тело лежало на спине, все еще сжимая в руках бесполезный автомат. Лицо его было обглодано до костей, обнажив жуткую ухмылку, как насмешку над живыми еще людьми. На обочине лицом вниз валялся еще один, был виден вырванный из спины позвоночник. Третьему мертвому гвардейцу ходоки разорвали живот, достав оттуда внутренности, и видимо просто не успели съесть остальное. Его нетронутое удивленное лицо было подставлено под низкое серое небо, под капли холодного дождя.

Скорее всего, здесь погиб небольшой отряд, отрезанный от своих толпой мертвецов. Будто в подтверждение этой мысли из соседнего двора, рыча и расталкивая медленных сородичей, выскочил разъяренный бегун. Бросился к «Мясорубке» и повис на одном из ее шипов, пронзенный насквозь. Появившийся из бойницы заостренный арматурный штырь вонзился ему в глазницу. Бегун дернулся и затих, обмяк на шипе, как марионетка без кукловода. Его ноги безжизненно волочились по залитому кровью асфальту. Еще один бегун тоже хотел атаковать самодельный броневик, но зацепился шеей за висящий на его шипах моток колючей проволоки, которая петлей обвилась вокруг него. Бегун споткнулся и упал, «Мясорубка» потащила его за собой. Шипы проволоки все глубже впивались в шею, мертвец рычал и плевался кровью.

Из деревенских дворов выскакивали все новые бегуны. Укушенные ходоками люди, успевшие от них убежать, не были разорваны на куски, как остальные, но превратились в быстрых зверей. Бешеных и опасных. Один с рыком бросился на Кувалду, тот уложил его на спину ударом ноги в грудь и добил выстрелом в лоб.

Сзади раздались крики. Бегун сбил с ног бойца в разноцветной мастерке, повалил на землю, злобно сопя и щелкая зубами. Подоспевшие товарищи спасли парня, сунули бегуну в рот подвернувшуюся палку, за ноги оттащили в сторону и прикончили, всадив в затылок нож.

Из открытой калитки двора высунулось дуло автомата, дало короткую очередь. Идущий впереди ополченец выронил оружие, согнулся пополам, словно у него заболел живот, тут же свалился на землю. Чудом уцелевшие в бойне гвардейцы укрылись в доме и сейчас, одурев от ужаса, начали почти в упор обстреливать колонну. Самооборона открыла ответный огонь, во двор полетели гранаты, разрываясь на лужайке и под стенами деревенского дома. Стрельба оттуда затихла. Кувалда бросился вперед, за ним Тема и еще несколько бойцов. Из выбитого окна вылетела граната, звонко ударилась об растрескавшуюся гранитную дорожку, вновь подпрыгнула на полметра. Артем схватил её и перекинул через забор. Та с грохотом разорвалась в соседнем дворе.

Кувалда прижался спиной к стене. Отдышался за секунду, осторожно заглянул внутрь дома через окно. В полутьме мелькнуло движение. Он, не целясь, дал несколько коротких очередей. К нему подбежал боец, лицо его по самый нос было замотано грязным зеленым шарфом, над которым внимательно смотрели за происходящим карие глаза. В руке он сжимал прозрачную бутылку с булькающей внутри мутной жидкостью. В горлышко ее был воткнут длинный тряпичный фитиль, охваченный ярким пламенем. Воин забросил пылающий снаряд в окно и показал командиру большой палец, мол, все отлично. Тот, соглашаясь, кивнул. Бутылка с горючим разбилась, ее содержимое ярко вспыхнуло, осветив внутренности дома. Из дверей выскочил перепуганный гвардеец и, не разбирая дороги, бросился прочь от дома. Его уложили двумя выстрелами в спину. Кувалда жестом руки приказал бойцам двигаться дальше с колонной. Артем, проходя мимо убитого, выстрелил тому в затылок.

Территорию вокруг начинающего гореть дома отделял от соседнего участка высокий забор помятого, изъеденного ржавчиной профлиста. В центре ограждения зияла огромная дыра, сквозь которую мог спокойно пройти взрослый человек. Из соседнего двора слышался шум. Кто-то методично бил чем-то тяжелым в уцелевшую ограду. Металлический лист гулко стонал от ударов, дрожал и ходил ходуном. Кувалда рысью перебежал лужайку и осторожно заглянул в дыру. Возле забора, лицом к ограждению, стоял бегун в камуфляжной форме с гвардейскими нашивками. Сумасшедший, злобно сопя и пуская слюни, со всей силы бился лбом о забор. Кувалда быстро поднял автомат и прицелился. Бегун заметил его, оскалил зубы и шагнул к человеку. Тот сделал один выстрел. Пуля вошла укушенному в самый центр лба и вырвала из затылка кусок кости, запачкав профлист ограждения кровью и мозгами. Командир вернулся к остальным. На ходу он осмотрел убитого на дороге ополченца. Коля Крупко, ему было за тридцать, хороший парень, местный житель и бывший инженер завода «Нафтан». Кто-то из своих уже позаботился о нем, разбил голову молотком. Из милосердия, чтобы мертвец больше никогда не поднялся и ему не пришлось нападать на живых, а потом умирать снова. Кувалда достал из куртки убитого полный автоматный рожок и сунул себе в карман разгрузки.

Волна ходоков на деревенской дороге почти иссякла. Единичные особи пытались нападать на колонну, но их сразу уничтожали. «Мясорубка», почти не стреляя, быстро двигалась вперед. С ее заостренных шипов, с колючек проволоки, капала густая темная кровь. На них висели куски плоти и обрывки одежды. На одном висела насаженная через глазницу человеческая голова. Звуки боя на окраине деревни теперь слышались гораздо ближе. Все реже оттуда доносились выстрелы, все отчетливей были громкие стоны и вытье ходоков. Люди там проигрывали. Мертвецы впереди теперь потеряли всякий интерес к движущейся колонне. Куда больше их привлекала развернувшаяся поблизости бойня. Там пахло кровью и свежей, еще живой едой. Они шли туда. На пятки им наступали ополченцы. Иногда ходоки оглядывались назад и как будто даже удивленно таращились на вооруженных людей. Их прогнившие мозги только в самый последний момент соображали, кто сейчас перед ними. Когда было уже поздно, их настигали пули, ножи, топоры и молотки людей. Они даже не сопротивлялись, когда техника давила их колесами. Один из покойников тащил за рукоятку длинный тяжелый колун, острие которого волочилось по земле. Мертвец оглянулся, безмолвно открыл рот, увидев людей, и ловко занес топор над головой. Чирик, который все еще нес в руках трофейный пулемет, выстрелил ему в лицо. Череп мертвеца взорвался темными брызгами. Безголовое тело с секунду еще стояло на месте с занесенным топором. Затем опустило руки и завалилось на бок.

Отряд вышел на окраину Экимани, где деревня заканчивалась. Дорога делала крутой спуск в низ, а впереди виднелось заброшенное здание бывшей Полоцкой больницы. В стороне от дороги, слева, расположился заросший высокой травой сад, в котором росли старые яблони. Деревья стояли маленькие и скрюченные, уже сбросив листву. Их голые ветки были похожи на костлявые пальцы мертвецов. Среди яблонь копошилась огромная движущаяся волна. Стадо ходоков, намного большее, чем то, что было в самой деревне. Среди него можно было рассмотреть живых людей, маленький отряд гвардейцев, не больше дюжины. Солдаты стояли спиной к спине и со всех стволов отстреливались от наседающих ходоков, которых все прибывало. Они шли из Полоцка, с противоположной стороны дороги, от реки, за которой были видны белые башни Софийского собора.

Отряд перестроился в новый боевой порядок. Техника осталась на дороге, прикрывая пехотинцев от окружения. «Мясорубка» и БТР палили во все стороны, трассирующие пули разрывали сырой осенний воздух. Бойцы выстроились полукругом в стороне. Каждый имел свой сектор обстрела, никто никому не мешал, действовал быстро и слаженно. Отряд работал молча, словно одно целое, как десятки раз до этого. Кувалде даже не пришлось отдавать приказы. Каждый сам нашел свое место. Чирик, звеня пулеметными лентами, установил оружие на сошки возле обочины, лег рядом и теперь посылал короткие очереди вдоль дороги. Абрам и Тема плечом к плечу расстреливали ходоков в саду. Кувалда даже почти не целился, просто стрелял в толпу мертвецов, которые падали с вывороченными мозгами, больше не поднимаясь. Бойцы без остановки метали гранаты, словно соревнуясь друг с другом в дальности бросков. Взрывы расшвыривали тела во все стороны, отрывая конечности, калеча и убивая. Многие ходоки, даже лишившись рук или ног, будучи насквозь прошитыми десятком осколков, все равно силились добраться до людей. Скрученные пальцы тянулись к живым горячим телам, рты жадно открывались, пуская слюни, пустые стеклянные глаза сердито смотрели перед собой.